Карло Риччо
Мемуарные заметки
о встречах с Анной Ахматовой[2]

[4 декабря 1964 г.] … Джанкарло Вигорелли проводил меня и других лиц (из них помню только [австрийскую писательницу] Ингеборг Бахман) в гостиницу «Плаца», где остановилась Ахматова. Когда после визита к ней мы все вышли, я обнаружил, что забыл свой зонтик в номере. Возвратившись назад уже один, я не упустил возможности опять поговорить с Ахматовой. Когда я ей сказал, что у родителей моей матери была вилла на Большом Фонтане, где она родилась, она как будто сошла с пьедестала и обратилась ко мне как бы к снова найденному дальнему родственнику. Из Ахматовой она стала Анной Андреевной. Так началась наша дружба.

Практически я стал ее гидом по Риму. Мы гуляли по Вечному городу, но Анна Андреевна мало что в городе успела посмотреть. Она видела кафе Греко, «Моисея» Микеланджело, была на площади Св. Петра во время папского благословения и была этим так потрясена, что в собор даже не вошла. Возвратившись в гостиницу, она мне подарила издание 1961 года (маленькую книгу, которую она называла «лягушкой»[3]) с посвящением: «Карло Риччо в Риме – золотой день – Анна Ахматова. 6 декабря 1964». (Сначала она, как многие русские, ошиблась и написала «Риччи» вместо Риччо, но я ей указал на ошибку, и она ее исправила).

В Пантеоне Ахматова видела могилу Рафаэля[4] («Кажется, он похоронен только вчера» – писала она Анатолию Найману на открытке с видом фонтана Треви) и на Капитолии конную статую Марка Аврелия. Состояние здоровья ей не позволило удовлетворить желание посетить этрусские могилы и съездить в Реканати, чтобы увидеть город и дом Джакомо Леопарди – поэта, которого она тогда переводила.

К сожалению, в Таормину и Катанию, где ей и поэту Марио Луци вручили премию, я не мог ее сопровождать и не был свидетелем ее торжества. [5] […] От пребывания на Сицилии остались прекрасные фотографии, которые Ахматовой сделал писатель Марио Пикки.

После Сицилии Ахматова и Пунина опять приехали в Рим и остановились в гостинице «Виктория» около Порта Пинчана. Третья, более скромная гостиница (которую я ей посоветовал, когда кончилось гостеприимство советского посольства, и ей хотелось еще остаться в Риме) была «Paisiello Parioli» на улице Паизиелло.

[…] В Риме ею были написаны стихи «И это станет для людей…»[6], «Из итальянского дневника», «В Сочельник (24 декабря): Последний день в Риме»[7].

По поводу последнего стихотворения расскажу следующее. Однажды Анна Андреевна меня спросила, почему на итальянский язык русское слово «сосна» переводится словом “pino”? Для нее это – «пиния», а не «сосна». Кажется, что в северный пейзаж ее стихов как будто пересадили эти огромные южные пинии. Я ответил, что “pino” это и есть «сосна», то есть и северная сосна, и пиния (итальянская сосна), и другого слова нет. Но она осталась при своем мнении, что пиния и сосна – совсем разные деревья.

[…] В Риме Ахматову посетил сын Федора Шаляпина. На приеме в советском посольстве она познакомилась с очень известным тогда левым христианско-демократическим мэром Флоренции Джорджо Ла Пира.

Во время пребывания Ахматовой в Италии у нее взяли интервью […] писательница Джанна Мандзини и журналистка Аделе Камбриа. Во время интервью Камбриа я был у Ахматовой и переводил вопросы и ответы. Помню, что Камбриа задавала ей неуместные вопросы и как Ахматова сказала про нее «змейка». О другом, еще гораздо худшем, так называемом «интервью» Курции Феррари лучше было бы совсем не говорить, если бы оно не стало из-за своего невежества поразительным примером выдуманного и фальшивого интервью, которое ни в коем случае Ахматова давать не могла.

[…] В заключение хочу сообщить, что в Страстную пятницу 10 апреля 1998 года папа Иоанн Павел II в проповеди процитировал, хотя и не прямо, Анну Ахматову. Он сказал: «Мир переполнен слезами матерей, безумных женщин на Майской площади[8] и той русской поэтессы, которая семнадцать месяцев ждала около тюрем». О, если бы Ахматова могла узнать о чести быть процитированной в пасхальной проповеди Папой Римским, когда она стояла вместе со мной на площади Св. Петра – и почти незаметно плакала!

Источник: Анна Ахматова: эпоха, судьба, творчество: Крымский Ахматовский научный сборник / Сост. и науч. ред. Г. М. Темненко. – Вып. 9. – Симферополь: Крымский Архив, 2011. – 336 с.

