Мой дар убог и голос мой не громок,
Но я живу, и на земли мое
Кому-нибудь любезно бытие:
Его найдет далекий мой потомок
В моих стихах: как знать? душа моя
Окажется с душой его в сношеньи,
И как нашел я друга в поколеньи,
Читателя найду в потомстве я.
<1828>
|
1. CXII. Мой дар убог, и голос мой не громок… – впервые
напечатано в «Сев. Цветах» на 1829 г., стр. 171, с другими стихотворениями Баратынского, под общим заглавием «Антологические стихотворения».
Его высоко ценил и анализировал О. Э. Мандельштам, раскрывая в процессе этого анализа природу поэзии и ее воздействия на читателя
(см.: Мандельштам О. Э. О поэзии: Сборник статей, Л.: Academia, 1928, с. 19 и след.; см. ниже).
Стихотворение было положено на музыку Н. Я. Мясковским. Романс вошёл в Op. 1. «Размышления». 7 стихотворений Е. Баратынского для голоса с фортепиано, 1907.
(вернуться)
Осип Эмильевич Мандельштам.
О собеседнике (1913).
У каждого человека есть друзья. Почему бы поэту не обращаться к друзьям, к естественно близким ему людям? Мореплаватель
в критическую минуту бросает в воды океана запечатанную бутылку с именем своим и описанием своей судьбы. Спустя долгие годы, скитаясь по дюнам, я
нахожу её в песке, прочитываю письмо, узнаю дату события, последнюю волю погибшего. Я вправе был сделать это. Я не распечатал чужого письма. Письмо,
запечатанное в бутылке, адресовано тому, кто найдет её. Нашел я. Значит, я и есть таинственный адресат.
Читая стихотворение Боратынского, я испытываю то же самое чувство, как если бы в мои руки попала такая бутылка. Океан всей своей огромной стихией
пришел ей на помощь, — и помог исполнить её предназначение, и чувство провиденциального охватывает нашедшего. В бросании мореходом бутылки в волны и
в посылке стихотворения Боратынским есть два одинаковых отчетливо выраженных момента. Письмо, равно и стихотворение, ни к кому в частности определенно
не адресованы. Тем не менее оба имеют адресата: письмо — того, кто случайно заметил бутылку в песке, стихотворение — «читателя в потомстве». Хотел бы
я знать, кто из тех, кому попадутся на глаза названные строки Боратынского, не вздрогнет радостной и жуткой дрожью, какая бывает, когда неожиданно
окликнут по имени.
|