АНТОН ПАВЛОВИЧ ЧЕХОВ
(1860–1904)
Антон Павлович Чехов принадлежит к художникам мирового масштаба, к самым читаемым рассказчикам и самым популярным драматургам. Про Чехова не скажешь, что его
первые рассказы не предвещали будущего великого писателя. Предвещали! — ибо великое дарование Чехова проявилось сразу: уже в ранних рассказах чувствовались
глубина, зоркая наблюдательность, зрелость ума, сочетание юмора и драматизма, за которым норой чувствовался трагизм.
Родился Чехов в Таганроге. Его дед по отцу был крепостным, но сумел выкупить себя на волю вместе с семьей и стал управляющим имением. Некоторые черты деда
Чехов использовал в работе над образом Фирса в «Вишневом саде». Мальчиком Чехов ездил к деду через приазовские степи, и эти поездки отразились в его рассказах
и в повести «Степь».
Отец Чехова владел в Таганроге бакалейной лавкой. В нем жило стремление «выйти в люди», но вести дела он не умел и не отличался практичностью. К домашним
относился строго, даже деспотично, нередко в ход пускались розги. Однако в отце были и привлекательные черты: природа не лишила его художественной одаренности.
Кроме Антона Павловича, в семье росли еще четыре сына и дочь. Чехов и его братья помогали отцу в торговле и пели в устроенном им церковном хоре.
Мать Чехова также была внучкой крепостного крестьянина, но отличалась от отца кротким нравом, сердечностью и мягкостью характера. «Талант в нас,— говорил
впоследствии Чехов,— со стороны отца, а душа со стороны матери». Дети действительно проявляли способности к искусствам. Среди детских впечатлений, навсегда
запомнившихся Антону Павловичу (купание в море, рыбалка, ранняя весна на Дону, ловля щеглов), были домашние представления, сценки, импровизации, которые он
разыгрывал с братьями.
Учился Чехов сначала в греческой школе, затем в классической гимназии. Ни то ни другое учебное заведение не оставило в нем сильных переживаний. Неизмеримо
большую роль в жизни писателя сыграли театр и библиотека. В 13 лет Чехов стал постоянным посетителем галерки местного театра. Разнообразные спектакли ставили
и Таганрогский театр, и приезжие труппы, часто весьма знаменитые. Чехов смог увидеть пьесы Шекспира и современных драматургов. Тогда классический репертуар
игрался вперемежку с душещипательными мелодрамами и развлекательными водевилями.
Не меньшее значение имела и библиотека. В круг чтения Чехова входили русские и мировые классики (будущий писатель прочитал Сервантеса и Тургенева, Гюго и Гончарова).
Не забудем, что курс гимназии предполагал чтение и изучение многих произведений — от Ломоносова до Пушкина, Лермонтова и Гоголя. Конечно, молодежь интересовалась
и современной литературой.
В то время когда учился Чехов, были живы Некрасов и Фет, Тютчев и Островский, Достоевский и Л. Толстой — словом, многие писатели, составившие славу России. Чехова,
как и его сверстников, привлекала не одна лишь серьезная литература, но и легкая юмористика, печатавшаяся во множестве журналов и сборников.
Юноша Чехов не ограничивался чтением художественной литературы, он знакомился с научными и философскими сочинениями, штудировал произведения естествоиспытателя
Гумбольдта, философа Бокля. В облике молодого Чехова много сходства с тургеневским разночинцем Базаровым, который тоже увлекался естественными науками, любил
философствовать. Но в отличие от героя «Отцов и детей» Чехов не отвергал литературу и искусство.
Чехову было 16 лет, когда отец разорился и вынужден был бежать от долгов в Москву. Туда с младшими детьми переехала и мать. Антон Павлович остался в Таганроге и,
чтобы закончить гимназию, давал частные уроки. Из получаемых денег часть он отсылал в Москву. В гимназии он выпускал рукописный журнал «Заика». Его опыты
известны лишь по названиям. Однако столичные журналы стали получать его юмористические рассказики, подписанные разнообразными псевдонимами. Из ранних произведений
известна драма «Безотцовщина», не дошли до нас комедии «Нашла коса на камень» и «Недаром курица пела».
