Учитель подводит итог.
Биография писательницы свидетельствует о том, что это трудолюбивый, очень талантливый, честный и принципиальный человек. Сам факт, что всю жизнь она
занимается непопулярным документальным жанром (документальная повесть, книга очерков), доказывает, что человек она твердый и последовательный,
не умеющий щадить ни себя, ни читателя. Глубокое погружение в тему дает поразительный результат: появляются основанные на действительных событиях книги
откровений, раздумий и сомнений о главных вопросах в жизни людей — вопросах жизни и смерти, войны и мира, счастья и горя.
Вторая учебная ситуация
Уточнение жанра книги.
Полемика:
нужно ли писать о войне?
Учитель.
Вслед за Л. Н. Толстым и его «Севастопольскими рассказами», С. Смирновым и его книгой «Брестская крепость», многими другими художественными
произведениями о войне, написанными на документальной основе, вышла книга С. Алексиевич «Цинковые мальчики». Литературоведы традиционно определяют
ее жанр как документальную повесть. Автор назвала выбранный ею жанр как «жанр голосов»: «Я слышу мир через человеческие голоса. Они всегда гипнотизируют
меня, оглушают и очаровывают. У меня большое доверие к самой жизни... То, чем я занимаюсь уже двадцать лет, — это документ в форме искусства. <...>
То, что называется материальностью документа, ткется из многих голосов. Из многих рассказов-версий, исповедей-версий — рождается версия времени...
Версия — это скорее автопортрет души, а не реальность... Я так и определяю жанр, в котором работаю, — история чувств. Мой факт — чувство!»
Как вы думаете, почему автором выбран именно такой жанр? Какие возможности он расширяет?
Потрясающий по силе воздействия эффект получается от сочетания максимального авторского отстранения, невмешательства и глубочайшей откровенности, субъективности
рассказчиков.
Ведь история в «цифрах и фактах», какой изображают ее документалисты, не всегда верна, так как цифры уточняются, интерпретация фактов меняется
на наших глазах.
Куда важнее, многообразнее, достовернее в своей непохожести и даже противоположности «история чувств». «Получается одна книга о том, кто мы были,
что называли добром, а что злом. Как любили. Почему убивали друг друга» (С. Алексиевич).
Итак, нужно ли писать сейчас книги о войне?
Учитель. Писатель-фронтовик Виктор Петрович Астафьев сказал в свое время: «Что бы я хотел видеть в прозе о войне? Правду!
Всю жестокую, но необходимую правду, для того, чтобы человечество, узнав ее, было благоразумней...»
«Я помню, как одна из моих героинь в книге „У войны не женское лицо“ потрясла меня рассказом о том, как страшно было видеть после боя убитых — и
тех и других... Молодые... Они лежали рассыпанные, как картошка... Когда я дала почитать этой женщине ее же рассказ, она все перечеркнула и принесла мне
отчет о своей военно-патриотической работе. „Это, — говорила она, — ты напечатай, а то я рассказывала тебе, чтобы ты поняла, как нам было страшно на
войне“». Это пишет Светлана Алексиевич.
Так писать или не писать сегодня о войне?
«Лежит на улице Грозного человек, убитый другим человеком. И в небо смотрит... Мне говорят: „Поезжай и напиши об этом“. А я не могу... Не больны ли
мы безумием? Разве нормальный, а не безумный человек может смотреть по телевизору и слушать каждый день по радио об убийстве: „За истекшие сутки позиции
федеральных войск обстреливались тридцать четыре раза, трое военнослужащих убиты, один ранен...“ Где-то в далекой русской деревне екнуло материнское
сердце... Крикнуло... Я была на одних таких похоронах... Хоронили молодого офицера, его привезли из Грозного. Плотное людское кольцо у свежевырытой
могилы... Военный оркестр... Все молчали, даже женщины не плакали. Выступал генерал... Все те же слова, что и десять, и пятьдесят, и сто лет назад:
о наших границах, о великой России, о мести, о ненависти, о долге. О долге убивать?! И только маленькая девочка беззащитно и наивно вглядывалась в
красный гроб: „Папа! Папочка!.. Куда ты ушел? Почему ты молчишь? Ты обещал вернуться... Я нарисовала тебе целый альбом...“ Один нормальный человек был
среди нас. Ребенок. А заговор взрослых продолжался... Клятва. Салют. Мы не воюем... А гробы в Россию уже идут из России... И я пишу о войне», — пишет
С. Алексиевич в предисловии к книге «Цинковые мальчики».
Обсуждение ответов учеников на вопрос анкеты
Иванова Анна. Нужно ли сейчас писать о войне? Я думаю, нужно. Надо писать правду, люди должны ее узнать. Многие с ней не согласятся,
кто-то отвергнет ее, кто-то прочтет долгожданную правду о своей жизни на войне. Необходимо показывать всю жестокость и несправедливость войны. Надо писать
так, чтобы люди задумались.
Горбачев Тарас. Книги о войне писать, безусловно, нужно, необходимо. Наша страна участвует в вооруженных конфликтах, и знать правду о том,
что там происходит, просто необходимо. Необходимо для того, чтобы ребята, вчера сидевшие за школьной партой, не шли в пекло, как слепые котята...
Синев Евгений. Книги о войне необходимы нам, как и все другие. Книги о войне надо писать, чтобы помнили о том, что такое война, но книги
о войне не должны нести в себе всю правду. Правда о войне ужасна, а потому ее не выносят на суд читателя, как сор из избы.
Соловьева Юлия. По-моему, книги о войне должны писаться всегда. История повторяется. Любая книга о войне — это бесценный урок для нас.
