Данте Алигьери. Божественная комедия. Чистилище. Песнь тринадцатая и четырнадцатая
Литература для школьников
 
 Зарубежная  литература
Данте Алигьери. Жизнь и творчество
 
Данте на фреске виллы Кардуччо Андреа дель Кастаньо (1450, Галерея Уффици)
 
 
Божественная комедия
Содержание
ЧИСТИЛИЩЕ

Песнь первая

Песнь вторая

Песнь третья

Песнь четвёртая

Песнь пятая

Песнь шестая

Песнь седьмая

Песнь восьмая

Песнь девятая

Песнь десятая

Песнь одиннадцатая

Песнь двенадцатая

Песнь тринадцатая

Песнь четырнадцатая

Песнь пятнадцатая

Песнь шестнадцатая

Песнь семнадцатая

Песнь восемнадцатая

Песнь девятнадцатая

Песнь двадцатая

Песнь двадцать первая

Песнь двадцать вторая

Песнь двадцать третья

Песнь двадцать четвертая

Песнь двадцать пятая

Песнь двадцать шестая

Песнь двадцать седьмая

Песнь двадцать восьмая

Песнь двадцать девятая

Песнь тридцатая

Песнь тридцать первая

Песнь тридцать вторая

Песнь тридцать третья

Божественная комедия. Начальная страница первого печатного издания 1472 года.
Источник: Европейская библиотека информации и культуры
 
Встреча Данте с Вергилием и начало их странствия по загробному миру (средневековая миниатюра)
 
 
 
 
 
 
Зарубежная литература
 
Данте Алигьери
(1265—1321)
БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ [1]
(Перевод М. Лозинского)

Ад
Чистилище
Рай


ЧИСТИЛИЩЕ[2]

ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ

Круг второй.— Завистники.— Сапия

1 Мы были на последней из ступеней,
Там, где вторично срезан горный склон,
Ведущий ввысь стезёю очищений;

4 Здесь точно так же кромкой обведён
Обрыв горы, и с первой сходна эта,
Но только выгиб круче закруглён.

7 Дорога здесь резьбою не одета;
Стена откоса и уступ под ней —
Сплошного серокаменного цвета.

10 «Ждать для того, чтоб расспросить людей,—
Сказал Вергилий,— это путь нескорый,
А выбор надо совершить быстрей».

13 Затем, на солнце устремляя взоры,
Недвижным стержнем сделал правый бок,
А левый повернул вокруг опоры.

16 «О милый свет, средь новых мне дорог
К тебе зову,— сказал он.— Помоги нам,
Как должно, чтобы здесь ты нам помог.

19 Тепло и день ты льёшь земным долинам;
И, если нас не иначе ведут,
Вождя мы видим лишь в тебе едином».

22 То, что как милю исчисляют тут,
Мы там прошли, не ощущая дали,
Настолько воля ускоряла труд.

25 А нам навстречу духи пролетали,
Хоть слышно, но невидимо для глаз,
И всех на вечерю любви сзывали.

28 Так первый голос, где-то возле нас,
«Vinum non habent!» — молвил, пролетая,[3]
И вновь за нами повторил не раз.

31 И, прежде чем он скрылся, замирая
За далью, новый голос: «Я Орест!» —[4]
Опять воскликнул, мимо проплывая.

34 Я знал, что мы среди безлюдных мест,
Но чуть спросил: «Чья это речь?», как третий:
«Врагов любите!» — возгласил окрест.

37 И добрый мой наставник: «Выси эти
Бичуют грех завистливых; и вот,
Сама любовь свивает вервья плети.

40 Узда должна звучать наоборот;[5]
Быть может, на пути к стезе прощенья
Тебе до слуха этот звук дойдёт.

43 Но устреми сквозь воздух силу зренья,
И ты увидишь — люди там сидят,
Спиною опираясь о каменья».

46 И я увидел, расширяя взгляд,
Людей, одетых в мантии простые;
Был цвета камня этот их наряд.

49 Приблизясь, я услышал зов к Марии:
«Моли о нас!» Так призван был с мольбой
И Михаил, и Пётр, и все святые.

