Жюль Верн. Из книги К.Андреева "Три жизни Жюля Верна"
Литература для школьников
 
 Главная
 Зарубежная  литература
 
Жюль Верн
 
 
Зарубежная литература
 
Жюль Верн
(1828—1905)
 
Из книги К. Андреева "Три жизни Жюля Верна"
 

    Кто он?

– Да кто же такой в конце концов Жюль Верн?! – воскликнул в отчаянии один американский репортер, прибывший в Париж, чтобы побеседовать со знаменитым писателем. – Быть может, его вовсе не существует?

Действительно, было отчего прийти в отчаяние. Все, кого он расспрашивал, сообщали ему самые противоречивые сведения.

– Жюль Верн – неутомимый путешественник, – сказал один. – Он объехал Европу, Азию, Африку, обе Америки, Австралию и сейчас плавает где-то в Океании. В своих романах он описывает только собственные приключения и наблюдения.

– Жюль Верн никогда и никуда не выезжал, – возразил другой. – Он живет где-то в провинции и строчит свои романы, не выходя из кабинета. Все, что он издает, списано с книг знаменитых географов и путешественников.

– Жюль Верн вовсе не француз, – сообщил третий. – Он еврей, уроженец города Плоцка, близ Варшавы, и его настоящее имя Юлий Ольшевич – от слова «ольха» – по-старофранцузски «вернь». Свою карьеру он начал литературным секретарем знаменитого Александра Дюма. Это он, Жюль Верн, является подлинным автором романов «Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо».

– Жюль Верн – это миф, – объявил четвертый. – Это просто коллективный псевдоним, под которым пишет целое географическое общество.

– Жюль Верн действительно существовал, но он умер несколько лет назад, – заключил пятый. – Это английский капитан, старый морской волк, командир корабля «Сен-Мишель». Первые его романы были изданы предприимчивым издателем Этселем, который до сих пор, используя популярное имя, продолжает выпускать ежегодно два тома сочинений под маркой «Жюль Верн».

Этим анекдотом вполне уместно начать биографию знаменитого писателя. Анекдоты и легенды окружали его при жизни, заслоняя от читателей подлинное лицо писателя. Но он не сердился, не протестовал, только улыбался. Скромный, пожалуй, даже скрытный, он никогда не говорил о себе. Только однажды, указывая на карту Земли, украшавшую стену его кабинета, он сказал одному из своих друзей:

– Я довольствуюсь вот этим. Я иду по следам своих героев. От настоящих путешествий мне всегда приходится отказываться.

– Как, вы не совершили ни одного кругосветного плавания? – спросил изумленный гость.

– Нет, никогда!

– И никогда не видели людоедов?

– Что вы! Я боялся, что они меня съедят!

И постепенно в умах современников укоренилась легенда о писателе, который только по книгам изучает другие страны и совершает необыкновенные путешествия лишь в мечтах.

После смерти Жюля Верна торопливые биографы из этих легенд сложили историю его жизни.


В этом, конечно, нет ничего удивительного, и об этом можно было бы не говорить, если бы эти легенды не были так живучи. После половины столетия, прошедшей со дня смерти писателя, забвенью подверглись преимущественно факты, и в памяти потомков миф заменил реальность. А так как в основу творимого жизнеописания писателя-героя легли разные легенды, то со страниц, посвященных его биографии, на нас глядит много людей, почти не схожих между собой, но носящих одно и то же громкое имя: Жюль Верн.

Каждая страна по-своему представляла себе знаменитого писателя, отбирая из легенд то, что казалось похожим на правду. Это привело к национальной дифференциации. Появился французский Жюль Верн – легкомысленный балагур, немецкий – добросовестный, но плоский популяризатор, русский – прекраснодушный мечтатель, итальянский – хитрый и умный мистификатор, и, наконец, энергичный деляга – американский Жюль Верн.

Не существует только английского Жюля Верна. Англичане его переводят, много издают, усердно читают, но… почему-то не говорят и не пишут о нем.