Окончив гимназию, Чехов поступил в 1879 году на медицинский факультет Московского университета. По приезде в Москву на него легли заботы о семействе. Чехова
спасают литературные заработки. Он рассчитывал на свою пьесу «Безотцовщина» (другие названия — «Пьеса без названия», «Платонов»), которую послал знаменитой
актрисе Малого театра М. Н. Ермоловой, но та, вряд ли прочитав пьесу, возвратила ее. Театральная дорога в искусство была временно закрыта, но открылся новый путь
— в русскую юмористику, в журналы и газеты, где публиковались короткие и смешные рассказы.
Первые рассказы Чехова — «Письмо к ученому соседу», «Что чаще всего встречается в романах, повестях и т. п.?» — были опубликованы в журнале «Стрекоза».
С этого времени Чехов причисляет себя к «завсегдатаям юмористических журналов», «пишущих по смешной части». Он и подписывается комическими псевдонимами
(«Антоша Чехонте», «Человек без селезенки», «Брат моего брата» и др.).
Однако комизм не единственная сторона чеховского таланта. Во-первых, рядом с юмористическими рассказами он публикует опыты в психологическом («Цветы запоздалые»,
«Живой товар»), в социально-психологическом («Барыня») и в сатирическом («За яблочки») роде. Во-вторых, сфера его наблюдений достаточно широка — жизнь
интеллигентов, артистов, крестьян. В-третьих, комизм, оставаясь основной стихией раннего творчества, все-таки соприкасается с драматическими моментами
действительности. И наконец, в-четвертых, юмор направлен не только на жизнь, но и на литературу, на ее сюжеты, стилистику, на ее содержание и форму.
Чехов отталкивается от привычных штампов, пародирует (пародия — своеобразная школа молодого автора), постигая различные формы, усваивает их и творит
себя как оригинального и большого писателя.
В конце 1882 года Чехов становится сотрудником петербургского журнала «Осколки», где было опубликовано множество его превосходных рассказов («Дочь Альбиона»,
«Жалобная книга» и др.). В ряде рассказов («Двое в одном», «На гвозде», «Рассказ, которому трудно подобрать название», «Сущая правда» и др.) была развернута
и переосмыслена тема «маленького человека». Она завершилась двумя чеховскими шедеврами — «Толстый и тонкий» и «Смерть чиновника».
В 1884 году Чехов закончил университет и стал работать врачом в Воскресенске, Звенигороде. Он не только лечил больных, но и ездил на вскрытия, выступал экспертом
в суде. Летние месяцы он проводил под Москвой. Круг его знакомых резко возрос здесь и видные художники (И. И. Левитан), и литераторы.
В 1886 году он выпускает сборник «Пестрые рассказы», в следующем — «Невинные речи». К тому времени Чехов был уже крупным писателем, автором таких значительных
произведений, как «Злоумышленник», «Хамелеон», «Хирургия», «Канитель», «Экзамен на чин», «Лошадиная фамилия», «Егерь», «Унтер Пришибеев», «Тоска», «Ванька»,
«Мальчики» и других. В 1880-е годы будут написаны «Каштанка», «Спать хочется», «Княгиня». Его талант крепнет год от года.
В ту же пору (в 1885—1887 годы) окончательно определились основной герой рассказов Чехова — средний человек из самых разных социальных слоев и групп и
объект изображения — обыденная, повседневная жизнь. В герое Чехова нет ничего странного, выделяющего его среди других, ему свойственны качества всех, у него
те же достоинства, что у большинства, и те же недостатки, те же иллюзии. Он совершает те же ошибки и переживает те же неудачи, что и большинство людей.
Чехов пристально следит за массовым сознанием и стремится понять сдвиги, которые происходят в нем и в обществе.
Во второй половине 1887 года он приступает к пьесе «Иванов», годом позже к сочинению водевилей «Медведь», «Предложение» (другие водевили — «Свадьба», «Юбилей»
— написаны в начале 1890-х годов).