1. "Прошлой зимой, накануне дантовского года, я снова услышала звуки итальянской речи – побывала в Риме и на Сицилии," – пишет А. Ахматова а автобиографии ("Коротко о себе").
В 1964 году А. Ахматова посещает Италию, где ей вручают международную литературную премию Этна Таормина.
"Когда в 1964 году она [Ахматова] поехала в Италию получать литературную премию, некоторые носильные вещи пришлось брать взаймы; по возвращении я отнес шерстяной свалявшийся шарф вдове Алексея Толстого", – вспоминает А. Найман (Рассказы о Анне Ахматовой. 1989. – С. 8). (вернуться)

2. Карло Риччо (1932–2011) – итальянский поэт, переводчик и литературовед. Эти заметки являются фрагментами неопубликованной мемуарно-библиографической работы К. Риччо «Анна Ахматова и Италия». Публикация В. А.Черных. (вернуться)

3. ...называла «лягушкой» – сборник А. А. Ахматовой "Стихотворения. 1909-1960" (М., 1961). «Лягушкой» А. А. Ахматова называла его за зеленый цвет переплета. (вернуться)

4. Могила Рафаэля в Пантеоне, надпись на которой вторила той схеме космического единоборства, которую чаяла Ахматова: "Здесь покоится Рафаэль, который соперничал с самой Матерью-природой, и она опасалась, что в творчестве он превзойдет ее".
Об этой могиле Ахматова рассказывала: "Меня возили к гробнице Рафаэля. Представьте себе, они его не похоронили! Наполовину гроб в стене, наполовину снаружи". (Сергеев А. Omnibus. С. 379.) (вернуться)

5. Вот как говорится об этом событии в книге Д. Т. Хренкова:

Ахматова и Твардовский впервые лично встретились в Италии, где Анне Андреевне вручали литературную премию "Этна-Таормина" (1964). Твардовский, как вице-председатель Европейского объединения писателей, в то время находился в Италии, где проходили заседания руководящего совета. Из сообщения "Литературной газеты" мы узнали, что Твардовский присутствовал на вручении и даже произнес на нем речь.

Подробностей не было. Позже о том, как проходило вручение премии, мы прочли в записках Миколы Бажана. Он заметил, что политические спекулянты хотели придать акту вручения премии антисоветский характер. Об этом Ахматову предупреждал бывший тогда в Италии Сурков. Но Анна Андреевна спокойно ответила, что в курсе ситуации и готова к ней. Больше нее волновался Твардовский. Он уединился в гостиничном сквере и, сидя на скамье, даже набросал план своей короткой речи. А тем временем под сводами мрачной башни нормандского замка, где должно было состояться вручение, кипела работа.

"Расставили и включили прожектора, – писал М. Бажан. – Проверили акустику. Опробовали съемочную аппаратуру. Было душно, шумно, утомительно. Но вот отворились двери, и в зал неторопливо и торжественно в сопровождении нескольких человек вошла Анна Андреевна. На нее упали лучи прожекторов. Вся ее фигура выражала спокойное достоинство. По ней не было заметно, чего стоило этой пожилой женщине одолеть крутые ступени высокой средневековой лестницы.

Поэтесса стояла величественная, словно королева из легенды. И вся разношерстная публика, которая наполняла зал, независимо от отношения к советским людям, сейчас единодушно поднялась со своих мест, чтобы приветствовать прибывшую с севера советскую гостью, само появление которой вызвало изумление и восторг".

Потом было предоставлено слово Твардовскому. Он не придерживался плана, который заранее составил, не вступал в полемику с ораторами, утверждавшими, что природа лирики такова, что поэт должен оставаться в одиночестве.

"В лирике Ахматовой, – говорил он, – никогда не было злонамеренного эгоизма личности, который обычно бывает присущ лирике, декларирующей свою непричастность к судьбам мира и человечности..."

И закончил речь ахматовскими строчками о том, что поэт живет

Не для страсти, не для забавы,
Для великой земной любви.

Произнесла речь и Ахматова. Она говорила по-русски, только Данте и Леопарди цитировала на языке оригинала. Она с гордостью отметила, что ее переводы Леопарди тотчас разошлись, ибо нет другой страны, где бы тяга к литературе была бы столь велика, как на ее Родине.

После получения премии она пригласила к себе в номер Твардовского, Симонова, Суркова и Бажана.

– На столе будет только наше, – предупредила она. – Я привезла даже черный хлеб.

Источник: Хренков Дмитрий. Анна Ахматова в Петербурге – Петрограде – Ленинграде. Глава 9. "Разлучение наше мнимо". – Л.: Лениздат, 1989. – 222 с. (вернуться)

6. «И это станет для людей…»
И это станет для людей
Как времена Веспасиана,
А было это – только рана
И муки облачко над ней.
(18 декабря 1964. Ночь. Рим).
Это тринадцатое (последнее) стихотворение из цикла "Шиповник цветет". (вернуться)

7. В сочельник (24 декабря 1964) Последний день в Риме

Заключенье небывшего цикла
Часто сердцу труднее всего.
Я от многого в жизни отвыкла,
Мне не нужно почти ничего, –

Для меня комаровские сосны
На своих языках говорят
И совсем как отдельные весны
В лужках, выпивших небо, – стоят.
1964 (вернуться)

8. Plaza di Mayo – место прохождения демонстраций женщин против аргентинской военной диктатуры. (вернуться)