Книги о войне должны остановить человека от безумия. Это неизвестная война, и писать об Афгане не просто нужно, а необходимо. Ведь проходя мимо
искалеченных людей в инвалидных колясках и иногда заглядывая им в глаза (когда осмеливаешься), видишь там одну боль, неисчерпаемую грусть и... пустоту,
хочешь понять, откуда она. Читая книгу Светланы Алексиевич, все понимаешь...
Канонич Анастасия. Прав Евтушенко в поэме «Фуку!»:
Тот, кто вчерашние жертвы забудет,
Может быть, завтрашней жертвою будет...
...Сейчас эти книги особенно актуальны.
Османова Катя. Мне кажется, что сейчас не нужно писать книги о войне. Нам и так по горло хватает информации о тех событиях, что
происходят в Чечне. Мы слишком много читаем о войне в прессе... Сейчас, если бы не школьная программа, я вряд ли купила бы просто так книгу о войне. Я
устала думать о ней...
Мирошниченко Иван. Писать ли книги о войне? Я думаю, что не нужно писать об этом, конкретно об Афганистане. Я полагаю, что не стоит
тревожить рану прошлых лет...
Сысоев Денис. Нужно ли писать о войне? На мой взгляд, нет. Но под словами «писать о войне» я подразумеваю правду о войне, пусть даже горькую.
Я ужасался, читая книгу «Цинковые мальчики», и после ее прочтения изменил свое отношение к жизни. Я понял не то, как жизнь прекрасна, а то, что она
ничего не стоит...
Что есть война — «наука ненависти» или школа гуманизма? Можно ли ответить на этот вопрос однозначно?
Учитель.
Послушайте «голоса» героев книги С. Алексиевич «Цинковые мальчики».
Чтец.
«Удивительно мало мы там задумывались. Жили с закрытыми глазами. Видели наших ребят, покореженных, обожженных. Видели их и
учились ненавидеть...»
«Убили друга... На следующий день увидел в кишлаке афганскую свадьбу — открыл огонь... Они будут смеяться? Радоваться? А его нет... Где больше
людей, туда стреляю. Мне никого не жалко...»
Чтец.
«...Как я буду убивать, я себе не представлял... Разведчики убивают не в бою, а вблизи. Не автоматом, а финкой, штыком, чтобы тихо, неслышно. Я быстро
научился это делать, втянулся... У меня потом был трофей... Японский нож, длина — тридцать один см. Этот легко в человека входит. Поерзает и упадет,
не вскрикнет. Привыкаешь... Один раз что-то внутри сдало, щелкнуло. Стало жутко... Чтобы не сойти сейчас с ума, надо себя оправдывать. А если это
правда, что души убитых смотрят на нас сверху?
Я вернулся домой, я хотел быть хорошим. Но иногда у меня появляется желание перегрызть горло. Я вернулся слепой... Научился ходить, не видя...
Я никогда не видел свою жену, но знаю, какая она... Я знаю, какой у меня сын... Я научился жить без глаз. Я ощущаю мир... Я его слышу... Я могу быть
счастливым... Без глаз... Это я понял... Сколько зрячих не видят! С глазами я был больше слепой, чем сейчас. Хочется от всего очиститься... только во
сне я бываю ребенком...»
Учитель делает вывод.
Прозрение, пусть нелегкое, приходит и к героям книги С. Алексиевич. Помните: «С глазами я был больше слепой, чем сейчас. Хочется от всего очиститься...»
Итак, война — это, конечно, «наука ненависти», но более школа гуманизма. Наука ненависти ведет к самоистреблению, мысль же о том, что нет ничего
ценнее человеческой жизни — любой! — спасительна, дает надежду.
Война учит ценить такие человеческие качества, как доброта, милосердие; человек и на войне не хочет забывать в себе человеческое...
Третья учебная ситуация
Работа над названием
Учитель.
Всмотритесь в название документальной повести: «Цинковые мальчики». Прокомментируйте это словосочетание.
Какие части речи входят в его состав? Каково грамматическое значение словосочетания?
(Относительное прилагательное и одушевленное существительное; словосочетание обозначает предмет и его признак, материал).
В прямом или переносном значении употреблено прилагательное «цинковый» в данном словосочетании?
(В переносном: имеются в виду не буквально мальчики из цинка, а погибшие мальчики; мальчики, покоящиеся в цинковых гробах...)
Приведите примеры подобных словосочетаний.
(Золотой человек, железная женщина.)
Какие ассоциации возникают при словах «мальчики», «цинковые»?
• Мальчики — мама, детство, солнце, тепло, начало жизни...
• Цинковые — смерть, гроб, конец жизни...
Подберите возможные прилагательные к этим словам.
• Мальчики — маленький, малолетний, неопытный, наивный, открытый.
• Цинковые — холодные, тяжелые, страшные, бесчувственные, безжизненные.
Какой художественный прием использует автор в названии произведения и с какой целью?
(Это оксюморон, то есть соединение противоположных по смыслу слов, образно раскрывающих противоречивую сущность обозначаемого.
В самом названии произведения отражена авторская позиция: мальчики, юноши должны быть живыми, а не цинковыми — это противоестественно.)
Учитель.
В названии есть и дополнительный смысл. Подумайте, уместны ли наивность, неопытность, открытость в ситуации войны. Могут ли
юноши сами принимать решения в таких противоестественных условиях, когда и взрослые не находят выхода? Кто они, «афганцы» — герои, жертвы, преступники?
И если герои, то почему они смертельно тоскуют? Если жертвы, то ради чего они жертвуют собой? Если преступники, то кто возьмет на себя смелость определить
состав преступления, меру наказания? На эти вопросы отвечают герои повести — многочисленные «голоса», принадлежащие повзрослевшим участникам войны,
автор же словно остается в стороне.
