РЫЦАРЬ НА ЧАС
Н. А. Некрасов[
2]
Если пасмурен день, если ночь не светла,
Если ветер осенний бушует,
Над душой воцаряется мгла,
Ум, бездействуя, вяло тоскует.
Только сном и возможно помочь,
Но, к несчастью, не всякому спится…
Слава богу! морозная ночь —
Я сегодня не буду томиться.
По широкому полю иду,
Раздаются шаги мои звонко,
Разбудил я гусей на пруду,
Я со стога спугнул ястребенка.
Как он вздрогнул! как крылья развил!
Как взмахнул ими сильно и плавно!
Долго, долго за ним я следил,
Я невольно сказал ему: славно!
Чу! стучит проезжающий воз,
Деготком потянуло с дороги…
Обоняние тонко в мороз,
Мысли свежи, выносливы ноги.
Отдаёшься невольно во власть
Окружающей бодрой природы;
Сила юности, мужество, страсть
И великое чувство свободы
Наполняют ожившую грудь;
Жаждой тела душа закипает,
Вспоминается пройденный путь,
Совесть песню свою запевает…
Я советую гнать ее прочь —
Будет время ещё сосчитаться!
В эту тихую, лунную ночь
Созерцанию должно предаться.
Даль глубоко прозрачна, чиста,
Месяц полный плывет над дубровой,
И господствуют в небе цвета
Голубой, беловатый, лиловый.
Воды ярко блестят средь полей,
А земля прихотливо одета
В волны белого лунного света
И узорчатых, странных теней.
От больших очертаний картины
До тончайших сетей паутины,
Что по воздуху тихо плывут,—
Всё отчетливо видно: далече
Протянулися полосы гречи,
Красной лентой по скату бегут;
Замыкающий сонные нивы,
Лес сквозит, весь усыпан листвой;
Чудны красок его переливы
Под играющей, ясной луной;
Дуб ли пасмурный, клен ли весёлый —
В нем легко отличишь издали;
Грудью к северу, ворон тяжёлый —
Видишь — дремлет на старой ели!
Всё, чем может порадовать сына
Поздней осенью родина-мать:
Зеленеющей озими гладь,
Подо льном — золотая долина,
Посреди освещенных лугов
60 Величавое войско стогов —
Всё доступно довольному взору…
Не сожмется мучительно грудь,
Если б даже пришлось в эту пору
На родную деревню взглянуть:
Не видна ее бедность нагая!
Запаслася скирдами, родная,
Окружилася ими она
И стоит, словно полная чаша.
Пожелай ей покойного сна —
Утомилась, кормилица наша!..
Спи, кто может,— я спать не могу,
Я стою потихоньку, без шуму
На покрытом стогами лугу
И невольную думаю думу.
Не умел я с тобой совладать,
Не осилил я думы жестокой…
В эту ночь я хотел бы рыдать
На могиле далекой,
Где лежит моя бедная мать…
В стороне от больших городов,
Посреди бесконечных лугов,
За селом, на горе невысокой,
Вся бела, вся видна при луне,
Церковь старая чудится мне,
И на белой церковной стене
Отражается крест одинокий.
Да! я вижу тебя, божий дом!
Вижу надписи вдоль по карнизу
И апостола Павла с мечом,
Облаченного в светлую ризу.
Поднимается сторож-старик
На свою колокольню-руину,
На тени он громадно велик:
Пополам пересек всю равнину.
Поднимись!— и медлительно бей,
Чтобы слышалось долго гуденье!
В тишине деревенских ночей
Этих звуков властительно пенье:
Если есть в околодке больной,
Он при них встрепенётся душой
И, считая внимательно звуки,
Позабудет на миг свои муки;
Одинокий ли путник ночной
Их заслышит — бодрее шагает;
Их заботливый пахарь считает
И, крестом осенясь в полусне,
Просит бога о ведреном дне.
Звук за звуком гудя прокатился,
Насчитал я двенадцать часов.
