Данте Алигьери. Божественная комедия. Ад, песнь тринадцатая, четырнадцатая
Литература для школьников
 
 Зарубежная  литература
Данте Алигьери. Жизнь и творчество
 
Данте на фреске виллы Кардуччо Андреа дель Кастаньо (1450, Галерея Уффици)
 
 
Божественная комедия
Содержание
АД

Песнь первая

Песнь вторая

Песнь третья

Песнь четвёртая

Песнь пятая

Песнь шестая

Песнь седьмая

Песнь восьмая

Песнь девятая

Песнь десятая

Песнь одиннадцатая

Песнь двенадцатая

Песнь тринадцатая

Песнь четырнадцатая

Песнь пятнадцатая

Песнь шестнадцатая

Песнь семнадцатая

Песнь восемнадцатая

Песнь девятнадцатая

Песнь двадцатая

Песнь двадцать первая

Песнь двадцать вторая

Песнь двадцать третья

Песнь двадцать четвёртая

Песнь двадцать пятая

Песнь двадцать шестая

Песнь двадцать седьмая

Песнь двадцать восьмая

Песнь двадцать девятая

Песнь тридцатая

Песнь тридцать первая

Песнь тридцать вторая

Песнь тридцать третья

Песнь тридцать четвёртая

ЧИСТИЛИЩЕ

РАЙ

Божественная комедия. Начальная страница первого печатного издания 1472 года.
Источник: Европейская библиотека информации и культуры
 
Встреча Данте с Вергилием и начало их странствия по загробному миру (средневековая миниатюра)
 
 
 
 
 
 
Зарубежная литература
 
Данте Алигьери
(1265—1321)
БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ [1]
(Перевод М. Лозинского)

Ад
Чистилище
Рай


АД [2]

ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ

Круг седьмой — Второй пояс — Насильники над собою и над своим достоянием

1 Еще кентавр не пересек потока,
Как мы вступили в одичалый лес,
Где ни тропы не находило око.

4 Там бурых листьев сумрачен навес,
Там вьется в узел каждый сук ползущий,
Там нет плодов, и яд в шипах древес.

7 Такой унылой и дремучей пущи
От Чечины и до Корнето[3] нет,
Приют зверью пустынному дающей.

10 Там гнезда гарпий, их поганый след,
Тех, что троян, закинутых кочевьем,
Прогнали со Строфад предвестьем бед.[4]

13 С широкими крылами, с ликом девьим,
Когтистые, с пернатым животом,
Они тоскливо кличут по деревьям.

16 «Пред тем, как дальше мы с тобой пойдем, —
Так начал мой учитель, наставляя, —
Знай, что сейчас мы в поясе втором,

19 А там, за ним, пустыня огневая.
Здесь ты увидишь то, — добавил он, —
Чему бы не поверил, мне внимая».

22 Я отовсюду слышал громкий стон,
Но никого окрест не появлялось;
И я остановился, изумлен.

25 Учителю, мне кажется, казалось,
Что мне казалось, будто это крик
Толпы какой-то, что в кустах скрывалась.

28 И мне сказал мой мудрый проводник:
«Тебе любую ветвь сломать довольно,
Чтоб домысел твой рухнул в тот же миг».

31 Тогда я руку протянул невольно
К терновнику и отломил сучок;
И ствол воскликнул: «Не ломай, мне больно!»

34 В надломе кровью потемнел росток
И снова крикнул: «Прекрати мученья!
Ужели дух твой до того жесток?

37 Мы были люди, а теперь растенья.
И к душам гадов было бы грешно
Выказывать так мало сожаленья».

40 И как с конца палимое бревно
От тока ветра и его накала
В другом конце трещит и слез полно,

43 Так раненое древо источало
Слова и кровь; я в ужасе затих,
И наземь ветвь из рук моих упала.

46 «Когда б он знал, что на путях своих, —
Ответил вождь мой жалобному звуку, —
Он встретит то, о чем вещал мой стих,[5]

49 О бедный дух, он не простер бы руку.
Но чтоб он мог чудесное познать,
Тебя со скорбью я обрек на муку.

52 Скажи ему, кто ты; дабы воздать
Тебе добром, он о тебе вспомянет
В земном краю, куда взойдет опять».