Итоговые для этого периода творчества сборники «Пестрые рассказы» и «Невинные речи» включили наиболее значительные произведения Чехова, написанные до 1886 —1887
годов. Просматривая сочинения Чехова за эти годы, легко установить, что в творчестве писателя произошли существенные перемены. Антоша Чехонте превратился
в Антона Павловича Чехова. Комические рассказы постепенно вытеснялись серьезными, число которых все более увеличивалось. Кроме того, в целом ряде рассказов
эстетическое движение совершалось от комического к драматическому и трагическому. Примерами могут служить многие рассказы. Сочетание смешного и драматического
характерно и для одного из лучших рассказов, написанных в это время,—
«Тоска».
В 1887 году Чехов выпустил сборник «В сумерках», затем «Рассказы» и в 1890 году «Хмурые люди». В это время писатель сближается с А. Н. Плещеевым,
Н. К. Михайловским, Г. И. Успенским, В. Г. Короленко, П. И. Чайковским. 1887 год становится поворотным на его писательском пути.
С появлением в 1888 году повести «Степь», напечатанной в «толстом» журнале, открывается новый период чеховского творчества. Тогда складывается и основной
его принцип — максимум объективности, минимум собственных рассуждений и комментариев, повествование предполагается «строить в тоне и духе героя». Это значит,
что мир рисуется не от лица писателя и не вообще от какого-либо третьего лица, а от лица персонажа, в субъективном восприятии конкретного сознания (автор
отделен от героя).
Авторская позиция в таком повествовании не выходит наружу: автор не произносит проповеди, не усовещивает героев, не декларирует свои взгляды. Жизненные
ошибки выявляются в ходе сюжета через логику судеб героев, через иронию действительности. Чехов стремится к тому, чтобы в повествовании говорила сама жизнь
без видимого, непосредственного и открытого вмешательства автора-творца. Кроме того, автор не дает каких-либо решений, каких-либо рецептов по части правильных
наставлений героям. Он лишает их рекомендаций о том, как им поступать и действовать. Авторская позиция становится, однако, ясной по мере того, правильно или
неправильно ставят и решают герои вопросы жизни.
С 1888 года произведения Чехова становятся все более проблемными и все более обобщенными. Вскоре им была написана одна из самых глубоких повестей — «Скучная
история». В это время к Чехову пришел прочный читательский успех, и он был признан самым талантливым из числа молодых русских писателей (годом раньше Академия
наук присудила ему Пушкинскую премию).
В расцвете творческих сил, желая лучше узнать Россию и покончить с иллюзиями, бытовавшими в образованном обществе, Чехов отважился на длительное и трудное
путешествие. В 1890 году он решил ехать на Сахалин. Поездка на Сахалин не прошла, однако, бесследно для здоровья писателя, обострив туберкулезный процесс.
В Европейскую Россию он возвратился кружным путем — через Индийский океан, остров Цейлон, Красное море. По следам сахалинской поездки в 1894 году Чехов
выпустил книгу «Остров Сахалин», в которой вину за ужасы каторжного острова возложил на всю Россию. Па следующий год (1891) писатель предпринял путешествие в
Европу и посетил Австрию, Италию и Францию. По возвращении в Россию он участвовал в помощи голодающим крестьянам Воронежской губернии. Общественную деятельность
он продолжил и в подмосковном имении Мелихово, где поселился весной 1892 года.
В Мелихове писатель открывает медицинский пункт, лечит крестьян от холеры, строит школу. В 1890-е годы Чехов пишет и публикует такие крупные рассказы и повести,
как «Гусев», «Бабы», «Попрыгунья», «В ссылке», «Володя большой и Володя маленький», «Рассказ неизвестного человека», «Убийство», «Дуэль», «Палата № 6»,
«Учитель словесности», «Анна на шее», «Жена», «Скрипка Ротшильда», «Студент», «Три года», «Ариадна», «Ионыч», «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви»,
«Мужики», «Новая дача», «Дом с мезонином», «Моя жизнь», «Случай из практики», «Дама с собачкой», драматические сочинения «Чайка» и «Дядя Ваня».
Главная тема Чехова — разоблачение иллюзий, смешных претензий, будто жизнь можно заключить в какой-то футляр, ложных представлений, убивающих живое чувство,
власти насилия, всего того, что превращает человека в раба, лишает его свободы и ущемляет его личное достоинство. При этом Чехов возлагает вину на самого
человека, у которого всегда есть выбор между естественным и искусственным, истинным и ложным, безнравственным и нравственным. Писатель проводит ту мысль,
что человек зависит не столько от условий жизни, хотя их роль велика, а от себя, от своего духовного мира. Люди создают такую среду обитания, которая ломает
и сокрушает их судьбы. Образом подлинно нравственных людских отношений становится природная красота, совершенство искусства. Так возникает чеховская символика.