С колокольни старик возвратился,
Слышу шум его звонких шагов,
Вижу тень его; сел на ступени,
Дремлет, голову свесив в колени,
Он в мохнатую шапку одет,
В балахоне убогом и темном…
Всё, чего не видал столько лет,
От чего я пространством огромным
Отделен,— всё живет предо мной,
Всё так ярко рисуется взору,
Что не верится мне в эту пору,
Чтоб не мог увидать я и той,
Чья душа здесь незримо витает,
Кто под этим крестом почивает…
Повидайся со мною, родимая!
Появись легкой тенью на миг!
Всю ты жизнь прожила нелюбимая,
Всю ты жизнь прожила для других.
С головой, бурям жизни открытою,
Весь свой век под грозою сердитою
Простояла ты,— грудью своей
Защищая любимых детей.
И гроза над тобой разразилася!
Ты, не дрогнув, удар приняла,
За врагов, умирая, молилася,
На детей милость бога звала.
Неужели за годы страдания
Тот, кто столько тобою был чтим,
Не пошлет тебе радость свидания
С погибающим сыном твоим?..
Я кручину мою многолетнюю
На родимую грудь изолью,
Я тебе мою песню последнюю,
Мою горькую песню спою.
О прости! то не песнь утешения,
Я заставлю страдать тебя вновь,
Но я гибну — и ради спасения
Я твою призываю любовь!
Я пою тебе песнь покаяния,
Чтобы кроткие очи твои
Смыли жаркой слезою страдания
Все позорные пятна мои!
Чтоб ту силу свободную, гордую,
Что в мою заложила ты грудь,
Укрепила ты волею твердою
И на правый поставила путь…
Треволненья мирского далекая,
С неземным выраженьем в очах,
Русокудрая, голубоокая,
С тихой грустью на бледных устах,
Под грозой величаво-безгласная —
Молода умерла ты, прекрасная,
И такой же явилась ты мне
При волшебно светящей луне.
Да! я вижу тебя, бледнолицую,
И на суд твой себя отдаю.
Не робеть перед правдой-царицею
Научила ты Музу мою:
Мне не страшны друзей сожаления,
Не обидно врагов торжество,
Изреки только слово прощения,
Ты, чистейшей любви божество!
Что враги? пусть клевещут язвительней.
Я пощады у них не прошу,
Не придумать им казни мучительней
Той, которую в сердце ношу!
Что друзья? Наши силы неровные,
Я ни в чём середины не знал,
Что обходят они, хладнокровные,
Я на всё безрассудно дерзал,
Я не думал, что молодость шумная,
Что надменная сила пройдет —
И влекла меня жажда безумная,
Жажда жизни — вперед и вперед!
Увлекаем бесславною битвою,
Сколько раз я над бездной стоял,
Поднимался твоею молитвою,
Снова падал — и вовсе упал!..
Выводи на дорогу тернистую!
Разучился ходить я по ней,
Погрузился я в тину нечистую
Мелких помыслов, мелких страстей.
От ликующих, праздно болтающих,
Обагряющих руки в крови
Уведи меня в стан погибающих
За великое дело любви!
Тот, чья жизнь бесполезно разбилася,
Может смертью еще доказать,
Что в нем сердце неробкое билося,
Что умел он любить…
.................
(Утром, в постели)
О мечты! о волшебная власть
Возвышающей душу природы!
Пламя юности, мужество, страсть
И великое чувство свободы —
Всё в душе угнетенной моей
Пробудилось… но где же ты, сила?
Я проснулся ребенка слабей.
Знаю: день проваляюсь уныло,
Ночью буду микстуру глотать,
И пугать меня будет могила,
Где лежит моя бедная мать.
Всё, что в сердце кипело, боролось,
Всё луч бледного утра спугнул,
И насмешливый внутренний голос
Злую песню свою затянул:
«Покорись, о ничтожное племя!
Неизбежной и горькой судьбе,
Захватило вас трудное время
Неготовыми к трудной борьбе.
Вы еще не в могиле, вы живы,
Но для дела вы мертвы давно,
Суждены вам благие порывы,
Но свершить ничего не дано…»
1862
Источник: Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем в 15 томах. — Л.: «Наука», Ленинградское отделение, 1981. — Т. 2. Стихотворения 1855—1866 гг.