52 Навряд ли ходит по земле такой
Жестокосердый, кто бы не смутился
Тем, что предстало вскоре предо мной;

55 Когда я с ними рядом очутился
И видеть мог подробно их дела,
Я тяжкой скорбью сквозь глаза излился.

58 Их тело власяница облекла,
Они плечом друг друга подпирают,
А вместе подпирает всех скала.

61 Так нищие слепцы на хлеб сбирают
У церкви, в дни прощения грехов,
И друг на друга голову склоняют,

64 Чтоб всякий пожалеть их был готов,
Подвигнутый не только звуком слова,
Но видом, вопиющим громче слов.

67 И как незримо солнце для слепого,
Так и от этих душ, сидящих там,
Небесный свет себя замкнул сурово:

70 У всех железной нитью по краям
Зашиты веки, как для прирученья
Их зашивают диким ястребам.

73 Я не хотел чинить им огорченья,
Пройдя невидимым и видя их,
И оглянулся, алча наставленья.

76 Вождь понял смысл немых речей моих
И так сказал, не требуя вопроса:
«Спроси, в словах коротких и живых!»

79 Вергилий шел по выступу откоса
Тем краем, где нетрудно, оступясь,
Упасть с неограждённого утёса.

82 С другого края, к скалам прислонясь,
Сидели тени, и по лицам влага
Сквозь страшный шов у них волной лилась.

85 Я начал так, не продолжая шага:
«О вы, чей взор увидит свет высот
И кто другого не желает блага,

88 Да растворится пенистый налёт,
Мрачащий вашу совесть, и сияя,
Над нею память вновь да потечёт!

91 И если есть меж вами мне родная
Латинская душа, я был бы рад
И мог бы ей быть в помощь, это зная».

94 «У нас одна отчизна — вечный град.[6]
Ты разумел — душа, что обитала
Пришелицей в Италии, мой брат».

97 Немного дальше эта речь звучала,
Чем стали я и мудрый мой певец;
В ту сторону подвинувшись сначала,

100 Я меж других увидел, наконец,
Того, кто ждал. Как я его заметил?
Он поднял подбородок, как слепец.

103 «Дух,— я сказал,— чей жребий станет светел!
Откуда ты иль как зовут тебя,
Когда ты тот, кто мне сейчас ответил?»

106 И тень: «Из Сьены я и здесь, скорбя,[7]
Как эти все, что жизнь свою пятнали,
Зову, чтоб Вечный нам явил себя.

109 Не мудрая, хотя меня и звали
Сапия, меньше радовалась я[8]
Своим удачам, чем чужой печали.

112 Сам посуди, правдива ль речь моя
И был ли кто безумен в большей доле,
Уже склонясь к закату бытия.

115 Моих сограждан враг теснил у Колле,[9]
А я молила нашего Творца
О том, что сталось по его же воле.

118 Их одолели, не было бойца,
Что б не бежал; я на разгром глядела
И радости не ведала конца;

121 Настолько, что, лицо подъемля смело,
Вскричала: «Бог теперь не страшен мне!» —
Как чёрный дрозд, чуть только потеплело.

124 У края дней я, в скорбной тишине,
Прибегла к богу; но мой долг ужасный
Ещё на мне бы тяготел вполне,

127 Когда б не вышло так, что сердцем ясный
Пьер Петтинайо мне помог, творя,[10]
По доброте, молитвы о несчастной.

130 Но кто же ты, который, нам даря
Своё вниманье, ходишь, словно зрячий,
Как я сужу, и дышишь, говоря?»

133 И я: «Мой взор замкнётся не иначе,
Чем ваш, но ненадолго, ибо он
Кривился редко при чужой удаче.

136 Гораздо большим ужасом смущён
Мой дух пред мукой нижнего обрыва;
Той ношей я заране пригнетён».[11]

139 «Раз ты там не был,— словно слыша диво,
Сказала тень,— кто дал тебе взойти?»
И я: «Он здесь и внемлет молчаливо.