Образы-символы пронизывают чеховскую прозу и драматургию (чайка, вишневый сад и др.).
В 1900-е годы Чехов продолжил все эти темы («В овраге», «У знакомых», «Архиерей», «Невеста» и др.).
Напряженная творческая и общественная деятельность, неудача первой постановки «Чайки» сильно подорвали здоровье Чехова. В 1897 году у него пошла горлом кровь,
и его поместили в клинику. Для поправки здоровья писатель уехал в Ниццу, на юг Франции, и провёл там осень и зиму 1897/98 года.
Возвращение в Россию принесло Чехову радостные минуты: он встретился с руководителями Художественного театра К. С. Станиславским и Вл. И. Немировичем-Данченко.
Сначала театр поставил «Чайку» (1898). Успех превзошел все ожидания. На следующий год состоялась премьера «Дяди Вани». Труппа Художественного театра приезжает
в Ялту, где жил Чехов с матерью. Близость с Художественным театром привела к переменам и в личной судьбе писателя. Он встретил актрису Ольгу Леонардовну Книппер,
которая в 1901 году стала его женой.
Вдохновленный триумфом, писатель вскоре пишет две пьесы — «Три сестры» (1901) и «Вишневый сад» (1903).
Русское общество награждает Чехова знаками признания его великого дарования, избирая его почетным академиком Пушкинского отделения Российской академии наук (1900),
но спустя два года писатель, возмущенный исключением из Академии наук Горького, демонстративно выходит из нее.
В последние годы Чехов готовил собрание своих сочинений, которое вышло при его жизни двумя изданиями. Однако дни его были уже сочтены. По настоянию врачей
он вынужден был уехать для лечения в немецкий город Баденвейлер, где его настигла смерть. Ему исполнилось всего 44 года. Сразу после кончины писателя на нее
отозвался скорбным словом Лев Толстой, сказавший о мировом и национальном значении Чехова: «Это был несравненный художник... Художник жизни... И
достоинство его творчества то, что оно понятно и сродно не только всякому русскому, но и всякому человеку вообще...»
Источник: Литература. 9 класс. Учебник для общеобразовательных учреждений. В 2 ч. / [В.П.Полухина, В.Я.Коровина, В.П.Журавлев, В.И.Коровин]; под ред.
В.Я.Коровиной. - М.: Просвещение.
СМЕРТЬ ЧИНОВНИКА
А. П. Чехов[
2]
В один
прекрасный вечер не менее прекрасный экзекутор[
3],
Иван Дмитрич Червяков, сидел
во втором ряду кресел и глядел в бинокль на «Корневильские колокола»[
4]. Он глядел и чувствовал себя на верху блаженства. Но вдруг...
В рассказах часто встречается это «но вдруг». Авторы правы: жизнь так полна внезапностей! Но вдруг лицо его поморщилось, глаза подкатились, дыхание
остановилось... он отвел от глаз бинокль, нагнулся и.. апчхи!!! Чихнул, как видите. Чихать никому и нигде не возбраняется. Чихают и мужики, и
полицеймейстеры, и иногда даже и тайные советники. Все чихают. Червяков нисколько не сконфузился, утерся платочком и, как вежливый человек, поглядел вокруг себя:
не обеспокоил ли он кого-нибудь своим чиханьем? Но тут уж пришлось сконфузиться. Он увидел, что старичок, сидевший впереди него, в первом ряду кресел,
старательно вытирал свою лысину и шею перчаткой и бормотал что-то. В старичке Червяков узнал статского генерала Бризжалова, служащего по ведомству путей
сообщения.
«Я его обрызгал! – подумал Червяков. – Не мой начальник, чужой, но все-таки неловко. Извиниться надо».
Червяков кашлянул, подался туловищем вперед и
зашептал генералу на ухо:
– Извините, ваше — ство[
5], я вас обрызгал... я нечаянно...