Чтец.
«Они — герои! Герои! О них красивые книги надо писать...»
«...Наша армия давно не воевала. Тут мы проверяли себя, проверяли современное оружие... Эти мальчики все — герои!»
«...Мы — жертвы слепой веры. Нам говорили об идеалах Апрельской революции. Мы поверили, потому что мы все привыкли верить со школьной скамьи...»
«Воевавшие в Афгане — жертвы... все они нуждаются в психологической реабилитации...»
«...Я разобраться хочу... Там мы поняли, что нас обманули. Там задумались: почему мы так легко обманулись? Почему нас так просто обманывать?»
Чтец.
«... — Ты опять кричал. Ты опять всю ночь кого-то убивал... — так говорила моя жена. А я еще ей не рассказал о восторге вертолетчиков, которые бомбят.
О восторге людей возле смерти...»
«Довольно геройствовать „афганцам“! <...> Угнетенные, безнравственные люди могли быть вынуждены участвовать в войне. Но они, и сами погибая, несли
разрушения и смерть другому народу. И это уже не подвиг, а преступление...»
Как же нам с вами понять, кто прав, кто виноват, как разрешить эту историческую коллизию?
Четвертая учебная ситуация
Размышления над книгой.
Работа по карточкам
Карточка №1
Ответы на вопросы анкеты
Что вам было известно о событиях войны в Афганистане?
Османова Екатерина. Из книг по истории России я многое узнала о той войне, и я считаю, что война действительно была бессмысленной.
Иванова Анна. До того, как я прочла книгу С. Алексиевич «Цинковые мальчики», мне мало было известно о войне в Афганистане. Ведь она началась,
когда меня еще не было на свете! Эта война для меня всегда была загадкой.
Синев Евгений. О войне в Афганистане я знаю, пожалуй, больше, чем многие.
Мой отец участвовал в боевых действиях в республике Афганистан, и многие его друзья тоже. Войной эти события были только для них, потому что людям
говорили о том, что они там оказывали помощь братскому народу Афганистана.
Канонич Анастасия. «Цинковые мальчики» С. Алексиевич открыли много нового для меня о событиях войны в Афганистане. Долгие годы эта
тема вообще умалчивалась, об этом не говорили, не писали, по-моему, самое время узнать правду, какая бы она ни была. Жаль, что столько времени мы были в неведении.
Козленков Алексей. Я был уверен, что наша страна в той войне в Афганистане воевала против бандитов, «боевиков»... Вообще война в Афганистане
началась в 1979 году, многие из моего поколения еще не родились, да и когда она заканчивалась, многие в силу возраста не понимали почти ничего...
Жолейкис Ольга. Война в Афганистане началась за несколько лет до моего рождения, а когда закончилась, я была еще слишком маленькой,
чтобы понять весь ужас происшедшего, хотя ее отголоски дошли и до меня. Мой дядя, который был очень жизнерадостным человеком, вернулся оттуда другим.
Впалые щеки, казалось бы навсегда остановившиеся глаза, крик по ночам. Мертвец, живой мертвец...
Что нового вы открыли для себя в книге С. Алексиевич?
Синев Евгений. Книга Алексиевич открыла для меня судьбы ребят после возвращения в СССР из Афганистана.
Иванова Анна. Я была маленькой и мало интересовалась войнами, поэтому книга Алексиевич стала для меня открытием. Я узнала много нового,
но мало приятного. Эту книгу читать слишком тяжело морально... Я узнала, что люди, прошедшие Афганистан, совсем не такие, как мы. Они чувствуют по-другому,
для них все по-другому, весь мир. Это обиженные люди.
Горбачев Тарас. Не знал и не думал, что солдат заставляли ехать туда. Не думал, что там были необычные ребята, не знал о жестокости наших солдат.
Мирошниченко Иван. Документальная повесть Алексиевич «Цинковые мальчики» — это наиболее точное, доскональное отображение той войны.
Никишин Роман. Очень много нового я открыл для себя в этой книге. Не знал, что советские солдаты жили в плохих условиях, издевались
над афганцами. Не знал, что у выживших психика нарушилась. Я примерно представлял это, но всерьез подумать об этом не мог.
Жолейкис Ольга. Уже сейчас, повзрослев, я, читая книгу Алексиевич, очень многое поняла. Я переживала вместе с ребятами, прошедшими этот ад...
Учитель.
«...Совершенно другая война: другое поколение, другая человеческая психология — мальчишек вырвали из обыкновенной жизни... и бросали в ад, в грязь.
Восемнадцатилетних мальчиков, десятиклассников, которым можно было внушить все. Это потом к ним придет: „Я ехал на Великую Отечественную войну, а попал
на другую...“» — читаем в книге С. Алексиевич...
Попытаемся разобраться, понять, что стоит за этим выражением — «совершенно другая война...».
В книге «Спрятанная война» журналист Артем Боровик пишет: «Эта война стала для нас началом переоценки наших... ценностей. Именно в Афганистане
изначальная нравственность нации вошла в вопиющее противоречие с антинародными интересами государства». Светлана Алексиевич образно продолжает:
«Расстреливая притихшие кишлаки, бомбя дороги в горах, мы расстреливали и бомбили свои идеалы».
Карточка №2
1. Идея войны: насколько важно солдату осознание ее? Какова цена прозрения?
2. Прочитайте монологи героев книги Алексиевич. На примере одного из них ответьте на предложенные вопросы.