142 Ещё я жив; лишь волю возвести,
Избранная душа, и я земные,
Тебе служа, готов топтать пути».

145 «О,— тень в ответ,— слова твои такие,
Что, несомненно, богом ты любим;
Так помолись иной раз о Сапии.

148 Прошу тебя всем, сердцу дорогим:
Быть может, ты пройдёшь землёй Тосканы,
Так обо мне скажи моим родным.

151 В том городе все люди обуяны
Любовью к Таламонэ, но успех
Обманет их, как поиски Дианы,

154 И адмиралам будет хуже всех».[12]

ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Круг второй (продолжение)

1 «Кто это кружит здесь, как странник некий,
Хоть смертью он ещё не окрылён,
И подымает и смыкает веки?»

4 «Не знаю, кто; он кем-то приведён;
Спроси, ты ближе; только не сурово,
А ласково, чтобы ответил он».

7 Так, наклонясь один к плечу другого,
Шептались двое, от меня правей;
Потом, подняв лицо, чтоб молвить слово,

10 Один сказал: «Дух, во плоти своей
Идущий к небу из земного края,
Скажи нам и смущение развей:

13 Откуда ты и кто ты, что такая
Тебе награда дивная дана,
Редчайшая, чем всякая иная?»

16 И я: «В Тоскане речка есть одна;
Сбегая с Фальтероны, вьётся смело[13]
И сотой милей не утолена.

19 С тех берегов принёс я это тело;
Сказать моё вам имя — смысла нет,
Оно ещё не много прозвенело».

22 И вопрошавший: «Если в твой ответ
Суждение моё проникнуть властно,
Ты говоришь об Арно». А сосед

25 Ему сказал: «Должно быть, не напрасно
Названья этой речки он избег,
Как будто до того оно ужасно».

28 И тот: «Что думал этот человек,
Не ведаю; но по заслугам надо,
Чтоб это имя сгинуло навек!

31 Вдоль всей реки, оттуда, где громада
Хребта, с которым разлучён Пелор,[14]
Едва ль не толще остального ряда,

34 Дотуда, где опять в морской простор
Спешит вернуться то, что небо сушит,
А реки снова устремляют с гор,

37 Всё доброе, как змея, каждый душит;
Места ли эти под наитьем зла,
Или дурной обычай правду рушит,

40 Но жалкая долина привела
Людей к такой утрате их природы,
Как если бы Цирцея их пасла.[15]

43 Сперва среди дрянной свиной породы,[16]
Что только желудей не жрёт пока,
Она струит свои скупые воды;

46 Затем к дворняжкам держит путь река,
Задорным без какого-либо права,
И нос от них воротит свысока.[17]

49 Спадая вниз и ширясь величаво,
Уже не псов находит, а волков[18]
Проклятая несчастная канава.

52 И, наконец, меж тёмных омутов,
Она к таким лисицам попадает,[19]
Что и хитрец пред ними бестолков.

55 К чему молчать? Пусть всякий мне внимает!
И этому полезно знать вперёд
О том, что мне правдивый дух внушает.

58 Я вижу, как племянник твой идёт[20]
Охотой на волков и как их травит
На побережьях этих злобных вод.

61 Живое мясо на продажу ставит;
Как старый скот, ведёт их на зарез;
Безглавит многих и себя бесславит.

64 Сыт кровью, покидает скорбный лес[21]
Таким, чтоб он в былой красе и силе
Ещё тысячелетье не воскрес».

67 Как тот, кому несчастье возвестили,
В смятении меняется с лица,
Откуда бы невзгоды ни грозили,

70 Так, выслушав пророчество слепца,
Второй, я увидал, поник в печали,
Когда слова воспринял до конца.

73 Речь этого и вид того рождали
Во мне желанье знать, как их зовут;
Мои слова как просьба прозвучали.

76 И тот же дух ответил мне и тут:
«Ты о себе мне не сказал ни звука,
А сам меня зовёшь на этот труд!

79 Но раз ты взыскан богом, в чём порука
То, что ты здесь, отвечу, не тая.
Узнай: я Гвидо, прозванный Дель Дука.

