Н.А.Некрасов. Поэт и гражданин
Литература для школьников
 
 Главная
 Некрасов Н.А.
 Портреты
 
И.Н.Крамской. Портрет Н.А.Некрасова, 1877 г.
 
Николай Алексеевич Некрасов
(1821 - 1878)
Поэт и гражданин[1]
  

ГРАЖДАНИН
(входит)

Опять один, опять суров,
Лежит - и ничего не пишет.

ПОЭТ

Прибавь: хандрит и еле дышит -
И будет мой портрет готов.

ГРАЖДАНИН

Хорош портрет! Ни благородства,
Ни красоты в нем нет, поверь,
А просто пошлое юродство.
Лежать умеет дикий зверь...

ПОЭТ

Так что же?

ГРАЖДАНИН

Да глядеть обидно.

ПОЭТ

Ну, так уйди.

ГРАЖДАНИН

Послушай: стыдно!
Пора вставать! Ты знаешь сам,
Какое время наступило;
В ком чувство долга не остыло,
Кто сердцем неподкупно прям,
В ком дарованье, сила, меткость,
Тому теперь не должно спать...

ПОЭТ

Положим, я такая редкость,
Но нужно прежде дело дать.

ГРАЖДАНИН

Вот новость! Ты имеешь дело,
Ты только временно уснул,
Проснись: громи пороки смело...

ПОЭТ

А! знаю: "Вишь, куда метнул!"[2]
Но я обстрелянная птица.
Жаль, нет охоты говорить.

(берет книгу)

Спаситель Пушкин! - Вот страница:
Прочти и перестань корить!

ГРАЖДАНИН
(читает)

"Не для житейского волненья,[3]
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв".

ПОЭТ (с восторгом)

Неподражаемые звуки!..
Когда бы с Музою моей
Я был немного поумней,
Клянусь, пера бы не взял в руки!

ГРАЖДАНИН

Да, звуки чудные... ура!
Так поразительна их сила,
Что даже сонная хандра
С души поэта соскочила.
Душевно радуюсь - пора!
И я восторг твой разделяю,
Но, признаюсь, твои стихи
Живее к сердцу принимаю.

ПОЭТ

Не говори же чепухи!
Ты рьяный чтец, но критик дикий.
Так я, по-твоему, - великий,
Повыше Пушкина поэт?
Скажи пожалуйста?!.

ГРАЖДАНИН

Ну, нет!
Твои поэмы бестолковы,
Твои элегии не новы,
Сатиры чужды красоты,
Неблагородны и обидны,
Твой стих тягуч. Заметен ты,
Но так без солнца звезды видны.
В ночи, которую теперь
Мы доживаем боязливо,
Когда свободно рыщет зверь,
А человек бредет пугливо, -
Ты твердо светоч свой держал,
Но небу было неугодно,
Чтоб он под бурей запылал,
Путь освещая всенародно;
Дрожащей искрою впотьмах
Он чуть горел, мигал, метался.
Моли, чтоб солнца он дождался
И потонул в его лучах!

Нет, ты не Пушкин. Но покуда,
Не видно солнца ниоткуда,
С твоим талантом стыдно спать;
Еще стыдней в годину горя
Красу долин, небес и моря
И ласку милой воспевать...

Гроза молчит, с волной бездонной
В сияньи спорят небеса,
И ветер ласковый и сонный
Едва колеблет паруса, -
Корабль бежит красиво, стройно,
И сердце путников спокойно,
Как будто вместо корабля
Под ними твердая земля.
Но гром ударил: буря стонет,
И снасти рвет, и мачту клонит, -
Не время в шахматы играть,‎
Не время песни распевать!‎
Вот пес - и тот опасность знает‎
И бешено на ветер лает:‎
Ему другого дела нет...‎
А ты что делал бы, поэт?‎
Ужель в каюте отдаленной‎
Ты стал бы лирой вдохновленной‎
Ленивцев уши услаждать‎
И бури грохот заглушать?

