«ОТЦЫ ПУСТЫННИКИ
И ЖЕНЫ НЕПОРОЧНЫ...»
...Следует отметить интерес Пушкина 30-х годов к биографиям церковных философов и писателей, к житиям святых. Так, в «Современнике» именно в 1836 г.
печатаются статьи о Георгии Кониском и статья о словаре русских святых, составленном знакомым Пушкина кн. Д. А. Эристовым (1797—1858). Рецензируя
«Словарь о святых» (СПб., 1836), Пушкин писал: «Издатель „Словаря о святых“ оказал важную услугу истории. Между тем книга его имеет и общую
занимательность: есть люди, не имеющие никакого понятия о житии того св. угодника, чье имя носят от купели до могилы и чью память празднуют ежегодно.
Не дозволяя себе никакой укоризны, не можем по крайней мере не дивиться крайнему их нелюбопытству» (XII, 103).
В свете этого высказывания ясно, что Пушкин не мог не знать, в какой день он пишет стихотворение.
22 июля — день «ежегодной памяти» жены мироносицы
— Марии Магдалины, верной последовательницы Христа, возвестившей о его воскресении. О ней чуть позже будет писать Пушкин в «Мирской власти»,
ее, как и Марию — мать Христа, он имеет в виду под определением «жены непорочны». Хотя имя Мария довольно распространенное и именины празднуются
десять раз в году, но день Марии Магдалины — важнейший из них. Совпадение дня ее поминовения и упоминания ее Пушкиным в стихотворении, написанном
именно в этот день, не может представляться случайным. Напомним, что имя Мария носили бабушка Пушкина Мария Алексеевна, его старшая дочь,
многие близкие знакомые, в том числе Мария Николаевна Волконская. Поэтому маловероятно, чтобы Пушкин забыл об этом дне. Очевидно и то, что он
хорошо знал жития тех, кого он упоминает в своем стихотворении.
Стихотворение дошло до нас в перебеленном автографе с некоторыми поправками. Состоит оно из двух частей — своеобразного «приступа» к молитве и собственно
молитвы. Первоначально оно начиналось словами «святые мудрецы», затем было переправлено на «отцы пустынники». Пушкин сопровождает
текст
иллюстрацией:
келья, зарешеченное оконце, сгорбленный старец-монах, к которому весьма подходит определение «святой мудрец». Объяснить замену, произведенную
Пушкиным, как и большинство остальных поправок (не считая правки стилистической и вставки пропущенного при переписке слова «смирение»), можно лишь
обращением к источнику и биографии его создателя — Ефрема Сирина. Пушкин постепенно уточняет свой выбор из многих «мудрецов».
Это прежде всего сослагатели песнопений. Из них он выбирает именно «пустынников», к числу которых принадлежал и Ефрем Сирин.
Имя последнего определяется, когда из «множества божественных молитв» Пушкин выбирает одну, а именно
... которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста...
Только одна молитва повторяется в течение всего Великого поста, во все дни недели, кроме субботы и воскресения, — это молитва Сирина.
Выбор ее в качестве основной «покаянной» молитвы объясняется тем, что она соответствует состоянию души, которое должно владеть человеком в эти дни:
сознание грехов и упадок духа, предшествующие его очищению и просветлению. Именно это состояние подчеркнуто у Пушкина эпитетом «падший», который в
контексте стихотворения обозначает и «грешный», и «упадший духом».
Это состояние души отвечает тем событиям, которые происходили в жизни Пушкина «во дни печальные Великого поста» 1836 г. Великий пост в этом году начался
10 февраля и закончился 28 марта. В это время Пушкин был озабочен цензурными неприятностями, связанными с выпуском первого номера «Современника»
(см. его переписку с председателем Цензурного комитета М. А. Дондуковым-Корсаковым и цензором М. А. Крыловым). Еще слышны были отголоски дела о
стихотворении «На выздоровление Лукулла» — 5 и 11 февраля помечены объяснительные письма Пушкина кн. Н. Г. Репнину, который принял стихотворение
на свой счет, а 24 марта письмо А. Жобару, в котором он просил его не публиковать французский перевод стихотворения, уже вызвавшего неудовольствие
«кое-кого», т. е. Николая I. Тягостны были и домашние обстоятельства. В первый день Пасхи, 29 марта, умерла Н. О. Пушкина. «Матушка моей жены, —
писал Н. И. Павлищев своей матери 9 апреля 1836 г., — скончалась в первый день Светлого Воскресения, в самую заутреню...».12 И в июле, когда создается
стихотворение «Отцы пустынники и жены непорочны...», Пушкин еще носит траур. 9 июля с Каменного острова он пишет И. В. Яковлеву: «...я в трауре
и не езжу никуда...» (XVI, 1226).