82 Так завистью пылала кровь моя,
Что, если было хорошо другому,
Ты видел бы, как зеленею я.

85 И вот своих семян я жну солому.
О род людской, зачем тебя манит
Лишь то, куда нет доступа второму?

88 А вот Риньер, которым знаменит[22]
Дом Кальболи, где в нисходящем ряде
Никто его достоинств не хранит.

91 И не его лишь кровь теперь в разладе,—[23]
Меж По и Рено, морем и горой,—[24]
С тем, что служило правде и отраде;

94 В пределах этих порослью густой
Теснятся ядовитые растенья,
И вырвать их нет силы никакой.

97 Где Лицио, где Гвидо ди Карпенья?[25]
Пьер Траверсаро и Манарди где?
Увы, романцы, мерзость вырожденья!

100 Болонью Фабро не спасёт в беде,
И не сыскать Фаэнце Бернардина,
Могучий ствол на скромной борозде!

103 Тосканец, слёзы льёт моя кручина,
Когда я Гвидо Прата вспомяну
И доблестного Д’Адзо, Уголина;

106 Тиньозо, шумной братьи старшину,
И Траверсари, живших в блеске славы,
И Анастаджи, громких в старину;

109 Дам, рыцарей, и войны, и забавы,
Во имя благородства и любви,
Там, где теперь такие злые нравы!

112 О Бреттиноро, больше не живи!
Ушёл твой славный род, и с ним в опале
Все, у кого пылала честь в крови.[26]

115 Нет, к счастью, сыновей в Баньякавале;[27]
А Коньо — стыд, и Кастрокаро — стыд,
Плодящим графов, хуже, чем вначале.[28]

118 Когда их демон будет в прах зарыт,[29]
Не станет сыновей и у Пагани,
Но это славы их не обелит.

121 О Уголин де’Фантолин, заране
Твой дом себя от поношенья спас:
Никто не омрачит его преданий![30]

124 Но ты иди, тосканец; мне сейчас
Милей беседы — дать слезам излиться;
Так душу мне измучил мой рассказ!»

127 Мы знали — шаг наш должен доноситься
До этих душ; и, раз молчат они,
Мы на дорогу можем положиться.

130 И вдруг на нас, когда мы шли одни,
Нагрянул голос, мчавшийся вдоль кручи
Быстрей перуна в грозовые дни:

133 «Меня убьёт, кто встретит!» — и, летучий,[31]
Затих вдали, как затихает гром,
Прорвавшийся сквозь оболочку тучи.

136 Едва наш слух успел забыть о нём,
Раздался новый, словно повторённый
Удар грозы, бушующей кругом:

139 «Я тень Аглавры, в камень превращённой!»[32]
И я, правей, а не вперёд ступив,
К наставнику прижался, устрашённый.

142 Уже был воздух снова молчалив.
«Вот жёсткая узда,— сказал Вергилий,—
Чтобы греховный сдерживать порыв.

145 Но вас влечёт наживка, без усилий
На удочку вас ловит супостат,
И проку нет в поводьях и вабиле.[33]

148 Вкруг вас, взывая, небеса кружат,
Где всё, что зримо,— вечно и прекрасно,
А вы на землю устремили взгляд;

151 И вас карает тот, кому всё ясно».

Песнь пятнадцатая >>>

Источник: Данте Алигьери. Божественная комедия. Перевод М.Лозинского. — М.: "Правда", 1982.