Пускай ты верен назначенью,‎
Но легче ль родине твоей,‎
Где каждый предан поклоненью‎
Единой личности своей?‎
Наперечет сердца благие,‎
Которым родина свята.‎
Бог помочь им!.. а остальные?‎
Их цель мелка, их жизнь пуста.‎
Одни - стяжатели и воры,‎
Другие - сладкие певцы,‎
А третьи... третьи - мудрецы:‎
Их назначенье - разговоры.‎
Свою особу оградя,‎
Они бездействуют, твердя:‎
"Неисправимо наше племя,‎
Мы даром гибнуть не хотим,‎
Мы ждем: авось поможет время,‎
И горды тем, что не вредим!"‎
Хитро скрывает ум надменный‎
Себялюбивые мечты,‎
Но... брат мой! кто бы ни был ты,‎
Не верь сей логике презренной!‎
Страшись их участь разделить,‎
Богатых словом, делом бедных,‎
И не иди во стан безвредных,‎
Когда полезным можешь быть!‎
Не может сын глядеть спокойно‎
На горе матери родной,‎
Не будет гражданин достойный‎
К отчизне холоден душой,‎
Ему нет горше укоризны...‎
Иди в огонь за честь отчизны,‎
За убежденье, за любовь...‎
Иди, и гибни безупречно.‎
Умрешь не даром, дело прочно,‎
Когда под ним струится кровь. . .

А ты, поэт! избранник неба,[4]‎
Глашатай истин вековых,‎
Не верь, что не имущий хлеба‎
Не стоит вещих струн твоих!‎
Не верь, чтоб вовсе пали люди;‎
Не умер бог в душе людей,‎
И вопль из верующей груди‎
Всегда доступен будет ей!‎
Будь гражданин! служа искусству,[5]‎
Для блага ближнего живи,‎
Свой гений подчиняя чувству‎
Всеобнимающей Любви;‎
И если ты богат дарами,‎
Их выставлять не хлопочи:‎
В твоем труде заблещут сами‎
Их животворные лучи.‎
Взгляни: в осколки твердый камень‎
Убогий труженик дробит,‎
А из-под молота летит‎
И брызжет сам собою пламень!



ПОЭТ

Ты кончил?.. чуть я не уснул.‎
Куда нам до таких воззрений!‎
Ты слишком далеко шагнул.‎
Учить других - потребен гений,‎
Потребна сильная душа,‎
А мы с своей душой ленивой,‎
Самолюбивой и пугливой,‎
Не стоим медного гроша.‎
Спеша известности добиться,‎
Боимся мы с дороги сбиться‎
И тропкой торною идем,‎
А если в сторону свернем -‎
Пропали, хоть беги со света!‎
Куда жалка ты, роль поэта!‎
Блажен безмолвный гражданин:‎
Он, музам чуждый с колыбели,‎
Своих поступков господин,‎
Ведет их к благородной цели,‎
И труд его успешен, спор...

ГРАЖДАНИН

Не очень лестный приговор.‎
Но твой ли он? тобой ли сказан?‎
Ты мог бы правильней судить:‎
Поэтом можешь ты не быть,‎
Но гражданином быть обязан.[6]‎
А что такое гражданин?‎
Отечества достойный сын.‎
Ах! будет с нас купцов, кадетов,‎
Мещан, чиновников, дворян,‎
Довольно даже нам поэтов,‎
Но нужно, нужно нам граждан!‎
Но где ж они? Кто не сенатор,‎
Не сочинитель, не герой,
Не предводитель,[7] не плантатор,[8]‎
Кто гражданин страны родной?‎
Где ты, откликнись? Нет ответа.‎
И даже чужд душе поэта‎
Его могучий идеал!‎
Но если есть он между нами,‎
Какими плачет он слезами!!.‎
Ему тяжелый жребий пал,‎
Но доли лучшей он не просит:‎
Он, как свои, на теле носит‎
Все язвы родины своей.‎
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .‎
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .‎
Гроза шумит и к бездне гонит‎
Свободы шаткую ладью,‎
Поэт клянет или хоть стонет,‎
А гражданин молчит и клонит‎
Под иго голову свою.‎
Когда же... Но молчу. Хоть мало,‎
И среди нас судьба являла‎
Достойных граждан...[9] Знаешь ты‎
Их участь?.. Преклони колени!..‎
Лентяй! смешны твои мечты‎
И легкомысленные пени!‎
В твоем сравненье смыслу нет.‎
Вот слово правды беспристрастной:‎
Блажен болтающий поэт,‎
И жалок гражданин безгласный!