55 И древо: «Твой призыв меня так манит,
Что не могу внимать ему, молча;
И пусть не в тягость вам рассказ мой станет.

58 Я тот,[6] кто оба сберегал ключа[7]
От сердца Федерика и вращал их
К затвору и к отвору, не звуча,

61 Хранитель тайн его, больших и малых.
Неся мой долг, который мне был свят,
Я не щадил ни сна, ни сил усталых.

64 Развратница[8], от кесарских палат
Не отводящая очей тлетворных,
Чума народов и дворцовый яд,

67 Так воспалила на меня придворных,
Что Август[9], их пыланьем воспылав,
Низверг мой блеск в пучину бедствий черных

70 Смятенный дух мой, вознегодовав,
Замыслил смертью помешать злословью,
И правый стал перед собой неправ.[10]

73 Моих корней клянусь ужасной кровью,
Я жил и умер, свой обет храня,
И господину я служил любовью!

76 И тот из вас, кто выйдет к свету дня,
Пусть честь мою излечит от извета,
Которым зависть ранила меня!»

79 «Он смолк, — услышал я из уст поэта. —
Заговори с ним, — время не ушло, —
Когда ты ждешь на что-нибудь ответа».

82 «Спроси его что хочешь, что б могло
Быть мне полезным, — молвил я, смущенный. —
Я не решусь; мне слишком тяжело».

85 «Вот этот, — начал спутник благосклонный, —
Готов свершить тобой просимый труд.
А ты, о дух, в темницу заточенный,

88 Поведай нам, как душу в плен берут
Узлы ветвей; поведай, если можно,
Выходят ли когда из этих пут».

91 Тут ствол дохнул огромно и тревожно,
И в этом вздохе слову был исход:
«Ответ вам будет дан немногосложно.

94 Когда душа, ожесточась, порвет
Самоуправно оболочку тела,
Минос[11] ее в седьмую бездну шлет.

97 Ей не дается точного предела;
Упав в лесу, как малое зерно,
Она растет, где ей судьба велела.

100 Зерно в побег и в ствол превращено;
И гарпии, кормясь его листами,
Боль создают и боли той окно.[12]

103 Пойдем и мы за нашими телами,[13]
Но их мы не наденем в Судный день:
Не наше то, что сбросили мы сами.[14]

106 Мы их притащим в сумрачную сень,
И плоть повиснет на кусте колючем,
Где спит ее безжалостная тень».

109 Мы думали, что ствол, тоскою мучим,
Еще и дальше говорить готов,
Но услыхали шум в лесу дремучем,

112 Как на облаве внемлет зверолов,
Что мчится вепрь и вслед за ним борзые,
И слышит хруст растоптанных кустов.

115 И вот бегут,[15] левее нас, нагие,
Истерзанные двое, меж ветвей,
Ломая грудью заросли тугие.

118 Передний[16]: «Смерть, ко мне, ко мне скорей!»
Другой[17], который не отстать старался,
Кричал: «Сегодня, Лано, ты быстрей,

121 Чем был, когда у Топпо подвизался!»
Он, задыхаясь, посмотрел вокруг,
Свалился в куст и в груду с ним смешался.

124 А сзади лес был полон черных сук,
Голодных и бегущих без оглядки,
Как гончие, когда их спустят вдруг.

127 В упавшего, всей силой жадной хватки,
Они впились зубами на лету
И растащили бедные остатки.

130 Мой проводник повел меня к кусту;
А тот, в крови, оплакивал, стеная,
Своих поломов горькую тщету:

133 «О Джакомо да Сант-Андреа! Злая
Была затея защищаться мной!
Я ль виноват, что жизнь твоя дурная?»

136 Остановясь над ним, наставник мой
Промолвил: «Кем ты был, сквозь эти раны
Струящий с кровью скорбный голос свой?»

139 И он в ответ: «О души, в эти страны
Пришедшие сквозь вековую тьму,
Чтоб видеть в прахе мой покров раздранный,

142 Сгребите листья к терну моему!
Мой город — тот, где ради Иоанна
Забыт былой заступник; потому

145 Его искусство мстит нам неустанно;[18]
И если бы поднесь у Арнских вод
Его частица не была сохранна,
148 То строившие сызнова оплот
На Аттиловом грозном пепелище —
Напрасно утруждали бы народ.[19]

151 Я сам себя казнил в моем жилище».[20]


ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Круг седьмой — Третий пояс — Насильники над божеством

1 Объят печалью о местах, мне милых,
Я подобрал опавшие листы
И обессиленному возвратил их.

