|
|
| |
|
| |
|
|
|
1
Для отрока, в ночи́ глядящего эстампы,
За каждым валом – даль, за каждой далью – вал,
Как этот мир велик в лучах рабочей лампы!
Ах, в памяти очах – как бесконечно мал!
В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,
Не вынеся тягот, под скрежет якорей,
Мы всходим на корабль – и происходит встреча
Безмерности мечты с предельностью морей.
Что нас толкает в путь? Тех – ненависть к отчизне,
Тех – скука очага, ещё иных – в тени
Цирцеиных ресниц[3] оставивших полжизни, –
Надежда отстоять оставшиеся дни.
В Цирцеиных садах дабы не стать скотами,
Плывут, плывут, плывут в оцепененьи чувств,
Пока ожоги льдов и солнц отвесных пламя
Не вытравят следов волшебницыных уст.
Но истые пловцы – те, что плывут без цели:
Плывущие – чтоб плыть! Глотатели широт,
Что каждую зарю справляют новоселье
И даже в смертный час ещё твердят: вперёд!
На облако взгляни: вот облик их желаний!
Как отроку – любовь, как рекруту – картечь,
Так край желанен им, которому названья
Доселе не нашла ещё людская речь.
2
О, ужас! Мы шарам катящимся подобны,
Крутящимся волчкам! И в снах ночной поры
Нас Лихорадка бьёт – как тот Архангел злобный,
Невидимым мечом стегающий миры.
О, странная игра с подвижною мишенью!
Не будучи нигде, цель может быть – везде!
Игра, где человек охотится за тенью,
За призраком ладьи на призрачной воде...
Душа наша – корабль, идущий в Эльдорадо.
В блаженную страну ведёт – какой пролив?
Вдруг, среди гор и бездн и гидр морского ада –
Крик вахтенного: – Рай! Любовь! Блаженство! – Риф.
Малейший островок, завиденный дозорным,
Нам чудится землёй с плодами янтаря,
Лазоревой водой и с изумрудным дёрном.
Базальтовый утёс являет нам заря.
О, жалкий сумасброд, всегда кричащий: берег!
Скормить его зыбям, иль в цепи заковать, –
Безвинного лгуна, выдумщика Америк,
От вымысла чьего ещё серее гладь.
Так старый пешеход, ночующий в канаве,
Вперяется в Мечту всей силою зрачка.
Достаточно ему, чтоб Рай увидеть въяве,
Мигающей свечи на вышке чердака.
3
Чудесные пловцы! Что за повествованья
Встают из ваших глаз – бездоннее морей!
Явите нам, раскрыв ларцы воспоминаний,
Сокровища, каких не видывал Нерей[4].
Умчите нас вперёд – без паруса и пара!
Явите нам (на льне натянутых холстин
Так некогда рука очам являла чару)
Видения свои, обрамленные в синь.
Что видели вы, что?
4
– Созвездия. И зыби,
И жёлтые пески, нас жгущие поднесь,
Но, несмотря на бурь удары, рифов глыбы, –
Ах, нечего скрывать! – скучали мы, как здесь.
Лиловые моря в венце вечерней славы,
Морские города в тиаре из лучей
Рождали в нас тоску, надёжнее отравы,
Как воин опочить на поле славы – сей.
Стройнейшие мосты, славнейшие строенья,
Увы, хотя бы раз сравнили с градом – тем,
Что из небесных туч возводит Случай-Гений...
И тупились глаза, узревшие Эдем.
От сладостей земных – Мечта ещё жесточе!
Мечта, извечный дуб, питаемый землёй!
Чем выше ты растёшь, тем ты страстнее хочешь
Достигнуть до небес с их солнцем и луной.
Докуда дорастёшь, о древо – кипариса
Живучее?..
Для вас мы привезли с морей
Вот этот фас дворца, вот этот профиль мыса, –[5]
Всем вам, которым вещь чем дальше – тем милей!
Приветствовали мы кумиров с хоботами,
С порфировых столпов взирающих на мир,
Резьбы такой – дворцы, такого взлёту – камень,
Что от одной мечты – банкротом бы – банкир...