И, однако, помимо их всех, существует подлинный Жюль Верн, проживший уже больше столетия (его первое произведение было опубликовано в 1851 году), тот самый, кого Менделеев назвал «научным гением», а Лев Толстой – «удивительным мастером», тот, кого десятки ученых, изобретателей, путешественников считали своим вдохновителем, определившим их профессию и указавшим им путь жизни.

Вот он сидит за своим письменным столом. Он стар и очень болен: левая нога, в которой застряла пуля, не сгибается. Но он работает, и лист за листом, исписанные дрожащим, старческим почерком, ложатся в папку с названием: «Необыкновенные путешествия. Новый роман».

Он сед, одет в старомодный черный сюртук, держится прямо, как принято было держаться в дни его молодости. Его окружают очень старые вещи: рояль – ровесник французской революции, мебель в стиле Людовика XV, книги XVIII века. Но он не видит их: он слеп.

Не видит? Нет, он видит, и гораздо лучше и дальше, чем большинство его современников. Ослепительный электрический прожектор освещает глубины моря, где кипит работа. Подводные корабли пересекают океаны. Ввысь взлетают воздушные корабли без крыльев, несомые полупрозрачными винтами. Каналы пересекают материки, и пустыни становятся морями. Высоко над облаками, с почти космической скоростью, проносятся снаряды, готовые превратиться в спутников нашей планеты. Почти за пределы земного тяготения вылетают сверкающие космические ракеты. Вооруженный силой, скрытой в недрах материи, человек вступает во владение земным шаром.

Это наш сегодняшний день и наше грядущее, увиденные старым писателем в безысходной темноте его рабочего кабинета.

Таким его когда-нибудь напишет художник, и таким он изображен в этой книге. Портрет этот пристрастен, как должен быть пристрастен суд, который судит человека, указавшего дорогу к звездам, человека, ставшего нашим современником и соотечественником, вечного сверстника грядущих поколений.


    Плавучий остров

Бретонский город Нант, один из крупнейших портов Франции, лежит на правом берегу полноводной Луары, в пятидесяти километрах от ее устья. В пределах города широкая река разделяется на пять рукавов, через которые перекинуты бесчисленные мосты. Маленькая речушка Эрдр, текущая с севера на юг, отделяет старый город Нант от новых кварталов.

Нант – город кораблестроителей и мореходов, судовладельцев и купцов, ведущих заморскую торговлю. Аристократию города составляют надменные потомки работорговцев и плантаторов, владевших некогда почти всей Вест-Индией. Прочие жители – матросы, рыбаки, плотники, канатные и парусные мастера – тоже тесно связаны с морем. Оно не видно из города, но дыхание его чувствуется на всех улицах: и в богатых и в бедных кварталах.

В 1721 году группа из восьмидесяти четырех плантаторов и судовладельцев пожелала поселиться на песчаной отмели, нанесенной течением реки Эрдр и лежащей прямо против Биржи. Единственный обитатель пустынного островка, расположенного в центре города, мельник Гроньяр, пытался протестовать, но правитель Бретани, кавалер Фейдо де Бру, подписал указ, повелевавший разрушить мельницу и выселить ее владельца. Очень скоро восемьдесят четыре роскошных дома-дворца выросли на безыменной отмели, получившей название остров Фейдо.

Великолепная пышность этих дворцов была плодом торговли «черной костью», как стыдливо называли свою профессию работорговцы. Плантаторы Вест-Индии так быстро истребили индейцев в бассейне Караибского моря, что некому стало возделывать плантации, дававшие сказочные доходы их владельцам. Тогда-то возникла страшная торговля живыми людьми.