4 Пройдя сквозь лес, мы вышли у черты,
Где третий пояс лег внутри второго
И гневный суд вершится с высоты.

7 Дабы явить, что взору было ново,
Скажу, что нам, огромной пеленой,
Открылась степь, где нет ростка живого.

10 Злосчастный лес ее обвил[21] каймой,
Как он и сам обвит рекой горючей;
Мы стали с краю, я и спутник мой.

13 Вся даль была сплошной песок сыпучий,
Как тот, который попирал Катон[22],
Из края в край пройдя равниной жгучей.

16 О божья месть, как тяжко устрашен
Быть должен тот, кто прочитает ныне,
На что мой взгляд был въяве устремлен!

19 Я видел толпы голых душ в пустыне:
Все плакали, в терзанье вековом,
Но разной обреченные судьбине.

22 Кто был повержен навзничь, вверх лицом,
Кто, съежившись, сидел на почве пыльной,
А кто сновал без устали кругом.[23]

25 Разряд шагавших самый был обильный;
Лежавших я всех меньше насчитал,
Но вопль их скорбных уст был самый сильный.

28 А над пустыней медленно спадал
Дождь пламени, широкими платками,
Как снег в безветрии нагорных скал.

31 Как Александр, под знойными лучами[24]
Сквозь Индию ведя свои полки,
Настигнут был падучими огнями

34 И приказал, чтобы его стрелки
Усерднее топтали землю, зная,
Что порознь легче гаснут языки, —

37 Так опускалась вьюга огневая;
И прах пылал, как под огнивом трут,
Мучения казнимых удвояя.

40 И я смотрел, как вечный пляс ведут
Худые руки, стряхивая с тела
То здесь, то там огнепалящий зуд.

43 Я начал: «Ты, чья сила одолела
Все, кроме бесов, коими закрыт
Нам доступ был у грозного предела,[25]

46 Кто это, рослый, хмуро так лежит,[26]
Презрев пожар, палящий отовсюду?
Его и дождь, я вижу, не мягчит».

49 А тот, поняв, что я дивлюсь, как чуду,
Его гордыне, отвечал, крича:
«Каким я жил, таким и в смерти буду!

52 Пускай Зевес замучит ковача,[27]
Из чьей руки он взял перун железный,
Чтоб в смертный день меня сразить сплеча,

55 Или пускай работой бесполезной
Всех в Монджибельской кузне[28] надорвет,
Вопя: «Спасай, спасай, Вулкан любезный!»,

58 Как он над Флегрой[29] возглашал с высот,
И пусть меня громит грозой всечасной, —
Веселой мести он не обретет!»

61 Тогда мой вождь воскликнул с силой страстной,
Какой я в нем не слышал никогда:
«О Капаней, в гордыне неугасной —

64 Твоя наитягчайшая беда:
Ты сам себя, в неистовстве великом,
Казнишь жесточе всякого суда».

67 И молвил мне, с уже спокойным ликом:
«Он был один из тех семи царей,
Что осаждали Фивы; в буйстве диком,

70 Гнушался богом — и не стал смирней;
Как я ему сказал, он по заслугам
Украшен славой дерзостных речей.

73 Теперь идем, как прежде, друг за другом;
Но не касайся жгучего песка,
А обходи, держась опушки, кругом».

76 В безмолвье мы дошли до ручейка,
Спешащего из леса быстрым током,
Чья алость мне и до сих пор жутка.

79 Как Буликаме убегает стоком,
В котором воду грешницы берут,
Так нистекал и он в песке глубоком.[30]

82 Закраины, что по бокам идут,
И дно его, и склоны — камнем стали;
Я понял, что дорога наша — тут.

85 «Среди всего, что мы с тобой видали
С тех самых пор, как перешли порог,
Открытый всем входящим, ты едва ли

88 Чудеснее что-либо встретить мог,
Чем эта речка, силой испаренья
Смиряющая всякий огонек».