Надёжнее вина пьянящие наряды,
Жён, выкрашенных в хну – до ноготка ноги,
И бронзовых мужей в зелёных кольцах гада...
5
– И что, и что – ещё?
6
– О, детские мозги!..
Но чтобы не забыть итога наших странствий:
От пальмовой лозы до ледяного мха,
Везде – везде – везде – на всём земном пространстве
Мы видели всё ту ж комедию греха:
Её, рабу одра, с ребячливостью самки
Встающую пятой на мыслящие лбы,
Его, раба рабы: что в хижине, что в замке
Наследственном – всегда – везде – раба рабы!
Мучителя в цветах и мученика в ранах,
Обжорство на крови и пляску на костях,
Безропотностью толп разнузданных тиранов, –
Владык, несущих страх, рабов, метущих прах.
С десяток или два – единственных религий,
Все сплошь ведущих в рай – и сплошь вводящих в грех!
Подвижничество, та́к носящее вериги,
Как сибаритство – шёлк и сладострастье – мех.
Болтливый род людской, двухдневными делами
Кичащийся. Борец, осиленный в борьбе,
Бросающий Творцу сквозь преисподни пламя:
– Мой равный! Мой Господь! Проклятие тебе!
И несколько умов, любовников Безумья,
Решивших сократить докучный жизни день
И в опия морей нырнувших без раздумья, –
Вот Матери-Земли извечный бюллетень!
7
Бесплодна и горька наука дальних странствий:
Сегодня, как вчера, до гробовой доски –
Всё наше же лицо встречает нас в пространстве:
Оазис ужаса в песчаности тоски.
Бежать? Пребыть? Беги! Приковывает бремя –
Сиди. Один, как крот, сидит, другой бежит,
Чтоб только обмануть лихого старца – Время.
Есть племя бегунов. Оно – как Вечный Жид[6].
И как апостолы, по всем морям и сушам
Проносится. Убить зовущееся днём –
Ни парус им не скор, ни пар. Иные души
И в четырёх стенах справляются с врагом.
В тот миг, когда злодей настигнет нас – вся вера
Вернётся нам, и вновь воскликнем мы: – вперёд!
Как на заре веков мы отплывали в Перу,
Авророю лица приветствую восход.
Чернильною водой – морями глаже лака –
Мы весело пойдём между подземных скал.
О, эти голоса, так вкрадчиво из мрака
Взывающие: – К нам! – О, каждый, кто взалкал
Лотосова плода! Сюда! В любую пору
Здесь собирают плод и отжимают сок.
Сюда, где круглый год – день лотосова сбора,
Где лотосову сну вовек не минет срок.
О, вкрадчивая речь! Нездешней лести нектар!
К нам руки тянет друг – чрез чёрный водоём.
– Чтоб сердце освежить – плыви к своей Электре! –[7]
Нам некая поёт – нас жегшая огнём.
8
Смерть! Старый капитан! В дорогу! Ставь ветрило!
Нам скучен этот край! О, Смерть, скорее в путь!
Пусть небо и вода – куда черней чернила,
Знай, тысячами солнц сияет наша грудь!
Обманутым пловцам раскрой свои глубины!
Мы жаждем, обозрев под солнцем всё, что есть,
На дно твоё нырнуть – Ад или Рай – едино! –
В неведомого глубь – чтоб новое обресть!
1859
Дата создания перевода: 1940 (впервые опубликовано: Бодлер Ш. Лирика. – М.: Художественная литература, 1965. С. 163-169.
) |
Источник: Цветаева М. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 2.:
Стихотворения.
Переводы / Сост., подгот. текста и коммент.
А. Саакянц и Л. Мнухина. – М.: Эллис Лак, 1994, с. 396 – 401. |
|
1. Плавание
– стихотворение написано Бодлером в 1859 году и завершает цикл стихов "Цветы зла". Впервые напечатано в "Ревю франсэз", 1859 год. "Я написал большое стихотворение... такого рода, что что оно должно вызывать судорожную дрожь в природе, а особенно у любителей прогресса".