ПОЭТ

Не мудрено того добить,
Кого уж добивать не надо.
Ты прав: поэту легче жить -
В свободном слове есть отрада.
Но был ли я причастен ей?
Ах, в годы юности моей,
Печальной, бескорыстной, трудной,
Короче - очень безрассудной, -
Куда ретив был мой Пегас!
Не розы - я вплетал крапиву
В его размашистую гриву
И гордо покидал Парнас.
Без отвращенья, без боязни
Я шел в тюрьму и к месту казни,
В суды, в больницы я входил.
Не повторю, что там я видел...
Клянусь, я честно ненавидел!
Клянусь, я искренно любил![10]
И что ж?.. мои послышав звуки,
Сочли их черной клеветой;
Пришлось сложить смиренно руки
Иль поплатиться головой...
Что было делать? Безрассудно
Винить людей, винить судьбу.
Когда б я видел хоть борьбу,
Бороться стал бы, как ни трудно,
Но... гибнуть, гибнуть... и когда?
Мне было двадцать лет тогда!
Лукаво жизнь вперед манила,
Как моря вольные струи,
И ласково любовь сулила
Мне блага лучшие свои -
Душа пугливо отступила...
Но сколько б не было причин,
Я горькой правды не скрываю
И робко голову склоняю
При слове: честный гражданин.
Тот роковой, напрасный пламень
Доныне сожигает грудь,
И рад я, если кто-нибудь
В меня с презреньем бросит камень.
Бедняк! и из чего попрал
Ты долг священный человека?
Какую подать с жизни взял
Ты - сын больной больного века?..
Когда бы знали жизнь мою,
Мою любовь, мои волненья...
Угрюм и полон озлобленья,
У двери гроба я стою...

Ах! песнею моей прощальной
Та песня первая была!
Склонила Муза лик печальный
И, тихо зарыдав, ушла.
С тех пор не часты были встречи:
Украдкой, бледная, придет
И шепчет пламенные речи,
И песни гордые поет.
Зовет то в города, то в степи,
Заветным умыслом полна,
Но загремят внезапно цепи -
И мигом скроется она.
Не вовсе я ее чуждался,
Но как боялся! как боялся!
Когда мой ближний утопал
В волнах существенного горя -
То гром небес, то ярость моря
Я добродушно воспевал.
Бичуя маленьких воришек
Для удовольствия больших,
Дивил я дерзостью мальчишек
И похвалой гордился их.
Под игом лет душа погнулась,
Остыла ко всему она,
И Муза вовсе отвернулась,
Презренья горького полна.
Теперь напрасно к ней взываю -
Увы! сокрылась навсегда.
Как свет, я сам ее не знаю
И не узнаю никогда.
О Муза, гостьею случайной
Являлась ты моей душе?
Иль песен дар необычайный
Судьба предназначала ей?
Увы! кто знает? рок суровый
Всё скрыл в глубокой темноте.
Но шел один венок терновый
К твоей угрюмой красоте...
1855 - июнь 1856

Источник: Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем в 15 томах. — Л.: «Наука», Ленинградское отделение, 1981. — Т. 2. Стихотворения 1855—1866 гг.