91 Так молвил вождь; взыскуя поученья,
Я попросил, чтоб, голоду вослед,
Он мне и пищу дал для утоленья.

94 «В средине моря, — молвил он в ответ, —
Есть ветхий край, носящий имя Крита,
Под чьим владыкой был безгрешен свет.[31]

97 Меж прочих гор там Ида знаменита;
Когда-то влагой и листвой блестя,
Теперь она пустынна и забыта.

100 Ей Рея вверила свое дитя,
Ища ему приюта и опеки
И плачущего шумом защитя.[32]

103 В горе стоит великий старец некий;
Он к Дамиате обращен спиной
И к Риму, как к зерцалу, поднял веки.

106 Он золотой сияет головой,
А грудь и руки — серебро литое,
И дальше — медь, дотуда, где раздвой;

109 Затем — железо донизу простое,
Но глиняная правая плюсна,
И он на ней почил, как на устое.[33]

112 Вся плоть, от шеи вниз, рассечена,
И капли слез сквозь трещины струятся,
И дно пещеры гложет их волна.

115 В подземной глубине из них родятся
И Ахерон, и Стикс, и Флегетон;
Потом они сквозь этот сток стремятся,

118 Чтоб там, внизу, последний минув склон,
Создать Коцит; но умолчу про это;
Ты вскоре сам увидишь тот затон».[34]

121 Я молвил: «Если из земного света
Досюда эта речка дотекла,
Зачем она от нас таилась где-то?»

124 И он: «Вся эта впадина кругла;
Хотя и шел ты многими тропами
Все влево, опускаясь в глубь жерла,

127 Но полный круг еще не пройден нами;[35]
И если случай новое принес,
То не дивись смущенными очами».

130 «А Лета где? — вновь задал я вопрос. —
Где Флегетон? Ее ты не отметил,
А тот, ты говоришь, возник из слез».

133 «Ты правильно спросил, — мой вождь ответил.
Но в клокотаньи этих алых вод
Одну разгадку ты воочью встретил.[36]

136 Придешь и к Лете, но она течет
Там, где душа восходит к омовенью,
Когда вина избытая спадет».

139 Потом сказал: «Теперь мы с этой сенью[37]
Простимся; следуй мне и след храни:
Тропа идет вдоль русла, по теченью,

142 Где влажный воздух гасит все огни».

Песнь пятнадцатая >>>

Источник: Данте Алигьери. Божественная комедия. Перевод М.Лозинского. — М.: "Правда", 1982.


1. Да́нте Алигье́ри (1265—1321) — итальянский поэт, мыслитель, богослов, один из основоположников литературного итальянского языка, политический деятель. Создатель «Комедии» (позднее получившей эпитет «Божественной»).
По собственному признанию Данте, толчком к пробуждению в нем поэта явилась трепетная и благородная любовь к дочери друга его отца Фолько Портинари - юной и прекрасной Беатриче. Поэтическим документом этой любви осталась автобиографическая исповедь "Новая Жизнь" ("Vita nuova"), написанная у свежей могилы возлюбленной, скончавшейся в 1290 году.
«Боже́ственная коме́дия» (итал. La Commedia, позже La Divina Commedia) — поэма, написанная Данте Алигьери в период приблизительно с 1308 по 1321 год и дающая наиболее широкий синтез средневековой культуры и онтологию мира. Это настоящая средневековая энциклопедия научных, политических, философских, моральных, богословских знаний.
Поэма делится на три части, или кантики, — «Ад», «Чистилище» и «Рай» — каждая из которых состоит из 33 песен (34 песни в первой части «Ад», как символ дисгармонии). Вся она написана трёхстрочными строфами с особой схемой рифмовки, так называемыми терцинами. (вернуться)

2. «Ад» — Ад представляет собой колоссальную воронку из концентрических кругов, сужающийся конец которой примыкает к центру земли. Пройдя преддверие ада, в котором обитают души нерешительных, ничтожных людей, они вступают в первый круг ада — лимб (Ад, Песнь IV, строки 25-151), населённый душами добродетельных язычников, не познавших истинную веру, однако приблизившихся к этому познанию и за то избавленных от адских мук. Здесь Данте видит выдающихся представителей античной культуры: Аристотеля, Эврипида, Гомера и др. (вернуться)