– Ничего, ничего...
– Ради бога, извините. Я ведь... я не желал!
– Ах, сидите, пожалуйста! Дайте слушать!
Червяков сконфузился, глупо улыбнулся и начал глядеть на сцену. Глядел он, но уж блаженства больше не чувствовал. Его начало помучивать беспокойство.
В антракте он подошел к Бризжалову, походил возле него и, поборовши робость, пробормотал:
– Я вас обрызгал, ваше – ство... Простите... Я ведь... не то чтобы...
– Ах, полноте... Я уж забыл, а вы всё о том же! – сказал генерал и нетерпеливо шевельнул нижней губой.
«Забыл, а у самого ехидство в глазах, – подумал Червяков, подозрительно поглядывая на генерала. – И говорить не хочет. Надо бы ему объяснить, что я вовсе
не желал... что это закон природы, а то подумает, что я плюнуть хотел. Теперь не подумает, так после подумает!..»
Придя домой, Червяков рассказал жене о своем невежестве. Жена, как показалось ему, слишком легкомысленно отнеслась к происшедшему; она только испугалась,
а потом, когда узнала, что Бризжалов «чужой», успокоилась.
– А все-таки ты сходи, извинись, – сказала она. – Подумает, что ты себя в публике держать не умеешь!
– То-то вот и есть! Я извинялся, да он как-то странно... Ни одного слова путного не сказал. Да и некогда было разговаривать
.
На другой день Червяков надел новый вицмундир[
6], постригся и пошел к Бризжалову объяснить... Войдя в приемную генерала, он увидел там много
просителей, а между просителями и самого генерала, который уже начал прием прошений. Опросив несколько просителей, генерал поднял
глаза и на Червякова.
– Вчера в «Аркадии»[
7], ежели припомните, ваше – ство, – начал докладывать экзекутор, – я чихнул-с и... нечаянно обрызгал... Изв...
– Какие пустяки... Бог знает что! Вам что угодно? – обратился генерал к следующему просителю.
«Говорить не хочет! – подумал Червяков, бледнея. – Сердится, значит... Нет, этого нельзя так оставить... Я ему объясню...»
Когда генерал кончил беседу с последним просителем и направился во внутренние апартаменты, Червяков шагнул за ним и забормотал:
– Ваше – ство! Ежели я осмеливаюсь беспокоить ваше – ство, то именно из чувства, могу сказать, раскаяния!.. Не нарочно, сами изволите знать-с!
Генерал состроил плаксивое лицо и махнул рукой.
– Да вы просто смеетесь, милостисдарь! – сказал он, скрываясь за дверью.
«Какие же тут насмешки? – подумал Червяков. – Вовсе тут нет никаких насмешек! Генерал, а не может понять! Когда так, не стану же я больше извиняться перед
этим фанфароном! Чёрт с ним! Напишу ему письмо, а ходить не стану! Ей-богу, не стану!»
Так думал Червяков, идя домой. Письма генералу он не написал. Думал, думал, и никак не выдумал этого письма. Пришлось на другой день идти самому объяснять.
– Я вчера приходил беспокоить ваше – ство, – забормотал он, когда генерал поднял на него вопрошающие глаза, – не для того, чтобы смеяться, как вы изволили
сказать. Я извинялся за то, что, чихая, брызнул-с..., а смеяться я и не думал. Смею ли я смеяться? Ежели мы будем смеяться, так никакого тогда, значит, и
уважения к персонам... не будет...
– Пошел вон!! – гаркнул вдруг посиневший и затрясшийся генерал.
– Что-с? – спросил шёпотом Червяков, млея от ужаса.
– Пошел вон!! – повторил генерал, затопав ногами.
В животе у Червякова что-то оторвалось. Ничего не видя, ничего не слыша, он попятился к двери, вышел на улицу и поплелся... Придя машинально домой, не снимая
вицмундира, он лег на диван и... помер.
Источник: Чехов А. П. Смерть чиновника // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. –
Т. 2. [Рассказы. Юморески], 1883–1884. – М.: Наука, 1975. – С. 164–166.