1. Поэт и гражданин – впервые опубликовано и включено в собрание сочинений: Ст 1856, с. V-XVI. Перепечатывалось во 2-й части всех последующих прижизненных изданий "Стихотворений" и в Р. б-ке.
Автограф всего стихотворения не найден. Автограф ст. 52 (начиная со слов "Заметен ты" - 65 в виде отдельного текста в цикле "Заметки" (под N 1) с заглавием "Самому себе" (первоначальный, зачеркнутый вариант заглавия: "Современному поэту") - ГБЛ (Зап. тетр. N 2, л. 42); факсимильно воспроизведен в издании: Некрасов Н. А. Соч., т. 1. М., 1954, между с. 160 и 161; опубликован Некрасовым без заглавия в составе "Заметок о журналах за февраль 1856 года": С, 1856, N 3 (ценз. разр. - 29 февр. и 3 марта 1856 г.), отд. V, с. 79. Автограф ст. 136-147 - ЦГАЛИ (Зап. Тетр., л. 4, в составе поэмы "В. Г. Белинский"). Эти строфы вошли в стихотворение "Русскому писателю" (С, 1855, N 6 (ценз. разр. - 31 мая 1855 г.), с. 219, с подписью: "Н. Некрасов"). См.: Другие редакции и варианты, с. 265. Черновые наброски, относящиеся к ст. 191-197, 204-207, - ГБЛ (Зап. тетр. N 1, внутренняя сторона задней обложки).
В Экз. авт. ГБЛ Некрасов от руки заполнил цензурные купюры в ст. 227-229, 267. В Экз. авт. ГПБ Некрасов, устраняя цензурные искажения, в ст. 211 зачеркнул "правдивом" и надписал "свободном", а также заполнил цензурную купюру в ст. 227-229.
В корректуре Ст 1856 Н. X. Кетчер вписал от руки два дополнительных четверостишия (после ст. 131 и после ст. 135), не вошедших в печатный текст (Кор. Кетчера, л. 58 об., 59). В прижизненных изданиях "Стихотворений" (начиная со Ст 1861) датировано: "1856". Однако некоторые фрагменты монологов Гражданина были созданы раньше. Ст. 136-147, написанные весной 1855 г., как уже говорилось, были первоначально опубликованы в составе стихотворения "Русскому писателю".
Несколько позже были написаны ст. 52-65: упомянутый выше их автограф датируется (по положению в Зап. тетр. N 2) концом 1855 или началом 1856 г.
Работу над "Поэтом и гражданином" Некрасов завершил лишь летом 1856 г., находясь на даче близ Ораниенбаума. "Пишу длинные стишищи и устал", - сообщил он И. С. Тургеневу 27 июня 1856 г.
Некрасов торопился закончить "Поэта и гражданина", чтобы ввести его (в качестве предисловия) в издание Ст 1856, прошедшее уже через цензуру (ценз. разр. - 14 мая 1856 г.). В Ст 1856 "Поэт и гражданин" был напечатан более крупным шрифтом и с особой пагинацией (римскими цифрами). Последнее обстоятельство, возможно, объясняется тем, что эти страницы были присоединены к уже сверстанной книге.
Когда сборник Ст 1856 вышел из печати (19 октября 1856 г.), Некрасов находился за границей. Об огромном успехе книги у передовых читателей ему сообщал Чернышевский 5 ноября 1856 г.: "Восторг всеобщий. Едва ли первые поэмы Пушкина, едва ли "Ревизор" или "Мертвые души" имели такой успех, как Ваша книга" (Чернышевский, т. XIV, с. 321).
В N 11 "Современника" за 1856 г., в рецензии Чернышевского на Ст 1856 были целиком перепечатаны три стихотворения: "Поэт и гражданин", "Отрывки из путевых записок графа Гаранского" и "Забытая деревня". Перепечатка была замечена в великосветских кругах, и о "крамольной" книге Некрасова было доложено Александру II (Чернышевский, т. I, с. 752; Колокол, 1857, 1 авг., л. 2, с. 14-15). Возникло громкое цензурное дело, причем наиболее яростные нападки вызвало стихотворение "Поэт и гражданин", "... тут идет речь, - указывал товарищ министра народного просвещения П. А. Вяземский в проекте распоряжения по цензурному ведомству, - не о нравственной борьбе, а о политической <...> здесь говорится не о тех жертвах, которые каждый гражданин обязан принести отечеству, а говорится о тех жертвах и опасностях, которые угрожают гражданину, когда он восстает против существующего порядка и готов пролить кровь свою в междоусобной борьбе или под карою закона" (ЛН, т. 53-54, с. 215-216).