«Плавание» в творчестве Бодлера занимает особое место: это последнее и самое большое стихотворение «Цветов зла» становится поэмой в поэме и эпилогом ко всему сборнику. В самом названии стихотворения скрыто обобщение: "плавание" – это путь человека и человечества; пространство "плавания" – весь мир, а время – вся мировая история. В "Плавании"» путешественников привлекает не Итака, в отличие от героев "Одиссеи" Гомера, а Икария – страна-утопия, недостижимая цель; и описание странствий предваряет не возвращение домой, а снова путь куда-то вдаль, последнюю попытку найти волшебную страну – в "неведомой глуби" смерти.
Для романтики всегда характерно стремление в неопределённое "туда" ("dahin", "far away" – ключевые слова немецкого и английского романтизма). Но "пловцы" у Бодлера – уже не те романтические герои, в начале XIX века радостно устремлявшиеся в погоню за мечтой. Несмотря на множество синонимов земного рая – "Икария", "Эльдорадо", "Эдем", – в стихотворении, цель становится всё призрачнее. Неясно, плывут ли странники в обетованную землю или только блуждают в собственных фантазиях, переходя от одной иллюзии к другой? И что ими движет – вера или сомнение, "идея-страсть" или игра?
М.И.Белкина в книге о последних двух годах жизни Цветаевой пишет: "...уже с декабря 1939 года переводы для нее становятся хлебом насущным - это единственный источник существования. Выбирать не приходится, она переводит подряд все, что ей предлагают, не зная языка, по тупым, безграмотным подстрочникам, стихи зачастую несуществующих поэтов, которые внушают ей свою бездарность". [...]
Но уж если "выпадал" Бодлер – да еще главный шедевр "Цветов зла", "Плавание", – то Цветаева делает 12 вариантов, добиваясь того единственного, который нам привычен, о котором она писала дочери в лагерь: "Мой лучший перевод – "Плавание" Бодлера, потому что подлинник – лучший".
( вернуться)
2. Максим дю Кан (1822 – 1894) – автор «Современных песен» (1855), в которых восхваляется прогресс в политике, технике и естественных науках. ( вернуться)
3.
Цирцея (греч. миф.) – волшебница, дочь Гелиоса, обратившая спутников Одиссея в свиней, а его на год удержавшая на своём острове. ( вернуться)
4. Нерей (др.-греч.) – в древнегреческой мифологии один из наиболее любимых и чтимых богов водяной стихии (моря): добрый, мудрый, справедливый старец, олицетворение спокойной морской глубины, обещающий морякам счастливое плавание. ( вернуться)
5. Этот профиль мыса – вольность переводчика, вызванная ассоциацией с контурами мыса Малчин в Коктебеле, удивительно похожим на профиль М. Волошина. ( вернуться)
6. Вечный Жид или Агасфе́р (лат. Ahasverus) – легендарный персонаж, по преданию обреченный на вечные странствия по земле до Второго пришествия Христа. Фигура «Вечного Жида» появляется в сюжетах европейской литературы и живописи. ( вернуться)
7. Электра (греч. миф.) – спасла своего брата Ореста, которому помогла отомстить за отца, убив мать и её возлюбленного. ( вернуться) |
| |
|
|
Анри Фантен-Латур. «Посвящение Делакруа» (Hommage à Delacroix), 1864 г. |
Картина изображает Эдуарда Мане и его друзей-художников, поэтов и критиков перед портретом Эжена Делакруа.
Сидят (слева направо): Луи Эдмон Дюранти (Louis Edmond Duranty, 1833–1880), сам Анри Фантен-Латур (Henri Fantin-Latour, 1836 – 1904), Жюль Шанфлёри (Jules Champfleury, 1820 – 1889), Шарль Пьер Бодлер (Charles Pierre Baudelaire, 1821 – 1867).
Стоят на картине (слева направо): Луи Кордье (Louis Cordier, 1823 – ?), Альфонс Легро (Alphonse Legros, 1837 – 1911), Джеймс Эббот Мак-Нилл Уистлер (James Abbot McNeill Whistler, 1834 – 1903), Эдуард Мане (Édouard Manet, 1832 – 1883), Феликс Анри Бракмон (Felix Henri Bracquemond, 1833 – 1914), Альберт Феликс де ла Кур де Баллеруа (Albert Felix de la Cour de Balleroy, 1828 – 1872). |
| |
|
| |
|
| |
|
|
|