3. От речки Чечины до города Корнето — то есть в Тосканской Маремме, нездоровой и пустынной местности вдоль Тирренского моря. (вернуться)

4. Гарпии — мифические птицы с девичьими лицами, обитавшие на Строфадских островах. Когда Эней со своими спутниками пристал туда на пути в Италию, гарпии осквернили их пищу, и одна из них предсказала им грядущие беды, после чего трояне покинули негостеприимный остров (Эн., III, 209-269). (вернуться)

5. То, о чем вещал мой стих. — Вергилий рассказывает (Эн., III, 13-56), что, когда Эней, прибыв во Фракию, стал ломать миртовый куст, чтобы украсить ветвями свои алтари, из коры выступила кровь, и послышался жалобный голос погребенного здесь троянского царевича Полидора (А., XXX, 13-21; Ч., XX, 115). (вернуться)

6. Я тот… — Пьер делла Винья, канцлер и фаворит императора Фридриха II (см. прим. А., X, 119), блестящий стилист и оратор. Он впал в немилость, был заточен в тюрьму, ослеплен и покончил с собой (в 1249 г.). (вернуться)

7. Оба… ключа… — ключ милости и ключ немилости. (вернуться)

8. Развратница — зависть. (вернуться)

9. Август — то есть император (Фридрих II). (вернуться)

10. И правый стал перед собой неправ — невинный казнил себя. (вернуться)

11. Минос — См. А., V, 4-15:
в греческой мифологии — справедливый царь-законодатель Крита, ставший после смерти одним из трех судей загробного мира (вместе с Эаком и Радамантом).
В Дантовом Аду, превращенный в беса, он назначает грешникам степень наказания. (вернуться)

12. И боли той окно — надломы, из которых вылетают стоны и крики. (вернуться)

13. Пойдем… за нашими телами — в день Страшного суда (см. А., VI, 96-98; X, 11-12). (вернуться)

14. Но их мы не наденем. — То есть души самоубийц не воссоединятся со своими телами. В этом Данте отступает от церковной догмы. (вернуться)

15. И вот бегут… — Это души игроков и мотов. (вернуться)

16. Передний — сьенец Лано, один из «расточительного дружества» (А., XXIX, 130), павший в сражении при Топпо (1287 г.), где сьенцы были разбиты арегинцами. (вернуться)

17. Другой — богатый падуанец Джакомо да Сант-Андреа (ст. 133), известный мот. (вернуться)

18. Мой город — Флоренция, где ради нового христианского покровителя, Иоанна Крестителя, забыт былой заступник, языческий Марс. Поэтому Флоренция так много терпит от Марсова искусства, то есть от постоянных войн и междоусобий. (вернуться)

19. И если бы поднесь у Арнских вод… — Во времена Данте во Флоренции у вьезда на Старый Мост (ponte Vecchio) стоял обломок каменной конной статуи (Р., XVI, 145-147). Народная молва считала, что это статуя Марса, хранителя города, и что при разрушении Флоренции Аттилой (событие легендарное) она была сброшена в Арно, а при восстановлении города Карлом Великим (событие тоже легендарное) со дна реки извлекли ее нижнюю часть и водворили на старом месте, потому что иначе Флоренцию не удалось бы отстроить. Дух самоубийцы выражает народное убеждение, говоря, что, если бы не этот охранительный обломок Марса, Флоренция снова была бы сровнена с землей и ее восстановители потрудились бы напрасно. (вернуться)

20. Я сам себя казнил… — По мнению старых комментаторов, это либо Лотто дельи Альи, судья, который вынес за взятку несправедливый приговор и повесился, либо разорившийся богач Рокко деи Модзи. (вернуться)

21. Злосчастный лес ее обвил… — Третий пояс (ст. 5) окаймлен лесом самоубийц, который, в свою очередь, обвит рекой, где казнятся насильники над ближними. (вернуться)

22. Катон Утический (Ч., I, 31), который повел остатки Помпеева войска через Ливийскую пустыню на соединение с нумидийским царем Юбой (Лукан, «Фарсалия», IX, 378-410). (вернуться)