В распоряжении министра народного просвещения А. С. Норова от 30 ноября 1856 г. говорилось, что в стихотворении, "конечно не явно и не буквально, выражены мнения и сочувствия неблагонамеренные. По всему ходу стихотворения и по некоторым отдельным выражениям нельзя не признать, что можно придать этому стихотворению смысл и значение самые превратные" (Лемке М. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия. СПб., 1904, с. 312); здесь же были выписаны из "Поэта и гражданина" ст. 54-61, 123-127, причем слова "Чтоб он под бурей запылал, Путь освещая всенародно..." и "... дело прочно, Когда под ним струится кровь..." были подчеркнуты как наиболее "неприличные и неуместные" (там же, с. 312-313). В том же распоряжении предписывалось, "чтобы впредь не было дозволяемо новое издание "Стихотворений Н. Некрасова" и чтобы не были печатаемы ни статьи о сей книге, ни выписки из оной"; редакции "Современника" было объявлено, что "первая подобная выходка подвергнет <...> журнал совершенному прекращению" (там же, с. 313).
Выпустить новое издание "Стихотворений" Некрасову удалось лишь после долгих хлопот, в 1861 г. При перепечатке в Ст 1861 многие стихотворения были сильно искажены цензурой. Особенно пострадал "Поэт и гражданин". При дальнейших перепечатках Некрасов восстановил в этом стихотворении ряд ярких строк, но отдельные искажения так и остались в тексте всех последующих прижизненных изданий (см.: Другие редакции и варианты, с. 267-268).
Упрощенно трактуя стихотворение, Е. А. Ляцкий писал, что оно воспроизводит, "без сомнения, одну из типичнейших бесед Чернышевского с Некрасовым" (Современный мир, 1911, N 10, с. 170). Конечно, в монологах Гражданина воплощены взгляды на назначение искусства, которые в ту пору пропагандировал Чернышевский (в "Эстетических отношениях искусства к действительности" и в других работах). Но в монологи того же Гражданина включены и ст. 136-147, которые в черновике поэмы "В. Г. Белинский" были вложены в уста Белинского, а также ст. 52-65, оформленные в рукописи как автопризнание Некрасова и озаглавленные "Самому себе". Очевидно, что в монологах Гражданина отражены взгляды Чернышевского, Белинского, Некрасова и других революционных демократов. В образе Поэта, видимо, есть какие-то черты характера Некрасова, но несомненно резкое различие творческих установок автора и героя; см. особенно ст. 208-294, где Поэт рассказывает, что его "душа пугливо отступила", испугавшись борьбы ("Но... гибнуть, гибнуть... и когда? Мне было двадцать лет тогда!"), и он отошел от больших социальных тем, стал "добродушно" воспевать красоту природы и т. п.
Гражданин и Поэт - образы, имеющие обобщенный характер. Поскольку в прижизненных изданиях Некрасова текст "Поэта и гражданина" печатался с цензурными искажениями и купюрами, читатели восстанавливали доцензурные варианты в своих экземплярах книги Некрасова (иногда с разночтениями) - см. Экз. Васильковского, Экз. ГБЛ, Экз. Гербеля, Экз. Евгеньева-Максимова, Экз. Ефремова 1859, Экз. ИРЛИ б, Экз. Лазаревского, Экз. Музея Н., Экз. Чуковского.
Некоторые бесцензурные варианты были восстановлены также в Списке Модзалевского и в заграничной контрафакции - Ст 1862. Призывая своего друга М. И. Шемановского к "внутренней работе над собою" (т. е. к воспитанию в себе стойких революционных убеждений), Н. А. Добролюбов в письме К нему от 6 августа 1859 г. цитировал "Поэта и гражданина"; он писал: "С потерею внешней возможности для такой деятельности мы умрем, - но и умрем все-таки не даром... Вспомни: Не может сын глядеть спокойно На горе матери родной... и т. д. Прочти стихов десять, и в конце их ты увидишь яснее, что я хочу сказать" (Добролюбов, т. IX, с. 378).
В последней фразе Добролюбов обращал внимание своего друга на строки, считавшиеся в то время особенно "крамольными": Иди в огонь за честь отчизны, За убежденье, за любовь... Иди и гибни безупречно. Умрешь не даром: дело прочно, Когда под ним струится кровь... (вернуться)