(
вернуться к уроку)
Блажен незлобивый поэт…
Н. А. Некрасов[
3]
Блажен незлобивый поэт,
В ком мало желчи, много чувства:
Ему так искренен привет
Друзей спокойного искусства;
Ему сочувствие в толпе,
Как ропот волн, ласкает ухо;
Он чужд сомнения в себе —
Сей пытки творческого духа;
Любя беспечность и покой,
Гнушаясь дерзкою сатирой,
Он прочно властвует толпой
С своей миролюбивой лирой.
Дивясь великому уму,
Его не гонят, не злословят,
И современники ему
При жизни памятник готовят…
Но нет пощады у судьбы
Тому, чей благородный гений
Стал обличителем толпы,
Ее страстей и заблуждений.
Питая ненавистью грудь,
Уста вооружив сатирой,
Проходит он тернистый путь
С своей карающею лирой.
Его преследуют хулы:
Он ловит звуки одобренья
Не в сладком ропоте хвалы,
А в диких криках озлобленья.
И веря и не веря вновь
Мечте высокого призванья,
Он проповедует любовь
Враждебным словом отрицанья, —
И каждый звук его речей
Плодит ему врагов суровых,
И умных и пустых людей,
Равно клеймить его готовых.
Со всех сторон его клянут
И, только труп его увидя,
Как много сделал он, поймут,
И как любил он — ненавидя!
1852
Источник: Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем в 15 томах. — Л.: «Наука», Ленинградское отделение, 1981. — Т. 1. Стихотворения 1838—1855 гг.
(
вернуться к уроку)
Умру я скоро. Жалкое наследство…
Н. А. Некрасов[
4]
Посвящается неизвестному
другу, приславшему мне стихотворение
"Не может быть"
Умру я скоро. Жалкое наследство,
О родина! оставлю я тебе.
Под гнетом роковым провел я детство
И молодость - в мучительной борьбе.
Недолгая нас буря укрепляет,
Хоть ею мы мгновенно смущены,
Но долгая - навеки поселяет
В душе привычки робкой тишины.
На мне года гнетущих впечатлений
Оставили неизгладимый след.
Как мало знал свободных вдохновений,
О родина! печальный твой поэт!
Каких преград не встретил мимоходом
С своей угрюмой музой на пути?..
За каплю крови, общую с народом,
И малый труд в заслугу мне сочти!
Не торговал я лирой, но, бывало,
Когда грозил неумолимый рок,
У лиры звук неверный исторгала
Моя рука.. Давно я одинок;
Вначале шел я с дружною семьею,
Но где они, друзья мои, теперь?
Одни давно рассталися со мною,
Перед другими сам я запер дверь;
Те жребием постигнуты жестоким,[
5]
А те прешли уже земной предел...
За то, что я остался одиноким,
Что я ни в ком опоры не имел,
Что я, друзей теряя с каждым годом,
Встречал врагов всё больше на пути -
За каплю крови, общую с народом,
Прости меня, о родина! прости!
Я призван был воспеть твои страданья,
Терпеньем изумляющий народ!
И бросить хоть единый луч сознанья
На путь, которым бог тебя ведет,
Но, жизнь любя, к ее минутным благам
Прикованный привычкой и средой,
Я к цели шел колеблющимся шагом,
Я для нее не жертвовал собой,
И песнь моя бесследно пролетела,
И до народа не дошла она,
Одна любовь сказаться в ней успела
К тебе, моя родная сторона!
За то, что я, черствея с каждым годом,
Ее умел в душе моей спасти,
За каплю крови, общую с народом,
Мои вины, о родина! прости!..
26-27 февраля 1867
Источник: Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в 15-ти томах. — Л.: Наука, 1982. — Т. 3.
(
вернуться к уроку)
1. Источник: Литература. 10 класс. Г. Фефилова. — М.: АСТ, 2016. — 445 с. (
вернуться)
2. Рыцарь на час – стихотворение впервые опубликовано: С, 1863, N 1-2, с. 209-214.
В собрание сочинений впервые включено: Ст 1864, ч. 3. Перепечатывалось в 3-й части всех последующих прижизненных изданий "Стихотворений".