Испанские, португальские, английские, французские и голландские корабли регулярно совершали рейсы между гвинейским побережьем и Америкой. За сломанные ружья, за виски, красные ткани, бусы и зеркала работорговцы покупали в Африке рабов у местных вождей. Некогда в Западной Африке были цветущие мирные области, где не знали грабежей, где население после тяжкого, но радостного труда на пашнях собиралось со всей округи на веселые праздники. Теперь европейцы стали натравливать одни племена на другие и снаряжать экспедиции для охоты на людей. Не меньше восьмидесяти тысяч рабов, по самым скромным подсчетам, попадало ежегодно на невольничьи корабли, и это, видимо представляло собой только десятую часть туземцев, уцелевших после массовых избиений.

После этой чудовищной бойни оставались лишь вытоптанные поля и дымящиеся развалины пустых селений. И дикие звери овладевали местностью.


Революция, наполеоновские войны, отмена рабовладения и запрещение работорговли разрушили благосостояние владельцев острова Фейдо. Великолепные дома с пышными кариатидами и открытыми балконами, обставленные мебелью красного дерева, украшенные индийскими коврами и китайскими безделушками, затихли и опустели. В некоторых из них появились новые хозяева – рыбопромышленники и владельцы верфей; вместе с новыми людьми изменилась обстановка, но воздух на маленьком островке по-прежнему казался воздухом далеких стран, а Вест-Индский архипелаг, как и раньше, более близким, чем департаменты Франции.

Нелегко было новому человеку проникнуть в этот замкнутый мирок, отгороженный от города и всей страны быстрыми водами Луары. Но молодой Пьер Берн, поселившийся в Нанте в 1824 году, в год запрещения работорговли, помощник адвоката мэтра Пакето, очевидно, обладал непреклонной настойчивостью.

19 февраля 1827 года состоялась его свадьба с Софи Анриеттой Аллот де ля Фюйе – прямой наследницей некогда богатой, но обедневшей семьи нантских арматоров. Жениху было 28 лет, невесте 26 лет. Молодые поселились в огромном доме родителей Софи Анриетты: улица Оливье де Клиссон, номер 4, остров Фейдо…

В этом доме 8 февраля 1828 года, в полдень, родился великий мечтатель и путешественник в неизвестное, писатель и поэт Жюль Габриель Верн.

Сохранились портреты родителей будущего писателя, относящиеся к этому времени. Даже по фотографиям этих старых полотен, потемневших от времени, мы можем восстановить дух эпохи.

…Вот Пьер Верн, сын провинциального судьи из Прованса Габриеля Верна, адвокат, владелец маленькой конторы в доме № 2 по набережной Жан Бар, на стрелке рек Эрдр и Луары, конторы, купленной после женитьбы, очевидно, на деньги жены. Он очень прямо сидит на стуле в своем домашнем кабинете, и предметы, его окружающие, раскрывают его мир – мир мужчины, занятого делами где-то вне дома, в конторе, на бирже, в магазине. Книжный шкаф наполнен аккуратно расставленными книгами, лишь одна из них вынута и лежит на бюро, рядом с книгой мы видим чернильницу, песочницу, папки, внизу – корзину для бумаги. Сам хозяин кабинета одет во все черное, в правой руке он держит какой-то документ, рядом с ним на стуле лежит конверт. По всему видно, что это человек бумажного мира, кабинетного мышления, гордящийся даже мелкими бытовыми атрибутами своей профессии.

На стене висит картина, открывающая из тесного и душного кабинета окно в широкий мир: морской пейзаж, оживленный волнами, освещенными солнцем. Но Пьер Берн повернут к пейзажу спиной и его не видит. Золоченая рама контрастирует со всей строгой, стильной обстановкой. Скорее всего, эта картина – наследство рода Аллот, мятежный дух океанского острова Фейдо, проникший сквозь раму картины, словно через окно, в этот мир деловых бумаг и судебных протоколов.

Лицо мэтра Верна – холодное, с правильными чертами, окаймленное бакенбардами, приоткрывает нам душу черствого педанта. Но есть ли это подлинное выражение молодого адвоката или просто результат недостаточного мастерства провинциального художника? Таким ли был отец писателя? Что мы вообще знаем об этом человеке?