2. "Вишь, куда метнул!" — скрытая цитата из Гоголя (в "Ревизоре", д. 2, явл. 8: "Эк, куда метнул!"). (вернуться)

3. "Не для житейского волненья..." — цитата из стихотворения Пушкина "Поэт и толпа" (1828). (вернуться)

4. А ты, поэт! избранник неба... — Некрасов использует пушкинскую характеристику Поэта (из того же стихотворения): "небес избранник". (вернуться)

5. Будь гражданин! служа искусству... — первоначально (в составе стихотворения "Русскому писателю") эта строка имела другую редакцию: "Служи не славе, не искусству", - и вызвала замечание И. С. Тургенева, который писал И. И. Панаеву 10 июля 1855 г.: "Желал бы я знать - стих Некрасова (в стихотворении "К русскому писателю"): Служи не славе, не искусству - вероятно, опечатка вместо: но искусству?" (Тургенев, Письма, т. II, с. 298).
Предложенную Тургеневым поправку Некрасов не принял, но переделал строку так, чтобы в ней нельзя было усмотреть пренебрежительного отношения к искусству. (вернуться)

6. Поэтом можешь ты не быть, Но гражданином быть обязан. — Некрасов перефразирует формулу К. Ф. Рылеева (из посвящения к поэме "Войнаровский", 1823-1825): "Я не поэт, а гражданин".
Эту формулу (не называя Рылеева из-за цензуры) привел Н. Г. Чернышевский в 4-й статье из цикла "Очерки гоголевского периода русской литературы" (С, 1856, N 4). Возможно, что эта статья, хорошо известная Некрасову (он хлопотал о ее публикации перед цензором В. Н. Бекетовым), и напомнила ему о рылеевской формуле (см.: Гаркави А. М. Чернышевский и стихотворение Некрасова "Поэт и гражданин". - В кн.: Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы, вып. 5. Саратов, 1968, с. 54-57). Кадеты - воспитанники дворянских военно-учебных заведений. (вернуться)

7. Предводитель — губернский или уездный предводитель дворянства, выборные административные должности. (вернуться)

8. Плантатор — здесь: помещик, живущий в своем имении. (вернуться)

9. Хоть мало, И среди нас судьба являла Достойных граждан... — против этих строк (печатавшихся с вариантом: вместо "среди нас" - "в наши дни") в Экз. авт. ГПБ переписчик сделал пометку: "Здесь видели намек на судьбу декабристов". Впрочем, надо полагать, что Некрасов имел в виду не только декабристов, но и петрашевцев и других революционеров, подвергшихся репрессиям со стороны царского правительства. (вернуться)

10. Клянусь, я честно ненавидел! Клянусь, я искренно любил! — Н. Г. Чернышевский, усмотревший в этих стихах автопризнание Некрасова, писал ему 5 ноября 1856 г.: "... Вы говорите не о любви К женщине, а о любви к людям - но тут еще меньше права имеете Вы унывать за себя: Клянусь, я честно ненавидел! Клянусь, я искренно любил! - не вернее ли будет сказать Вам о себе: ... я честно ненавижу! ... я искренно люблю!" (Чернышевский, т. XIV, с. 324). (вернуться)




 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Литература для школьников
 
Яндекс.Метрика