• ...Мы перед Родиной чисты. Я честно выполнил свой солдатский долг... Я помогал братскому афганскому народу. Убежден! Те, кто там со мной был, —
тоже искренние, честные ребята. Они верили в то, что пришли на эту землю с добром... Нам казалось: новая власть дает землю, и все должны с радостью брать
ее. И вдруг... крестьянин не берет землю! Нам казалось: мы построим машинно-тракторные станции, дадим им трактора, комбайны, косилки, и вся жизнь их
повернется. И вдруг... они уничтожают МТС. (Рядовой, артиллерист.)
• ...Мы воевали хорошо, храбро. За что вы нас? Я целовал на коленях знамя, я дал присягу. Мы так воспитаны, что это свято, раз ты поцеловал
знамя. Мы любим Родину, мы ей верим. Я люблю ее, несмотря ни на что... Как невыносимо после боя смотреть на красоту. На горы, на сиреневое ущелье.
Хочется все расстрелять! Или тихий-тихий становишься, ласковый... (Рядовой.)
• ...Как попал в Афганистан? Сам попросил направить меня на помощь афганскому народу. Тогда по телевизору показывали, по радио говорили, в газетах
писали о революции... Что мы должны помочь... Первый убитый... Афганский мальчик, лет семи... Лежал, раскинув руки, как во сне. И рядом развернутое
брюхо застывшей лошади... В чем повинны дети? В чем повинны животные?.. Кто-то сказал, что сумасшедшие — это изумившиеся люди. Живу как сторонний наблюдатель...
У меня есть жена, ребенок... Я любил раньше голубей... Утро любил... Теперь как сторонний наблюдатель... Что угодно бы отдал, только бы вернуть мне
радость... (Рядовой.)
• ...Я вернулся оттуда и через год ушел из армии. Вы не видели, как блестит штык при лунном свете? Нет? А фотографию: советский офицер стоит рядом
с повешенным афганцем? Любительский снимок... На память... Наш офицер возле повешенного афганца... Улыбается... Я там был... Я это видел, но можно ли об
этом писать? Никто об этом не пишет... Значит, нельзя. Если об этом не напишут, выходит, этого как бы не было. Так было или не было? (Старший лейтенант, переводчик.)
• ...У настоящих военных другая психология: справедливая война или несправедливая — неважно. Куда нас послали — там справедливая, нужная. Когда
посылали, и эта война была справедливая... Я сам стоял перед солдатами и говорил о защите южных рубежей, идейно подковывал. Два раза в неделю — политические
занятия. Разве я мог сказать: «Я сомневаюсь»? Армия не терпит свободомыслия... И только сейчас сам задумался... Что мы защищали? Революцию? Нет, я уже
так не думал, я уже внутренне разрывался. Но убеждал себя, что мы защищаем наши военные городки, наших людей... я не знаю, с кем мне драться. Я уже не
могу стать среди своих пацанов и агитировать: мы — самые лучшие, мы — самые справедливые. Но я утверждаю, что мы хотели такими быть. Но не получилось.
Почему? (Майор, командир батальона.)
Учитель.
«На войне человек познает о себе такое, о чем бы никогда не догадался в других условиях. Ему хочется убивать, нравится — почему? Это называется инстинктом
войны, ненависти, разрушения. Вот этого биологического человека мы вообще не знаем, его не хватает в нашей литературе. Мы недооценили это в себе, слишком
уверовав в силу слова и идеи», — скажет в своей книге С. Алексиевич. «Правда твоя — это наша правда, Родина...» (Р. Рождественский). Родина сказала:
«Нужно помочь братскому афганскому народу отстоять завоевания Апрельской революции», и эти мальчишки 80-х, которые в школьной программе по литературе
изучали романы Н. Островского «Как закалялась сталь», А. Фадеева «Молодая гвардия», помнили горьковские слова: «В жизни всегда есть место подвигам»,
они стали «воинами-интернационалистами» в составе Ограниченного контингента советских войск на земле Афганистана...
И это была их идея войны, их правда. И это было чудовищной ложью, обернувшейся крушением идеалов, душевными муками:
Война, не давшая ответа
ни на один вопрос. Война,
в которой выигравших нету,
есть только страшная цена.
(Из стихотворения, написанного в Афганистане)
Эту «другую войну» позже назовут афганской авантюрой, политической ошибкой, неизвестной войной... Но это случится позже, много позже. И это
не совсем правда:
«...Неправда, что народ ничего не знал. Привозили в дома цинковые гробы, возвращались к ошеломленным родителям искалеченные дети — это же видели
все. Конечно, по радио и телевизору об этом не говорили... но ведь это на глазах у всех происходило... А что же тогда делало наше „гуманное“ общество?..
А наше общество... выполняло и перевыполняло... очередные пятилетки...»
...И шутить постепенно не стали в войсках,
в нашей армии стал неестественен Теркин,
стоит лишь отойти от машин на задворки,
как подходит опять притаившийся страх...
(Из стихотворения, написанного в Афганистане)
Кто они — солдаты Великой Отечественной?
Мужчины, женщины, дети — все герои, воевавшие и трудившиеся в тылу, просто жившие и выжившие в это лихолетье. В их честь — памятники, названия улиц,
музеи; много книг, стихи, песни...
Учитель.
Участников афганской войны тоже «удостоили» — тайные похороны, плохие протезы, маленькие пенсии...
Кто они, солдаты Афганистана?
Герои... жертвы... преступники...
Учитель.
«Армия не терпит свободомыслия», все, что совершается, подчинено приказу.
Чтец.
«...Я присягал... я был военный человек...»
«В Афганистане подавляющая часть солдат и командиров, верных присяге, исполняла свой долг. Потому что приказ был отдан законным правительством от
имени народа...»