(
вернуться к уроку)
О рассказе А. П. Чехова
"Смерть чиновника"
«Смерть чиновника» (1888). Как известно, «маленький человек» в литературе (Самсон Вырин в «Станционном смотрителе» Пушкина, Акакий Акакиевич Башмачкин
в
«Шинели» Гоголя, Макар Девушкин в «Бедных людях» Достоевского) обычно незначительный по своей должности и социальному положению чиновник,
который боится всего на свете, а еще более изменить свой социальный статус. Он хочет до самой смерти занимать то место, какое занимает сейчас, потому
что к нему привык и не желает ни продвинуться по службе вверх, ни упасть вниз. Он страшится перемен, ибо каждая перемена — он знает это по жизненному
опыту — катастрофа. Но жизнь состоит из изменений, и они подстерегают повсюду — извне и изнутри. На почтовую станцию приезжает Минский, и жизнь Вырина
оказывается сломанной (А. С. Пушкин. «Станционный смотритель»). Износилась шинель у Башмачкина (Н. В. Гоголь. «Шинель»), и катастрофа последовала незамедлительно.
Сюжет произведений о «маленьком человеке» включал его встречу со «значительным лицом», будь то неизвестный богатый дворянин или непосредственный начальник
департамента. Эта встреча подчеркивала, что весь мир против «маленького человека». Она приводила к двум выводам: «маленький человек» велик в своем сопротивлении
жизненным обстоятельствам и неизбежно гибнет под их натиском.
Писатели всегда сочувствовали «маленькому человеку» и не скрывали его обреченности. Они ставили акцент или на сострадании, или на гибели. При этом
«маленький человек» всегда чувствовал преследование либо со стороны сослуживцев, либо со стороны начальства даже в тех случаях, когда этого преследования
не было. Живший в нем постоянный внутренний страх становился реальным при столкновении с внешним миром. И как только запрятанный страх выходил наружу,
«маленький человек» начинал действовать, предпринимая усилия, чтобы этот страх побороть и снова загнать внутрь души.
На этом жизненно-литературном фоне родился рассказ Чехова «Смерть чиновника». Комментаторы установили несколько реальных источников, которые могли быть в поле
зрения Чехова к моменту написания рассказа: близкий к изображенному случай в московском Большом театре, анекдот об известном поэте и одном из авторов-создателей
Козьмы Пруткова А. М. Жемчужникове, эпизод, описанный одним из корреспондентов Чехова в письме к нему. Все это свидетельствует о том, что ситуация, освещенная
Чеховым в рассказе, вполне жизненная. Однако гораздо в большей мере, чем реальность, здесь сыграла роль литературная традиция, которую Чехов переосмыслил.
В основе сюжетов о «маленьком человеке» лежит казус, случай обыденного свойства. Такой случай — основа анекдота. В повестях Пушкина и Гоголя анекдотичность
происшедшего, смешная сторона жанра смещены в сторону драматизма и трагизма. Анекдот стушевывался, уступал место серьезному содержанию. Смеховое начало
отступало на задний план. Вследствие этого анекдот нисколько не мешал решению гуманистических задач.
Чехов усилил обыденность случившегося и превратил ее в предельно «низкую». Случай выглядел ничтожным, пустяковым. Писатель
выдвинул на первый план анекдотичное, смешное, комическое начало. Он сократил расстояние между оплошностью чиновника и его смертью, создав резкий контраст:
чиновник умер из-за пустяка. Но оказалось, что ничтожный, ничего не значащий случай и смерть живут рядом.
Такое соединение низкого и высокого начал создавало возможность смешения комического и трагического. А так как переход от одного к другому был очень кратким,
то читатели и критики не могли поверить, что смерть чиновника похожа на случай из жизни, и сочли рассказ простой шуткой, шаржем, «способным вызвать только улыбку».
Историк литературы С. А. Венгеров соглашался, что чиновник «в действительности» «не умрет» от крика начальника, но отметил «психологическую и жизненную правду» в
изображении «забитости мелкого чиновника». С. А. Венгеров почувствовал в рассказе совсем не смешное, а печальное, грустное содержание. Однако все критики,
писавшие о «Смерти чиновника», не заметили явной пародийной установки Чехова.