Профессия юриста была наследственной в семье Вернов. Со дня рождения мальчика для Пьера Верна не было ни малейшего сомнения в том, что его сын станет адвокатом. Он окончит школу в Нанте, пройдет практику в конторе отца и поедет в Париж, чтобы закончить свое образование. Как только мальчик научился ходить, отец взял его в свою контору на Кэ Жан Бар. И всю жизнь во всех своих письмах – а эта переписка сохранилась – он давал сыну мелочные советы, пространные пояснения, и никогда у него не возникало ни малейшего сомнения ни в своей правоте, ни в своем превосходстве.

…Софи Анриетта, урожденная Аллот де ля Фюйе.

Она сидит лицом к зрителю на самом краешке мягкого кресла, обитого цветным шелком. Черное бархатное платье с белым кружевным воротничком, черная бархотка вокруг шеи, строгая прическа с ровным пробором; маленькие руки сложены на груди… Ее окружает ограниченный мир женщины XIX века: раскрытый клавесин с развернутыми нотами, тусклое зеркало на стене, коврик под ногами. Тяжелая портьера скрывает дверь и словно отделяет Софи Анриетту от внешнего мира, как бы замыкая ее в круге домашних дел. Но для того, кто знает ее биографию, в ее спокойной позе чувствуется принужденность: кажется, что она сейчас соскочит с кресла, чтобы через минуту оказаться на свежем ветру острова Фейдо. Настойчивость, упрямство, живость, остроумие – вот наследство, переданное ею своим сыновьям от бретонских и нормандских предков: моряков, кораблестроителей, негоциантов, представителей морского народа, для которого равно близки и знакомы все океаны и материки.

Остров Фейдо был тем миром, где мальчик рос до двенадцати лет. Одетый в гранит, удлиненный, этот остров походил на огромный каменный корабль, плывущий вниз по Луаре, между набережными, носящими имена адмиралов, мореплавателей, корсаров и полководцев. В «носовой» части этого пловучего острова зеленел крохотный садик, называвшийся «Маленькой Голландией», где росли все тропические растения, которые могли выдержать влажный и ветреный климат нижней Луары. На «корме» разместился небольшой рыбный рынок. С углового балкона, выходившего на главную улицу острова – рю Кервеган – можно было видеть весь «корабль»: четыре горбатых моста, соединяющих его с материком, городские кварталы на севере и зеленые луга заречья. Из слухового окна на чердаке вид был еще более широким и мир казался безграничным.

Для мальчика, уроженца большого портового города, улица рю Кервеган, идущая вдоль всего «пловучего острова», казалась капитанским мостиком, а позиция у слухового окна – «вороньим гнездом» на вершине мачты. Со сладким шуршаньем протекали вдоль каменных бортов «корабля» воды Луары, медленно проплывали рыбацкие лодки с квадратными парусами, вдали виднелись океанские корабли, уставшие от плаваний в дальних морях, свернувшие свои паруса и ошвартовавшиеся прямо у гранитных набережных.

В большом восьмиугольном зале со сводчатыми входами мальчик видел два больших портрета, висящих по бокам камина: Франсуа Гильоше де Лапейрер, нормандский навигатор, и Александр Аллот де ля Фюйе, арматор из Нанта, – его предки. И снова они напоминали ребенку о широком мире, о безбрежном океане, не разделяющем, а соединяющем далекие материки.

Софи любила гулять с сыном по набережной де ля Фосс, усаженной магнолиями, где разгружались океанские парусники, совершающие рейсы в Вест-Индию и на гвинейский берег. В те годы целый флот в две с половиной тысячи судов был приписан к Нантскому порту. На пристани грудами возвышались бочонки с ромом, мешки с кофе и какао, связки сахарного тростника. Бородатые матросы продавали любопытным горожанам ананасы и кокосовые орехи, торговали канарейками, попугаями, обезьянами. Маленький Жюль читал названия кораблей: «Сирена», «Милая роза», «Павлиньи перья», «Морская раковина», «Чудесные яблоки»… Снова – в который раз! – его обступал романтический мир безграничного океана.