«...Мы были крайними на войне, то есть те, кто выполнял приказы, оказываются крайними теперь... было бы справедливее, если бы книга... появилась
не о мальчиках, а о маршалах и кабинетных начальниках, посылавших ребят на войну... Солдат всегда грешен, на любой войне. Но на Страшном суде Господь
первым простит солдата...»
Учитель.
Приказ. Его невыполнение влечет за собой жесткое наказание. Армия есть армия. Дисциплина есть дисциплина. А если приказ несправедлив и не продуман?
Беспрекословное подчинение приказу — норма или наилучший способ уйти от ответственности?
В книге С. Алексиевич читаем: «...ссылаются на приказ: мне, мол, приказали — я исполнял. На это ответили международные трибуналы: выполнять преступный
приказ — преступление. И срока давности нет... Вы без конца клянетесь в любви к Родине, потому что хотели бы, чтобы она за все ответила, Родина... а сами
вы отвечать не хотите...»
Точка зрения самого автора предельно ясна и бескомпромиссна: «Кто виноват? Мы виноваты — ты, я, они... проблема в другом — в выборе, который есть у
каждого из нас: стрелять или не стрелять, молчать или не молчать, идти или не идти... Спрашивать надо у себя...»
Так кто же они, солдаты Афганистана? «Они — жертвы на алтаре нашего тяжелого прозрения. Они — не герои, они мученики. Никто не смеет бросить в них
камень» (С. Алексиевич).
Как пишет Светлана Алексиевич о горе и отчаянии матерей, жен, близких воинов-«афганцев»? Зачитайте фрагменты из книги.
«Не могу вернуться в этот мир... Пошел на кладбище... Хотел обойти „афганские могилы“... Встретила чья-то мать... — Уходи, командир. Ты с сединой...
Ты — живой... А мой сынок лежит... Мой сынок еще ни разу не побрился...»
«На могильной плите сына выбила: „Помните, люди: он погиб ради жизни живых“. Теперь я знаю, что это неправда, не ради жизни живых он погиб.
Сначала обманули меня, потом я помогла обмануть его. Мы все так умели верить! Я твердила ему: „Люби Родину, сынок, она тебя никогда не предаст, не
разлюбит“. Теперь я хочу другие слова написать на его могиле: „За что?“».
«...В ту войну у всех было горе, у всей страны. Каждый кого-то потерял. Знал, за что потерял. Бабы хором голосили. В кулинарном училище, где
я работаю, коллектив — сто человек. Я одна, у кого муж сегодня погиб на войне, о которой другие только в газетах читали. Когда в первый раз услышала
по телевизору, что Афганистан — наш позор, хотела разбить экран. В тот день я второй раз мужа похоронила...»
Учитель.
Там и тогда (в Великую Отечественную войну) — слезы и боль, но это свято, здесь и сейчас (в Афганистане) — да, слезы и боль, но это только твои слезы и
только твоя боль! Но ведь и в 41-м, и в 86-м погибали дети! Кто же защитит этих, их память? На их защиту встали матери. Они призвали к ответу главного
виновника, как им казалось, — того, кто написал книгу об их мальчиках, писательницу Светлану Алексиевич.
Какие «правды» столкнулись в непримиримом поединке — суде над писателем и его книгой?
Сообщение ученика:
об истории суда...
С. Алексиевич заметила: «Не дай Бог, если бы документальные книги правили пристрастные современники... Они переписали бы „Архипелаг ГУЛАГ“, Шаламова,
Гроссмана». И тем не менее правили.
Из газетной полемики: «...[У нас] можно „прижучить“, „поставить на место“, „заткнуть рот“ журналисту, писателю...
Нам... не привыкать. Судили уже
Синявского с Даниэлем,[5] подвергали анафеме Б. Пастернака,[6] смешивали с грязью Солженицына и Дудинцева» (Л. Басин, врач).
«Судебные процессы, подобные тому, который идет над Светланой Алексиевич... имеют... место в мире. Судебному преследованию в послевоенной Англии
подвергался Дж. Оруэлл, автор знаменитой антиутопии... „1984“, которого обвинили в клевете на государственное
устройство... В клевете на Советскую Армию еще недавно упрекали писателя В. Быкова...» (Из материалов независимой литературной экспертизы).
...Группа матерей воинов-интернационалистов, погибших в Афганистане, подала в суд на писательницу С. Алексиевич. Их исковое заявление рассматривалось
в народном суде Центрального района города Минска. Поводом для обращения в суд стал спектакль «Цинковые мальчики», поставленный на сцене Белорусского
театра имени Янки Купалы. Матерей оскорбило, что их мальчики показаны исключительно как бездушные роботы-убийцы, мародеры, наркоманы и насильники...
«За „Цинковых мальчиков“ — в суд» — так называлась заметка, напечатанная 22 июня в газете «На страже Октября». Спектакль был снят со сцены. Писательницу
обвинили в выборочном использовании материалов, клевете, антипатриотизме, очернительстве. С. Алексиевич проклиналась как агент ЦРУ, прислужница мирового
империализма, клевещущая на свою великую Родину и ее героических сыновей якобы за два «мерседеса» и долларовые подачки...
Инсценирование.
Из хроники суда...
Чтец. Из судебного иска и стенограммы суда Екатерины Никитичны Платициной, матери погибшего майора Александра Платицина: «В монологе,
напечатанном в газете и книге, искажен мой рассказ о сыне... Статья оскорбляет и унижает мои честь и достоинство... Я люблю то государство, в котором
мы жили, СССР, потому что за него погиб мой сын. А вас ненавижу! Мне не нужна ваша страшная правда. Она нам не нужна...»