Литературная традиция закрепила приниженность чиновника и его страх перед сильными мира сего. Писатели возлагали вину на социальное устройство общества, которое
противоречило естественному миропорядку, выступавшему идеальной нормой. Чеховский чиновник тоже забит, принижен, и ему ведом настоящий страх. Чехов даже придумал
ему значащую фамилию, чтобы подчеркнуть ничтожность «маленького человека»,— Червяков, т. е. червяк (ср. у Державина: «Я червь...»), «тварь дрожащая», как
говаривали в старину. Таково самоощущение «маленького человека». Но жизнь изменилась.
Можно ли представить себе, чтобы Вырин или Башмачкин сидели во втором ряду кресел в театре, расположенном в «Аркадии», петербургском Летнем саду, и слушали
«Кориевильские колокола» или какую иную оперетту, смотря в бинокль на сцену? А перед Червяковым сидел статский генерал Бризжалов. Стало быть, мелкий и крупный
чиновники в театре оказались равны. Но Червяков чихнул и, возможно, «обрызгал» генерала, который стал старательно вытирать свою лысину. С этого момента Червяков
предстает в рассказе то человеком, то чиновником. По мере того как все более растет подобострастие Червякова-чиновника, мельче и ничтожнее становится
Червяков-человек. Встречное движение характерно и в изображении генерала: чем больше унижается Червяков, тем меньше становится человеческого в облике Бризжалова.
Получается так, что убывание человеческого в Червякове прямо пропорционально возрастанию «чиновничьего», «начальственного» в генерале. И эта зависимость
мотивирована поведением Червякова. Она определяется тем, насколько «маленький человек» чувствует себя человеком.
Если проследить поведение Червякова, то легко увидеть, что в его сознании старые представления о «значительном лице» совместились с новыми понятиями о
человеческом достоинстве, которыми обогатилось общество со времен Пушкина и Гоголя.
Червяков мыслит в основном старыми книжными представлениями и примеривает к генералу две литературные маски — «эпическую» с налетом иронии («значительное лицо»)
и сатирическую («фанфарон»), пародируя обе. Но генерал не подходит ни под ту, ни под другую.
В образе генерала Чехов последовательно проводит то же разделение на человека и чиновника. У генерала не было повода быть недовольным Червяковым-чиновником,
но он раздосадован поведением Червякова-человека. И когда назойливость Червякова стала чрезмерной, перешла все границы, генерал счел, что чиновник над ним
смеется и издевается:
«Генерал состроил плаксивое лицо и махнул рукой.
— Да вы просто смеетесь, милостисдарь! — сказал он, скрываясь за дверыо».
Однако, вопреки литературной традиции, чеховский генерал «распекает» Червякова не как мелкого чиновника и не за провинность или без всякого основания, а за
его поведение как человека. Чехов, казалось бы, намеренно устранил непосредственную зависимость Червякова от Бризжалова и сосредоточил внимание на их чисто
человеческих свойствах. Но беда в том, что Червяков не может отказаться от своей психологии чиновника и, как следствие, от психологии «маленького человека»,
потому что она составляет его внутреннюю сущность. Какие бы попытки ни делал Червяков, чтобы сохранить свое достоинство, он же его и растаптывает.
«Маленький человек» не может уйти от себя. Он психологически зависим от всей системы отношений, выработанной веками и определившей его социальное и человеческое
поведение: чинопочитание, подобострастие, приниженность, лишающие его уважения к себе и свободы.
Тут возникают три отчетливых мотива: во-первых, «маленький человек» не может достучаться до других сердец, потому что его никто не желает слушать (этот мотив
не развит, но вполне ощутим); во-вторых, он не хочет никаких перемен (этот мотив также есть и тоже не развит); в-третьих, «маленький человек» мыслит в духе своей
«чиновничьей философии» и никак не может поверить, что для генерала его оплошность — пустяк; в этой связи он пускает в ход догадки, основанные на житейском опыте,
которые оказываются ложными.
Чеховский рассказ подводит к чрезвычайно важным выводам. В новых условиях «маленький человек», который когда-то был и «великим человеком», которому писатели
выражали сочувствие и внутренний мир которого приподнимали и облагораживали, заставляя читателей увидеть в герое прежде всего Человека, хотя и обиженного, и
угнетенного, этот «маленький человек» обернулся духовным «рабом» и превратился в «мелкого человека». При этом он не подчиняется обстоятельствам, а стремится
подчинить обстоятельства себе, строя жизнь по своему образу и подобию, в духе «рабского» понимания мира, проявляя агрессивность и энергию.