Время работы Некрасова над "Рыцарем на час" устанавливается по дате фрагмента ранней редакции (май 1862 г.) и отдельным деталям поздней редакции, указывающим
на непосредственные впечатления от пребывания поэта в Грешневе и Абакумцеве (осень 1862 г.). Вероятно, теми же сомнениями и раздумьями, что и взволнованная
исповедь поэта в "Рыцаре на час", было наполнено не дошедшее до нас письмо Некрасова к Добролюбову, который в ответном письме от 24 августа (4 сентября) 1860 г.
призывал поэта преодолеть его временную депрессию, "... принесли мне письмо Ваше, - пишет критик, - я, разумеется, газету бросил и стал его читать. И подумал
я: вот человек - темперамент у него горячий, храбрости довольно, воля твердая, умом не обижен, здоровье от природы богатырское, и всю жизнь томится желанием
какого-то дела, честного, хорошего дела... Только бы и быть ему Гарибальди в своем месте". Далее, как бы предвещая появление "Рыцаря на час", Добролюбов
полемизирует с его будущим героем и его "внутренним голосом": "... никто не в состоянии помешать делу таланта и мысли. А мысль у нас должна же прийти и к
делу, и нет ни малейшего сомнения, что, несмотря ни на что, мы увидим, как она придет <...> Я только напираю на то, что еще в сорок лет не имеет права
считать себя отжившим и неспособным тот, кто еще в эти годы умеет влюбляться и мечтать о сердечном обновлении" (Добролюбов, т. IX, с. 439-441).
"Рыцарь на час" получил чрезвычайно широкую популярность среди современников. В этом произведении нашли выражение душевные переживания целого поколения,
жаждущего деятельности, но не находящего в себе сил и мужества полностью отдать себя народному делу. Исповедь Некрасова перед тенью своей матери
воспринималась как исповедь перед родиной, к ней обращается поэт со страстным призывом дать ему силы выйти на широкую дорогу самоотверженной борьбы за
счастье народа. Как свидетельствуют современники, сам Некрасов читал свое стихотворение, всегда волнуясь и "со слезами в голосе" (Ковалевский П. М. Стихи
и воспоминания. Пг., 1912, с. 279). (
вернуться)
3. «Блажен незлобивый поэт…» — дата создания: 1852, опубл.: 1852. Стихотворение о сложном
противоречии между поэтическим призванием и общественным долгом.
Это стихотворение Н. А. Некрасова — один из первых откликов поэта на проблемы писательского труда. Оно написано на смерть Гоголя, случившуюся 21 февраля 1852 года, и
направлено против теории «искусства для искусства». Некрасов трактует Гоголя как писателя-обличителя, который «любил — ненавидя», и провозглашает этим
«гоголевское направление» в литературе 50-х годов.
В 1855 году Н. Чернышевский в статье «Очерки гоголевского периода» напишет: «Никогда „незлобивый поэт“ не может иметь таких страстных почитателей, как
тот, кто, подобно Гоголю, „питая грудь ненавистью“ ко всему низкому, пошлому и пагубному, „враждебным словом отрицанья“ против всего гнусного „проповедует любовь“
к добру и правде».
Под влиянием этого стихотворения И. С. Тургенев, как он сам признался в письме Феоктистову от 26 февраля 1852 года, написал свой знаменитый некролог
на смерть Гоголя, послуживший причиной его ареста и ссылки. (
вернуться)
4. Умру я скоро. Жалкое наследство... – впервые опубликовано и включено в собрание
сочинений: Ст 1869, ч. 4, с. 224--226, с датой: "1867" (перепечатано: Ст 1873, т. II, ч. 4).
Автограф с полным текстом не найден. Лист наборной рукописи с десятью последними стихами (39-48) - ГБЛ, ф. 195, п. 7591. Рукопись чернилами, без правки,
редакция совпадает с печатной. Текст перечеркнут крест-накрест, обведен рамкой, слева на полях помечено: "Чисто". Под текстом дата: "26-27 февр.".
Сверху заголовок и приписка, вероятно, для наборщика издания Ст 1869, ч. 4: "Неизвестному другу. Пропуск на 224-ю стр.". На остальной части страницы и
на обороте автограф стихотворения "Еще тройка".