Учитывая психологическую атмосферу, в которой создавалось стихотворение, можно говорить о том, что обращение к молитве Сирина не случайно. Следует
уточнить, что ни в какие другие дни года, кроме дней Великого поста, эта молитва на службах не произносится. В 1836 г. она последний раз звучала в
среду Страстной недели, т. е. 25 марта. Только один раз в году, в ту же среду, в церкви произносятся и другие покаянные молитвы, прежде всего «жен
непорочных». Это, например, тропарь Икасии: «Господи, я же во многие грехи впадшая жена...». Следовательно, впечатления именно этого дня Страстной
недели легли в основу пушкинского стихотворения. В июле молитва уже «приходит на уста», т. е. вспоминается.
Работа над первой частью стихотворения выявляет стремление Пушкина вложить особенное отношение к молитве Сирина. Исправления носят личностный
характер, свидетельствуют о желании точнее передать свое душевное состояние. Особенно наглядно это проявилось в работе над девятым стихом: сперва
«И душу мне живит...», затем «И душу мне крепит...», наконец приходит искомое — «И падшего крепит...». Идентичная замена производится и в третьем
стихе: вместо слова «освежать» появляется «укреплять», фиксирующее именно то, что было необходимо Пушкину в ситуации, сложившейся летом 1836 г.
К молитве Сирина он обращается уже не в первый раз. Пятнадцатью годами раньше, в 1821 г., во вторник Страстной недели, 23 марта, он пишет А. А. Дельвигу
в стихах и прозе озорное «покаянное» письмо. Передавая пожелания Кюхельбекеру, уехавшему в Париж, Пушкин пародийно использует обороты Сирина:
«Желаю ему в Париже дух целомудрия, в канцелярии Нарышкина дух смиренномудрия и терпения, об духе любви я не беспокоюсь, в этом нуждаться не будет,
о празднословии молчу — дальний друг не может быть излишне болтлив» (XIII, 25).
Отношение Пушкина к молитве Сирина в 1836 г. становится принципиально новым. В юности в письме к Дельвигу он иронически пародирует слова молитвы;
теперь он находит в тех же словах созвучие своим переживаниям. Подобное созвучие можно объяснить и общностью судеб Пушкина и Сирина, несмотря на то
что их разделяло полтора тысячелетия. Признанный своими соотечественниками, знаменитый сирийский поэт и проповедник был вынужден вечно скитаться
из-за постоянного преследования властей. Ситуация гонимого скитальца была хорошо знакома поэту, который написал о себе в михайловской ссылке:
Всегда гоним, теперь в изгнанье
Влачу закованные дни.
Ефрем родился в Сирии, близ города Низибии, в конце III в. Сын языческого жреца, он приобщился к христианству еще до утверждения христианской церкви
и в молодости удалился в пустыню, где стал учеником пустынножителя и церковного писателя Иакова. Позднее в городе Эдессе Ефрем основал училище, из которого
вышло немало учителей сирийской церкви, проповедников, поэтов. Преследуемый идейными врагами и сирийскими властями, он бежал в Египет, где снова поселился
в уединении, на горе Нитрийской. Скончался он, вернувшись на родину, но еще при жизни стали его называть «сирийским пророком».
Образ скитающегося, преследуемого поэта-пророка проходит через все творчество Пушкина конца 20-х—30-х годов. Стремление Ефрема и его учителя Иакова
к уединению, чтобы свободно слагать свои песнопения, близко и понятно Пушкину:
В глуши звучнее голос лирный,
Живее творческие сны...
По мысли Пушкина, «отцы пустынники» несли в себе те же два начала, что свойственны каждому творцу: они живут «средь дольных бурь и битв», но могут
«возлетать во области заочны». Несомненно родство стихотворения «Отцы пустынники...» (и всего цикла 1836 г.) со стихотворениями «Поэт», «Поэт и толпа»,
«Подражания Корану», «Пророк». К этому же ряду стихов тематически примыкает и стихотворение 1835 г. «Странник». Общей для всех этих стихотворений
является проблема творчества, которая в 30-е годы насыщается эсхатологическими мотивами.