В этом месте комическая тема плавно переходит в трагическую, но трагична не смерть Червякова, а насильственно навязываемая чиновниками, подобными Чернякову,
идея «рабской» жизни. Доля комизма в смерти Червякова в какой-то мере сглаживает трагизм ситуации. Рассказ назван «Смерть чиновника». Стало быть, умирает
чиновник, а не Человек, умирает образ мысли, психология «маленького человека», превратившегося в «мелкого человека». Мысль о живучести «маленького, мелкого
человека», который создает жизнь по своим «рабским» понятиям и представлениям, пройдет через все творчество Чехова. Но ей всегда будет противостоять идея
счастливой жизни, которую обязан построить свободный человек.
Источник: Литература. 9 класс. Учебник для общеобразовательных учреждений. В 2 ч. / [В.П.Полухина, В.Я.Коровина, В.П.Журавлев, В.И.Коровин]; под ред.
В.Я.Коровиной. - М.: Просвещение.
(
вернуться к уроку)
ЗНАТНЫЙ ПРИЯТЕЛЬ
автор Пьер Жан Беранже (1780—1857),
пер. В. С. Курочкин (1831—1875)[
8]
Я всей душой к жене привязан;
Я в люди вышел… Да чего!
Я дружбой графа ей обязан,
Легко ли! Графа самого!
Делами царства управляя,
Он к нам заходит, как к родным.
Какое счастье! Честь какая!
Ведь я червяк в сравненьи с ним!
В сравненье с ним,
С лицом таким —
С его сиятельством самим!
Прошедшей, например, зимою
Назначен у министра бал;
Граф приезжает за женою —
Как муж, и я туда попал.
Там, руку мне при всех сжимая,
Назвал приятелем своим!..
Какое счастье! Честь какая!
Ведь я червяк в сравненьи с ним!
В сравненье с ним,
С лицом таким —
С его сиятельством самим!
Жена случайно захворает —
Ведь он, голубчик, сам не свой:
Со мною в преферанс играет,
А ночью ходит за больной.
Приехал, весь в звезда́х сияя,
Поздравить с ангелом моим…
Какое счастье! Честь какая!
Ведь я червяк в сравненьи с ним!
В сравненье с ним,
С лицом таким —
С его сиятельством самим!
А что за тонкость обращенья!
Приедет вечером, сидит…
«Что вы всё дома… без движенья?
Вам нужен воздух…» — говорит.
«Погода, граф, весьма дурная…»
— «Да мы карету вам дадим!»
Предупредительность какая!
Ведь я червяк в сравненьи с ним!
В сравненье с ним,
С лицом таким —
С его сиятельством самим!
Зазвал к себе в свой дом боярский;
Шампанское лилось рекой…
Жена уснула в спальне дамской…
Я в лучшей комнате мужской.
На мягком ложе засыпая,
Под одеялом парчевы́м,
Я думал, нежась: честь какая!
Ведь я червяк в сравненьи с ним!
В сравненье с ним,
С лицом таким —
С его сиятельством самим!
Крестить назвался непременно,
Когда господь мне сына дал,
И улыбался умиленно,
Когда младенца восприял.
Теперь умру я, уповая,
Что крестник взыскан будет им…
А счастье-то, а честь какая!
Ведь я червяк в сравненьи с ним!
В сравненье с ним,
С лицом таким —
С его сиятельством самим!
А как он мил, когда он в духе!
Ведь я за рюмкою вина
Хватил однажды: ходят слухи…
Что будто, граф… моя жена…
Граф, говорю, приобретая…
Трудясь… я должен быть слепым…
Да ослепит и честь такая!
Ведь я червяк в сравненьи с ним!
В сравненье с ним,
С лицом таким —
С его сиятельством самим!
<1856>
Источник: Мастера русского стихотворного перевода / Вступительная статья, подготовка текста и примечания Е. Г. Эткинда — Л.: Советский писатель,
1968. — Т. 2. — С. 20—22. — (Библиотека поэта).
(
вернуться к уроку)