1. Да́нте Алигье́ри (1265—1321) — итальянский поэт, мыслитель, богослов, один из основоположников литературного итальянского языка, политический деятель. Создатель «Комедии» (позднее получившей эпитет «Божественной»).
По собственному признанию Данте, толчком к пробуждению в нем поэта явилась трепетная и благородная любовь к дочери друга его отца Фолько Портинари - юной и прекрасной Беатриче. Поэтическим документом этой любви осталась автобиографическая исповедь "Новая Жизнь" ("Vita nuova"), написанная у свежей могилы возлюбленной, скончавшейся в 1290 году.
«Боже́ственная коме́дия» (итал. La Commedia, позже La Divina Commedia) — поэма, написанная Данте Алигьери в период приблизительно с 1308 по 1321 год и дающая наиболее широкий синтез средневековой культуры и онтологию мира. Это настоящая средневековая энциклопедия научных, политических, философских, моральных, богословских знаний.
Поэма делится на три части, или кантики, — «Ад», «Чистилище» и «Рай» — каждая из которых состоит из 33 песен (34 песни в первой части «Ад», как символ дисгармонии). Вся она написана трёхстрочными строфами с особой схемой рифмовки, так называемыми терцинами. (вернуться)

2. Чистилище (лат.) — Пройдя по узкому коридору из центра земли во второе её полушарие, Данте и Вергилий оказываются на поверхности земли. Там, в середине острова, окружённого океаном, возвышается гора в форме усечённого конуса — Чистилище, состоящее, как и Ад, из ряда кругов, сужающихся к вершине горы.
Ангел, охраняющий вход в чистилище, впускает Данте в первый круг чистилища, перед этим начертав мечом на его лбу семь P (Peccatum — грех), символизирующие семь смертных грехов. С прохождением каждого круга исчезает по одной букве; когда, достигнув вершины Чистилища, Данте вступает в расположенный там «земной рай», он уже свободен от начертанных стражем чистилища знаков. Круги последнего населены душами грешников, искупающих свои прегрешения. Здесь очищаются гордецы, принуждённые сгибаться под бременем давящих их спину тяжестей, завистники, гневливые, нерадивые, алчные и пр.
Вергилию, не узнавшему крещения, нет доступа в рай, поэтому он исчезает, доведя Данте до райских врат. (вернуться)

3. «Vinum non habent!» (лат.) — «Вина нет у них!» — слова Марии на браке в Кане Галилейской, пример заботы о других. (вернуться)

4. «Я Орест!» — восклицание Ореста, подоспевшего в тот миг, когда его друг Пилат, назвавшись его именем, хотел принять казнь вместо него. (вернуться)

5. «Плетью» служат примеры любви; «уздой» должны служить примеры наказанной зависти (Ч., XIV, 130–144). (вернуться)

6. Вечный град — небо. (вернуться)

7. Из Сьены я… — Сапия, знатная сьенская дама, тётка Провенцана Сальвани (Ч., XI, 109–142). (вернуться)

8. Не мудрая, хотя меня и звали Сапия... — игра словами: собственное имя Sapia сопоставлено с итальянским прилагательным savia (в староитал. также: sapia), то есть «мудрая». (вернуться)

9. Колле ди Вальдельса — в 1269 г. при Колле ди Вальдельса, где флорентийцы в свой черёд разгромили сьенцев, был взят в плен и обезглавлен провенцан Сальвани, вождь тосканских гибеллинов, стоявший во главе Сьенской республики. Сьенские гвельфы, вернувшись к власти, снесли его дома. См. Ч., XI, 109–113. (вернуться)

10. Пьер Петтинайо — по ремеслу гребенщик, прослывший в Сьене святым. (вернуться)

11. Данте сознаёт, что завистью он грешил куда меньше, нежели гордостью, и предчувствует муку «нижнего обрыва», того, где гордецы «пригнетены ношей». (вернуться)

12. В том городе, то есть в Сьене, все мечтают о приобретении гавани Таламонэ, чтобы получить выход к морю (что и осуществилось в 1303 г.).
Но это предприятие окажется таким же убыточным, как и бесплодные поиски подземной реки Дианы, которую сьенцы старались обнаружить, чтобы обеспечить город водою.
Выражение «адмиралы» толковалось различно:
1) те, что надеялись стать адмиралами сьенского флота;
2) начальники портовых работ, погибшие в Таламонэ от малярии;
3) подрядчики, разорившиеся на этих работах. (вернуться)

13. Фальтерона — горный хребет в Апеннинах. (вернуться)

14. Пелор — то есть мыс Фаро, северо-восточная оконечность Сицилии. (вернуться)