Чтец. Из судебного иска и выступления Инны Сергеевны Головневой, матери погибшего старшего лейтенанта Юрия Головнева: «Я ей верила,
я ждала книгу. Я ждала правду, за что убили моего сына. Она... не напечатала правду моего сына. Другой правды быть не может, правда у тех, кто там был...
Алексиевич хочет доказать, что я — мать-убийца. И мой сын тоже убивал. Что выходит? Я его туда послала? И дала ему в руки оружие? Мы, матери, виноваты,
что там была война? Что там убивали, грабили, курили наркотики? И эта книга опубликована за границей. В Германии, во Франции. По какому праву Алексиевич
торгует нашими погибшими сыновьями? Добывает себе славу и доллары? Пусть признает, что это вымысел, клевета...»
Чтец. Из выступления на суде Светланы Алексиевич: «Я до конца не верила, что этот суд состоится... И я бы не пришла в этот суд,
если бы здесь не сидели матери, хотя я знаю, что не они со мной судятся, а судится со мной бывший режим... Мы — те же. Из соцлагеря. С прежним
лагерным мышлением... Но я пришла поговорить с матерями. У меня все тот же вопрос, что и в моей книге: кто же мы? Почему с нами можно делать все, что угодно?..
Почему мы сейчас сидим в суде друг против друга? Что же произошло за это время? За это время исчезла с карты мира, из истории страна, коммунистическая империя...
Все хотят забыть Афганистан. Забыть этих матерей, забыть калек. Забвение — тоже форма лжи. Матери остались один на один с могилами своих мальчиков.
У них даже нет утешения, что смерть их детей не бессмысленна... Я преклоняюсь перед матерями. Преклоняюсь за то, что, когда Родина бросила в бесчестье
имена их сыновей, они стали их защитниками. Сегодня только матери защищают погибших мальчиков. Другой вопрос — от кого они их защищают?..
Я хочу сказать матерям: не мальчиков своих вы здесь защищаете. Вы защищаете страшную идею... Вне законов литературы, вне законов жанра творится примитивная
политическая расправа, низведенная... на бытовой... коммунальный уровень...»
После второго отказа в литературной экспертизе Светлана Алексиевич покинула зал заседания. При этом она сказала: «Как человек, я прошу прощения за
то, что причинила боль, за этот несовершенный мир... Но как писатель, я не могу, не имею права просить прощения за книгу, за правду!»
Учитель.
Затем было широкое обсуждение, назывались правые и виноватые...
Чтец. «В нашем театре уже два года идет спектакль по повести С. Алексиевич „Цинковые мальчики“. Я хочу сказать, что зрительный зал
всегда заполнен, а после окончания спектакля люди встают и молчат и долго не расходятся. Поэтому, когда мы узнали, что против С. Алексиевич затеяли
судебный процесс, все были поражены: сколько же зла и лжи посеяно в человеческих душах... В нашем театре — это любимый спектакль, потому что он не
столько о войне, сколько о том, кто мы, какие... Спасибо за правду, которую мы не знали. Пусть нас простят погибшие мальчики...» (Цыганова).
Чтец. «Уважая личное мужество солдат и офицеров, посланных брежневским руководством КПСС сражаться в чужую, до этого дружественную, страну,
искренне разделяя скорбь матерей, чьи сыновья погибли в афганских горах, писательница вместе с тем бескомпромиссно разоблачает все попытки героизировать
позорную афганскую войну, попытки романтизировать ее, развенчивает лживую патетику и трескучий пафос... Это пришлось не по душе тем, кто хотел бы
поставить знак равенства между участием в Великой Отечественной войне и в несправедливой... афганской. Эти люди не вступают в полемику с писательницей...
не показывают своего лица. Руками других, все еще заблуждающихся... они возбуждают... судебное дело...
[Светлана Алексиевич] не изображала их романтическими героями, но лишь потому, что твердо следовала толстовскому завету: „Герой... которого я люблю
всеми силами души... был, есть и будет — правда“. Так можно ли оскорбляться за правду? Можно ли ее судить?» (Писатели — участники Великой Отечественной
войны Микола Аврамчик, Янка Брыль, Василь Быков...)
Чтец. «В декабре 1979-го сыновья ветеранов Отечественной и ученики (мой, в частности, Боря Громов, впоследствии главнокомандующий
40-й армией, которого я учил тактике в военном училище) вторглись в Афганистан... в той грязной войне ни за что наши солдаты погубили более миллиона
афганцев и потеряли свыше пятнадцати тысяч своих... Убийство не может быть оправданным никаким „интернациональным долгом“... Безмерно жалко их матерей,
осиротевших детей... Сами же они получили не награды за кровь безвинных афганцев — цинковые гробы... Писательница в своей книге отделяет их от пославших
убивать, она испытывает к ним жалость... Не понимаю, за что хотят ее судить? За правду?» (Григорий Бранловский, инвалид Великой Отечественной войны.)
Можно ли судить книгу?
Горбачев Тарас. Книга вызвала такую реакцию, потому что в ней «приземлены» поступки наших солдат, действия нашего правительства, цели
нашей страны. Солдаты, рисковавшие жизнями, были преданы государством, а книга «вскрыла» эту правду. Смириться с этим было нельзя, значит — суд. Судить
книгу нельзя, тем более книгу, несущую правду, судить нельзя.
Османова Екатерина. Я уважаю Светлану Алексиевич за то, что она поведала правду об афганской войне, и все же нужно понять и тех, кто
судился с писательницей. Ведь каждый мог оказаться на месте тех матерей и отцов, кто потерял своих детей. Эти люди устали, они не хотят знать, за что
же воевали их дети. Их ум уже просто не в состоянии принять новую, горькую правду той войны. Я действительно не могу сказать, была ли права Алексиевич,
можно ли судить книгу. Не знаю.