В 1866 г. Некрасов получил письмо со стихотворным обращением к нему, вызванным ложными слухами о поэте и подписанным: "Неизвестный друг" (хранится в
собрании М. М. Гина; под текстом помета рукой Некрасова: "Получил 3 марта 1866"):
НЕ МОЖЕТ БЫТЬ
(Н. А. Некрасову)
Мне говорят: твой чудный голос - ложь;
Прельщаешь ты притворною слезою
И словом лишь к добру толпу влечешь,
А сам, как змей, смеешься над толпою.
Но их речам меня не убедить:
Иное мне твой взгляд сказал невольно.
Поверить им мне было б горько, больно...
Не может быть!
Мне говорят, что ты душой суров,
Что лишь в словах твоих есть чувства пламень,
Что ты жесток, что стих твой весь любовь,
А сердце холодно, как камень!
Но отчего ж весь мир сильней любить
Мне хочется, стихи твои читая?
И в них обман, а не душа живая?..
Не может быть!
Но если прав ужасный приговор?..
Скажи же мне, наш гений, гордость наша,
Ужель сулит потомства строгий взор
За дело здесь тебе проклятья чашу?
Ужель толпе дано тебя язвить,
Когда весь свет твоей дивится славе,
И мы сказать в лицо молве не вправе -
Не может быть!?
Скажи, скажи, ужель клеймо стыда
Ты положил над жизнию своею?
Твои слова и я приму тогда
И с верою расстанусь я моею.
Но нет! И им ее не истребить!
В твои глаза смотря с немым волненьем,
Я повторю с глубоким убежденьем:
Не может быть!
Автором стихотворения была поэтесса и переводчица О. П. Маркова-Павлова (1832-1896) (см.: Клочкова Л. П. Об авторе стихотворения "Не может быть".
- Некр. сб., II, с. 501-507). Первым откликом Некрасова на стихотворение был набросок "Чего же вы хотели б от меня", написанный поэтом на тетрадном листке
со стихотворением О. П. Павловой (см.: Гин М. М. Проблема долга перед народом в поэзии Н. А. Некрасова. - РЛ, 1961, No 2, с. 55-56).
"Умру я скоро. Жалкое наследство...", написанное почти через год, адресовано не только "Неизвестному другу", но и всем тем, кто обрушился на поэта с
обвинениями в отступничестве в связи с мадригалом Муравьеву (см. комментарий к стихотворению "Ликует враг, молчит в недоуменье..." - наст. изд., т. II,
с. 429-430, и "Медвежьей охоте" - выше, с. 393 (. По содержанию и силе лирического чувства близко примыкает к стихотворениям "Рыцарь на час" (1862)
и "Зачем меня на части рвете..." (1867).
Готовя перед смертью новое издание своих стихотворений, Некрасов сделал к этому произведению примечание: "Не выдуманный друг, но точно неизвестный мне <...>.
Где-нибудь в бумагах найдете эту пьесу, превосходную по стиху. Ее следует поместить в примечании" (Ст 1879, т. IV, с. LXXIII).
Как сообщает К. И. Чуковский, Ю. Н. Тынянов считал, что в комментируемом произведении отразилось стихотворение Беранже "Adieu", известное русскому читателю
по переводам В. С. Курочкина и М. Л. Михайлова. В переводе А. А. Фета оно печаталось в некрасовском "Современнике" (1858, No 1, с. 38). Однако для этого
сближения нет серьезных оснований, поскольку у Беранже отсутствует мотив вины, лежащий в основе некрасовского стихотворения.
Стихотворение было неприязненно встречено критикой (см. отзывы М. А. Антоновича в журнале "Космос", 1869, No 4, с. 35--36;
Н. Н. Страхова в журнале "Заря", 1869, No 5, с. 164-167; С. С. Пашкова в журнале "Дело", 1875, No 2, с. 13-14, 1878, No 3, с. 311-312) и вызвало
сочувственные поэтические отклики (см.: "Н. А. Некрасову" - Н, 1877, No 5; "О Н. А. Некрасове" Я. П. Полонского - помещено в разделе "Стихотворения
1870-1875 гг." в изд.: Полонский Я. П. Поли. собр. стихотворений в 5-ти т., т. II. СПб., 1896, с. 71). (
вернуться)
5. Те жребием постигнуты жестоким... – очевидно, намек на Н. Г. Чернышевского (Некр.
сб., II, с. 97). (
вернуться)