23. Повержены навзничь, вверх лицом — богохульники. Съежившись, сидят — лихоимцы (А., XVII, 34-78). Снуют без устали — содомиты. (вернуться)

24. Как Александр… — Здесь Данте излагает одну из версий легенды об Александре Македонском. (вернуться)

25. У грозного предела — то есть у ворот Дита (А., VIII, 82-130). (вернуться)

26. Кто это, рослый, хмуро так лежит… — Непримиримый богохульник, которого и огненный дождь « не мягчит» , — Капаней, один из семи царей, осаждавших Фивы, о гибели которого Стаций (см прим. Ч., XXI, 10) рассказывает в «Фиваиде» (X, 827-XI, 20). Взойдя на вражескую стену, он бросил дерзкий вызов богам, охранителям Фив, и самому Зевсу (Юпитеру). Громовержец поразил его молнией. (вернуться)

27. Пускай Зевес замучит ковача — своего сына Гефеста (Вулкана), бога-кузнеца, который с помощью циклопов ковал ему стрелы в недрах Этны. (вернуться)

28. В Монджибельской кузне. — Монджибелло — местное название Этны. (вернуться)

29. Флегра — долина в Фессалии, где гиганты, громоздя гору на гору, пытались приступом взять небо, но были сражены молниями Зевса (Ч., XII, 31-33). (вернуться)

30. Буликаме — озеро горячей минеральной воды около Витербо, еще в римские времена славившееся своими целебными свойствами. Из него вытекал ручей, воду которого отводили в свои жилища грешницы, то есть проститутки. Их было много в Витербо, и для них были изданы особые правила пользования этим источником. (вернуться)

31. Под чьим владыкой был безгрешен свет. — Когда на Крите царствовал Сатурн (Кронос), сын Урана и Геи, на земле был золотой век. (вернуться)

32. Ей Рея вверила свое дитя… — Гея предсказала Кроносу, что он будет свергнут одним из своих детей. Поэтому он их пожирал, как только они рождались. Но последнего ребенка, Зевса, спасла его мать Рея, супруга и сестра Кроноса. Она укрыла младенца на критской горе Иде, а чтобы отец не слышал его крика, ее слуги, куреты, ударяли копьями о щиты. (вернуться)

33. Великий старец — образ, заимствованный из библейской легенды: вавилонскому царю Навуходоносору приснился точно такой же истукан, и пророк Даниил истолковал это видение как символ настоящего и грядущих царств.
У Данте Критский Старец — эмблема человечества, меняющегося во времени и прошедшего через золотой, серебряный, медный и железный век. Сейчас оно опирается на хрупкую глиняную стопу, и близок час его конца. Старец обращен спиной к Дамиате (город в Нильской дельте), то есть к Востоку, области древних царств, отживших свой век, а лицом к Риму, где, как в зерцале, отражена былая слава всемирной монархии и откуда — по мнению Данте — еще может воссиять спасение мира. (вернуться)

34. Все изваяние, кроме золотой головы, надтреснуто (пороки, изъязвляющие человечество), и текущие сквозь трещины слезы (мирское зло), проникая в преисподнюю, образуют в ней адские реки (см. прим. А., III, 77). (вернуться)

35. Вся эта впадина — воронкообразная пропасть Ада, где поэты, спускаясь с уступа на уступ, проходят по каждому из них часть пути, двигаясь всё влево, пока не опишут полный круг. (вернуться)

36. По клокотанью этих алых вод Данте должен был сам догадаться, что перед ним "жгучий" Флегетон, о котором Вергилй сказал (Эн., VI, 550-551):
Кругом его обомкнул огнями жгучими бурный
Тартаров ток Флегетон. (вернуться)

37. С этой сенью — с опушкой леса самоубийц. (вернуться)

 
...Сказал: «Взгляни на яростных Эриний...
Иллюстрации Гюстава Доре к 1-й части «Божественной комедии». Inferno (Ад), 1861 год.
В 1855 году Гюстав Доре (1832-1883) начинает работу над серией иллюстраций к «Божественной комедии» Данте Алигьери, открыв тем самым грандиозный творческий проект «Шедевры литературы».





 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Литература для школьников
 
Яндекс.Метрика