Жюль не был единственным ребенком в семье. Брат Поль, всего лишь на шестнадцать месяцев моложе, был его лучшим другом, товарищем детских игр, поверенным несложных тайн. Затем шли сестры: Матильда, Анна и Мари, по прозвищу Ле Шу, что можно перевести и «капуста», и «пирожное с кремом», и «пышный бант».

Затем следовали кузины Тронсон – Каролина и Мари, ровесницы Жюля и Поля, постоянные участницы их детских игр. И, наконец, наиболее близкие из чуждого и насмешливого мира взрослых: дядя Прюдан Аллот – брат матери, Шатобур – муж старшей сестры Софи Анриетты и мадам Самбен.

Мадам Самбен, жена капитана дальнего плавания, пропавшего без вести, была первой учительницей маленького Жюля. Она показывала братьям Верн буквы, исправляла палочки и кружочки в их детских тетрадях и читала им вслух удивительные истории о путешественнике Синдбаде и несчастном Робинзоне Крузо. Она рассказывала им о своем исчезнувшем муже, в гибель которого она не верила, и мечтала когда-нибудь накопить достаточно денег, чтобы отправиться на его поиски.

Шатобур – любитель-художник, ученик прославленного в те годы живописца Изабе, двоюродный брат знаменитого писателя Шатобриана – любил рассказывать трогательные и романтические истории из жизни благородных краснокожих индейцев и об экспедициях, одна за другой отправлявшихся на поиски Северо-западного прохода.

В одной из таких экспедиций участвовал и его знаменитый родственник. Правда, путешествие это носило скорее увеселительный характер. Шатобриан, мечтавший о прелестях первобытной жизни, добрался лишь до центральных частей штата Нью-Йорк, описанных позже в романе Купера «Зверобой», охотился с дикими ирокезами на бизонов и, опьяненный величием девственной природы, вернулся на родину, мечтая об огромной эпопее из жизни первобытных племен…

Дядя Прюдан был антиподом де Шатобура: коммерсант, путешественник, он объехал полсвета, «бывал даже в Бразилии», говорили дети, но его рассказы всегда носили несколько шутливый, иронический характер. Любитель фарсов, поклонник Рабле, мастер галльских шуток, ценитель хорошего стола и доброго погреба, он раскрывал мальчику еще одну Францию – и немаловажную, если вспомнить о предках Жюля с материнской стороны.

Это был домашний мир. Кроме того, время от времени возобновлялись посещения маленькой конторы на Кэ Жан Бар. Рядом с отцом, одетым в черный сюртук с широкими отворотами, торжественно вышагивал маленький веснушчатый мальчик с серьезным лицом. В крошечном кабинете, окна которого выходили на узкую набережную реки Эрдр, мальчик углублялся в холодные томы римского права и Наполеоновского кодекса или пытался постигнуть тайны судебного делопроизводства – ни дать ни взять будущий нотариус или адвокат, по мнению отца, а может быть, и по собственному представлению.

Такова была маленькая вселенная, окружавшая Жюля Верна в раннем детстве и формировавшая его характер. Но что можно сказать о самом мальчике?

Дошедшие до нас сведения об этом периоде жизни писателя скудны и в значительной степени легендарны. Мастерил ли он из щепок и лоскутков крохотные кораблики, чтобы бежать за ними вместе с Полем, пока их не увлечет течение Луары? Вероятно, но так, без сомнения, поступали все нантские мальчики, хотя только один из них стал Жюлем Верном… Ловил ли он рыбу, сидя на каменном парапете и болтая ногами? Возможно… Исчезал ли он из дому, чтобы, смешавшись с группой бородатых рыбаков, слушать с широко раскрытыми глазами старые нантские легенды: повести о бретонском мальчике Жаке Кассар, ставшем великим мореплавателем, или о Жиле де Лаваль, Синей Бороде, который был за свои преступления сварен в масле вблизи своего замка, расположенного в окрестностях города? В этом нет ничего невозможного, но и ничего достоверного. Отнесем эти подробности за счет литературной традиции биографического жанра и оставим их на совести восторженных авторов жизнеописаний знаменитого писателя.