Пушкинское переложение состоит из семи стихов и, таким образом, формально соответствует первоисточнику — «сиринской строфе». Смысл и духовный настрой
оригинала также передан в стихотворении, хотя Пушкин выделяет моменты, наиболее близкие его личным переживаниям. Этим объясняется то, что молитва Сирина
в пушкинском варианте утратила в значительной мере свой церковный характер.16 Пушкин изъял традиционно-церковное самоуничижение: «раб Твой», повторное
обращение: «Ей, Господи...» и концовку: «...яко благословен еси во веки веков. Аминь». Отброшено все, что является принадлежностью большинства молитв,
приспособленных для богослужения, и не является принадлежностью конкретной молитвы.
Пушкин возвращает молитве не только ее поэтическую форму, но и ее индивидуальность. Употребляя те же слова и словосочетания, которые употреблял Сирин,
он придает им напевность, создающую ощущение древней восточной поэзии. Ритм повтора рождает впечатление вьющегося восточного орнамента. Усилена образность
молитвы по сравнению с прозаическим текстом. Вместе с тем Пушкин сохраняет все признаки молитвы: просительный характер, смиренность выражения. Сохранены
и сиринский основной мотив, интонация и композиция. Молитва Сирина распадается на три части, четко отделенные друг от друга. Между ними молящиеся должны
класть поклоны. Пушкин передает это деление ясно ощущаемыми при чтении паузами.
Прошения в стихотворении те же, что и сиринские, но Пушкин делает некоторые свои акценты. Первое прошение, об избавлении от грехов праздности, уныния,
любоначалия и празднословия, Пушкин оставляет на своем месте в начале молитвы. Что может быть хуже для поэта, нежели дух праздности, уныния и, главное,
празднословия. Еще в
«Пророке» Пушкин писал:
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный, и лукавый...
Вторую и третью часть молитвы поэт меняет местами, тем самым выдвигая вперед просьбу: «Дай мне зреть мои, о боже, прегрешенья...». Речь, таким образом,
идет о самопознании, неотъемлемой части процесса становления и развития человеческого духа. Поставив же на конец среднюю часть молитвы, Пушкин просит не
о даровании, а лишь об «оживлении» «духа смирения, терпения, любви и целомудрия», считая их изначально присущими человеческой природе.
Основное внимание пушкинского стихотворения обращено на борьбу с любоначалием, этому греху дано расширенное определение: «змеи сокрытой сей».
«Эпитет, которым характеризует Пушкин любоначалие, великолепен, — пишет Черняев, — но без всякой надобности растягивает первое прошение молитвы».
Образ «змеи сокрытой» в сиринской молитве отсутствует. Однако, введенный Пушкиным, именно он придает стихотворению восточную красочность, сочность,
которых лишен перевод. Помимо художественной целесообразности, введение этого оборота носит глубокий смысл, не замеченный Н. И. Черняевым. Пушкин
выделяет этот грех как важнейший — грех стремления к мирской власти, желания повелевать и в то же время грех преклонения перед властями. Так ставится
Пушкиным проблема, которая при всей многоплановости цикла является основной, сквозной, своеобразным ключом к пониманию всего замысла.
Среди множества известных молитв сиринская — единственная, где осуждается любоначалие. Достаточно было бы поэту и проповеднику Сирину смириться с этим
грехом — захотеть власти или преклониться перед властью — и наступил бы конец его невзгодам, но тогда бы он не исполнил своего назначения, изменил
своим идеалам, и он гонит от себя эту соблазнительную возможность. То, что лишь намечено Сирином в его молитве, развивается Пушкиным.
В тексте собственно молитвы имеется только одно смысловое исправление, которое как раз и относится к определению любоначалия: Пушкин заменяет эпитет
«коварной» по отношению к «змее любоначалия» на более емкий — «сокрытой». Замена подчеркивает опасность этого греха: он не только коварен, но и невидим для других.
Таким образом, пушкинский интерес к личности Сирина и его молитве не случаен — это обращение к родственной судьбе и своеобразное творческое сопереживание.
Стихотворение в двух аспектах — в сюжетном и тематическом — открывает цикл, с него начинается раскрытие основной темы — поиск Пушкиным нравственного идеала.
Источник: Старк В. П. Стихотворение "Отцы пустынники и жены непорочны..." и цикл Пушкина 1836 г. // Пушкин: Исследования и материалы /
АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1982. — Т. 10. — С. 193—203.