15. Цирцея (греч.— Кирка) — прекрасная волшебница, обращавшая людей в животных.
Когда Улисс, плывя домой из-под Трои, после долгих скитаний пристал к её берегу, она превратила его спутников в свиней, но затем вернула им человеческий образ и, полюбив Улисса, целый год удерживала его у себя (Метам., XIV, 242–440). (вернуться)

16. Свиная порода — обитатели Казентино, в особенности же графы Гвиди, владетели Ромены и Порчано (см. прим. А., XXX, 61–90).
Игра слов: Porciano — porci (свиньи). (вернуться)

17. Дворняжки — аретинцы.
Сначала Арно течёт к югу, но неподалеку от Ареццо круто поворачивает к западу, словно презрительно «воротит нос». (вернуться)

18. Волки — флорентийцы. (вернуться)

19. Лисицы — пизанцы. (вернуться)

20. Говорящий, романец Гвидо дель Дука (ст. 81), из равеннского рода Онести, гибеллин (ум. в середине XIII в.), предсказывает своему собеседнику и земляку Риньери да Ка́льболи (ст. 88–89) злодеяния его племянника Фульчери да Ка́льболи, который, по приглашению партии Чёрных, займет в 1303 г. должность подеста́ во Флоренции и подвергнет жестоким пыткам и казням оставшихся в городе Белых и гибеллинов. (вернуться)

21. Скорбный лес — Флоренция. (вернуться)

22. А вот Риньер — романец Риньери да Ка́льболи, из Форли́, представитель знатного гвельфского рода (умер в 1296 г.). (вернуться)

23. Кровь — то есть потомство. (вернуться)

24. Меж По и Рено, морем и горой — то есть в Романье. (вернуться)

25. Гвидо перечисляет романцев прежнего времени, которых он считает образцами доблести. (вернуться)

26. Бреттиноро (Бертиноро) — городок между Форли́ и Чезеной.
Его покинул славный род Манарди, владевший им. (вернуться)

27. Баньякаваль — замок графов Мальвичини, мужское потомство которых пресеклось. (вернуться)

28. В замках Коньо и Кастрокаро жили свои владетельные графы. (вернуться)

29. Демон — Магинардо Пагани, прозванный «демоном».
Магинардо Пагани да Сузинана, имеющий в гербе лазоревого льва в белом поле и беспрестанно меняющий своих политических друзей, умер в 1302 г. (А., XXVII, 49–51). (вернуться)

30. Уголин де’Фантолин — род которого пресёкся. (вернуться)

31. «Меня убьёт, кто встретит!» — слова Каина богу, проклявшему его за то, что из зависти он убил Авеля (Библия). (вернуться)

32. «Я тень Аглавры…» — Аглавра завидовала своей сестре Герсе, которую любил бог Гермес, и тот превратил её в камень (Метам., II, 708–832). (вернуться)

33. Смысл: «Нет пользы ни в поводьях (в сдерживающих примерах наказанного греха), ни в вабиле (в заманчивых примерах награждённой добродетели)».Смысл: «Нет пользы ни в поводьях (в сдерживающих примерах наказанного греха), ни в вабиле (в заманчивых примерах награждённой добродетели)». Вабило — см. прим. А., XVII, 128. Вабило — (от глагола вабить — манить) — два скрепленных вместе птичьих крыла, которые сокольничий кружит на веревке у себя над головой, приманивая сокола назад (А., XVII, 128). (вернуться)

 
Пия де Толомеи – дама родом из Сиены, предположительно жившая в XIII веке и убитая своим мужем.
...То вспомни также обо мне, о Пии!
Я в Сьене жизнь, в Маремме смерть нашла...

Иллюстрации Гюстава Доре ко 2-й части «Божественной комедии». Purgatory (Чистилище), 1868 год.
В 1855 году Гюстав Доре (1832-1883) начинает работу над серией иллюстраций к «Божественной комедии» Данте Алигьери, открыв тем самым грандиозный творческий проект «Шедевры литературы».



 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Литература для школьников
 
Яндекс.Метрика