Из документально подтвержденных фактов этого периода можно лишь зарегистрировать ветреную оспу, корь и «сенную болезнь». Впрочем, стоит отметить мелкую, но важную подробность, показывающую, что мальчик был мечтателем немного особого склада: он любил шутки и веселые мистификации. И не случайно поэтому его любимой книгой в эти годы был «Мюнхгаузен».

Источник: Андреев К. Три жизни Жюля Верна. Серия: Жизнь замечательных людей. – М.: Молодая гвардия, 1956.
 
«Тогда еще почти не путешествовали, – пишет Жюль Верн в «Воспоминаниях детства и юности». – Это было время масляных светильников, панталон со штрипками, национальной гвардии, огнива. Да, уже на моей памяти появились фосфорные спички, пристяжные воротнички, манжеты, почтовая бумага и марки, брюки без штрипок, пальто, шапокляк (складной цилиндр), штиблеты, метрическая система, пароходы на Луаре, которые назывались «невзрывающимися», потому что они взлетали на воздух реже других пароходов; омнибусы, железная дорога, трамваи, газ, электричество, телеграф, телефон, фонограф. Я принадлежу к поколению, которому суждено было жить между двумя гениями – Стефенсоном и Эдисоном».
 
______________

Занимательные факты из жизни
Жюля Верна

Жюль Верн с детства любил приключения. Когда писателю было одиннадцать лет, он нанялся моряком-юнгой и хотел сбежать в Индию, однако его остановили и не дали ему это сделать.

Жюль Верн тратил много часов в день на изучение научной литературы, выписывая интересующие его факты на специальные карточки. Составленной им картотеке могло бы позавидовать и ученое общество: в ней было более 20 тысяч карточек.

Однажды его наняли написать предсказание Америки. Жюль Верн написал для американского народа по просьбе Гордона Беннета произведение-предсказание про один день американского журналиста, который жил в 2889 году. Однако его так и не напечатали.

На написание книги «Вокруг света в восемьдесят дней» Жюля Верна вдохновила газетная статья. В данной статье было рассказано, что если изобрести хорошие транспортные средства, то вполне можно путешествовать вокруг света за короткий период.

Произведение «Путешествие к центру Земли» в 19 веке было запрещено в России. Тогдашнее духовенство нашло в произведении антирелигиозные идеи и решило, что это подорвет духовность всей державы.

Роман «Пять недель на воздушном шаре» был опубликован в России одновременно с французским издательством. Тогда даже Салтыков-Щедрин сделал рецензию на это произведение, и оно опубликовалось в журнале Современник.

Практически все книги писателя содержат предсказания и открытия. Все фантастическое, что писал в своих книгах писатель было позже изобретено. Ученые при открытиях даже опирались на его произведения, брали у него идеи.

Жюль Верн так и не побывал в России, но, тем не менее, в России (полностью или частично) разворачивается действие 9 его романов.
______________

 
Так выглядел родной город Жюля Верна в 30-х годах XIX века.
«Я жил среди портовой суеты большого торгового города, откуда начинались и где завершались длительные морские плавания… При том, что было мне тогда два года, я уже видел, как совершаются революции, свергается политический строй, приходит новая монархия; я до сих пор слышу ружейные залпы 1830 года на улицах города, где, как и в Париже, народ сражался с королевскими войсками» (из «Воспоминаний детства и юности», написанных около 1890 г.).


 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Литература для школьников
 
 
Яндекс.Метрика