Иванова Анна. Книга Алексиевич — необыкновенная книга, необычна ее судьба. Никогда я до этого не слышала, чтобы судили книгу. Ведь книга
не человек. Разве ее можно судить? Даже если бы осудили, стало ли кому-нибудь от этого легче? Кого-нибудь бы это спасло? Сама С. А. Алексиевич ответила на вопрос,
почему судили ее книгу: «Это такая страшная правда...» Позвольте мне согласиться с ее мнением.
Синев Евгений. Люди, которые были в Афганистане, не хотят того, чтобы их соотечественники знали всю правду, потому что она ужасна; они
охраняют нас от нее — это и есть причина суда над книгой С. Алексиевич.
Канонич Анастасия. Матерей, подавших в суд на книгу, можно понять. Они пережили великое горе. Но только обратились они не по адресу.
Не писатель виноват, да и вообще сейчас уже слишком поздно искать виноватых.
Сысоев Денис. Книгу не стоит судить. Осуждая книгу, каждый человек пытается оправдаться перед собой.
Так какие же «правды» столкнулись в непримиримом поединке-суде над писателем и его книгой?
«...Матери всегда правы в любви к сыновьям; писатели правы, когда говорят правду; солдаты правы, когда живые защищают мертвых. Вот что столкнулось
на самом деле на этом гражданском процессе. Режиссеров и дирижеров, политиков и маршалов... в зале суда нет. Здесь одни пострадавшие стороны: любовь...
правда... честь...» (Павел Шетько, участник афганской войны.)
«...Говоря о наших военнослужащих, которых при молчаливом согласии народа... направляли в пекло выполнять воинский долг, надо быть корректным.
Клеймить стоит тех, кто принимал решения, кто, имея вес в обществе, молчал...» (Н. Чергинец, генерал-майор милиции, бывший военный советник в Афганистане.)
«...Нравственные перемены в жизни общества связаны прежде всего с формированием самосознания, основанного на принципе „мир без насилия“. Те, кто хочет
суда над Светланой Алексиевич, толкают общество во враждебность, в хаос самоистребления...» (Члены Российского общества мира.)
«Пользуясь царящей в обществе моральной невнятицей (Афган — грязная война, но ее участники — герои-интернационалисты)... матерей используют — вовсю
эксплуатируя их праведный гнев, их святую печаль...»[7]
...Скорбь остается скорбью, а вот прозрение, наступит ли оно и когда? На суде в качестве защитника писательницы присутствовал отец Василий Радомысльский,
обратившийся к матерям: «Молитесь за себя и за детей своих. Нет покаяния, нет утешения... Вы были слепы. А когда открыли глаза свои, то увидели только
труп своего сына. Кайтесь...»
Реплики матерей в ответ: «Что нам до афганских матерей... Мы своих детей потеряли...»
«Кровь афганской войны на многое открыла глаза ныне живущим. Дорогой ценой. Прозреть бы раньше... Кровью отмыты глаза наши...
Мы знаем официальную статистику наших потерь. А вот официальные данные о них, об афганцах: полтора миллиона погибших, пять миллионов беженцев,
бросивших свою страну...»
Из выступления Светланы Алексиевич. «Если бы здесь речь шла о чести и достоинстве, то мы встали бы и молчали перед памятью почти двух миллионов
погибших афганцев... погибших там, на своей земле...»
Учитель.
Возвращаясь к вопросу, постигать правду или отречься от нее, давайте уточним:
Чем опасно, какими последствиями чревато это отречение?
Учитель.
Если не постигать правду, это чревато весьма гибельными последствиями:
а) одни участники войны, вернувшиеся в мирную жизнь, могут психологически навсегда остаться один на один с ней, стать «невозвращенцами», а это
алкоголь, наркотики, психиатрические клиники...
б) другие из воевавших поведут себя иначе... Об этом было уже сказано (предсказано!) в умной и честной книге Эриха Марии Ремарка «Черный обелиск»:
«Странная перемена... продолжается. Война, которую все солдаты в 1918 году ненавидели, для тех, кто благополучно уцелел, постепенно превратилась в
величайшее событие их жизни... помимо их воли и почти без их участия, она выглядит совсем иначе, она подкрашена и подменена.
Массовое убийство представало как приключение, из которого удалось выйти невредимым...»
в) «Все хотят забыть Афганистан. Забыть этих матерей, забыть калек... Забвение — это тоже форма лжи» (С. Алексиевич).
Чтец.
«Как будто я сплю и вижу большое море людей. Все возле нашего дома. Я оглядываюсь, мне тесно, но почему-то не могу встать. Тут до меня
доходит, что я лежу в гробу, гроб деревянный... Открывают ворота, все выходят на дорогу, и меня выносят на дорогу... Что случилось? Почему я в гробу?
Вдруг процессия остановилась, я услышал, как кто-то сказал: „Дайте молоток“... Я услышал, как хлопнула крышка, застучал молоток, один гвоздь попал мне
в палец. Я начал бить головой в крышку, ногами. Раз — и крышка сорвалась, упала. Люди смотрят — я поднимаюсь, поднялся до пояса. Мне хочется закричать:
больно, зачем вы меня заколачиваете гвоздями, мне там нечем дышать. Они плачут, но мне ничего не говорят. Все как немые. И я не знаю, как мне говорить с
ними так, чтобы они услышали... Тогда я лег назад в гроб. Лежу и думаю: они хотят, чтобы я умер, может, я действительно умер и надо молчать. Кто-то
опять говорит: „Дайте мне молоток...“ (Тарас Кецмур, «афганец»).
Если мы выберем постижение правды, а она страшна, то как с ней справиться?
Горбачев Тарас. Отречение от правды, афганской правды, опасно предательством тех людей, которые сражались... Тех, кто с нами, тех, кого
с нами нет. Мы должны выбрать правду. Обязаны. С любой правдой можно справиться. Только об этом не нужно молчать. С любой правдой можно справиться только
вместе.
Иванова Анна. Я думаю, отречение от правды — это очень страшно. Ведь ложь, как известно, никогда не приводит ни к чему хорошему... По-моему,
люди смогут справиться с правдой, осознать ее, переболеть. Пусть это будет непросто, но мы должны стремиться к справедливости, а без правды ее невозможно достичь.
Синев Евгений. Отречение от правды опасно повторением того, что уже было...
Канонич Анастасия. Отречение от правды, на мой взгляд, просто не может быть приемлемо в нынешнее время. Неужели мы настолько привыкли ее
не знать, что уже не можем трезво смотреть на вещи?
Никишин Роман. Знать правду мы обязаны, обязаны себя и других уберечь... Уроки книги С. Алексиевич следующие: война не бывает романтичной,
без убийства, без жертв... Книга говорит о том, что нельзя принимать необдуманные решения, а если все же совершена ошибка, то нужно попытаться исправить ее...
Зайцев Станислав. Если не стремиться узнать правду, бежать от нее, то неправда поглотит нас. И те, кто придумывает для нас неправду, сделают
нас просто марионетками. Познание правды всегда тяжело, но это необходимо хотя бы для того, чтобы не потерять свое человеческое лицо. Любую правду, даже
такую страшную, как правда о войне в Афганистане, просто необходимо знать, как бы тяжело это ни было.
Учитель.
«...Давайте все-таки наберемся мужества узнать о себе правду. Невыносимо. Нестерпимо. Знаю...
...Два пути: познание истины или спасение от истины... У нас было много богов... Сделаем же богом Истину. И будем отвечать перед ней каждый за свое,
а не как нас учили — всем классом, всем курсом, всем коллективом... Всем народом... Будем милосердны к тем, кто заплатил за прозрение больше нас...» (С. Алексиевич).
Чтец. «...Нас к серьезному делу не подпускают... Я был в растерянности, пока мне один умный человек не объяснил: „А что вы умеете? Только
стрелять?“ Тогда я задумался... Сказал себе: будь проклят мой автомат...»
Чтец. «...„Афганцы“... сами боятся своей правды об афганской войне... Мы должны пройти через переосмысление нашей роли в войне как орудия
убийства, и если есть в чем каяться, то покаяние должно прийти к каждому человеку...»
Чтец. «...Нам сейчас не о памятниках „афганцам“ надо спорить... а о покаянии думать. Нам всем надо покаяться за мальчиков, что обманутыми
погибли в этой бессмысленной войне, покаяться за их матерей, тоже обманутых властью, покаяться за тех, кто вернулся с покалеченными душами и телами.
Покаяться надо перед народом Афганистана, его детьми, матерями, стариками — за то, что столько горя принесли их земле...» (А. Масюта, мать двоих сыновей,
жена бывшего воина-интернационалиста, дочь ветерана Великой Отечественной войны).
Учитель.
«Нам всем надо покаяться за мальчиков...»
Сразу же после публикации отрывков из книги «Цинковые мальчики» на автора обрушился шквал мнений, оценок, вопросов... Писали, звонили, приходили.
«Невозможно читать... Хочется плакать, кричать... Может, только сейчас понял, что это была за война... Бедные мальчики, как мы перед ними виноваты!..
Каждого бы обнял, у каждого попросил прощения...» (Из письма).
Каковы уроки книги?
Зайцев Станислав. В этом году мне и многим моим одноклассникам исполнилось по шестнадцать лет. Мы ходили в военкомат, где нас тестировали,
после чего распределили в различные рода войск. Меня определили в военно-морской флот. Зачем я об этом рассказываю? Наверное, затем, что я сейчас часто думаю
о войне, примеряю на себя, так как в наше время война не память, не рассказы участников Великой Отечественной войны, а «груз двести», ежедневно прибывающий
в различные уголки нашей страны; сироты, растущие рядом со мной...
Синев Евгений. Лучше было бы, если бы мы не читали таких произведений, как книга С. Алексиевич. Не потому, что это плохая книга, а потому,
что она о смерти, о крови, о гибели молодых людей, которые могли бы жить, любить и растить детей...
Соловьева Юлия. Война не спросит тебя о том, сколько тебе лет, сколько детей дожидается тебя дома. Она просто заберет тебя с собой,
жестокая, алчная... На войне для мальчишек границы нравственности очерчены военным приказом. Стрелять — значит стрелять. Сколько стоит война? Убито и
ранено в Афгане пятнадцать тысяч... Погибших в Великой Отечественной еще сегодня считаем и хороним. Ах, мальчишки, мальчишки, за что эта плата?
Жолейкис Ольга. Мое знакомство с творчеством С. Алексиевич произошло случайно. Учитель литературы предложила сделать сообщение по книге
С. Алексиевич «У войны не женское лицо». Я согласилась. Затем была прочитана книга «Цинковые мальчики». Алексиевич ничего не приукрашивает, поэтому
читать довольно трудно. Лично я так и не смогла читать, не останавливаясь. Обязательно к горлу подступал ком, глаза застилали слезы.
Война всегда трагедия. И наука ненависти, и школа гуманизма. Нужно помнить об этом. Этому учит книга С. Алексиевич. Нужно изъять из словесного
обращения, из человеческого общения само слово, саму мысль о войне. И этому тоже учит эта книга.
|
