Иоганн Вольфганг Гёте. Фауст. Посвящение. Пролог
Литература для школьников
 
 Главная
 Зарубежная  литература
 
Гёте Иоганн Вольфганг. Портрет работы А.Д.Гончарова, 1932
 
 
 
Трагедия Гёте "Фауст"
(уроки литературы в 9 классе)
 
Зарубежная литература
 
Гёте Иоганн Вольфганг
(1749—1832)
ФАУСТ[1]
Трагедия (пер. Н.Холодковский)
 

Содержание

       
 
Посвящение[2]
Вы вновь со мной, туманные виденья,
Мне в юности мелькнувшие давно...
Вас удержу ль во власти вдохновенья?
Былым ли снам явиться вновь дано?
Из сумрака, из тьмы полузабвенья
Восстали вы... О, будь, что суждено!
Как в юности, ваш вид мне грудь волнует,
И дух мой снова чары ваши чует.
Вы принесли с собой воспоминанье
Весёлых дней и милых теней рой;
Воскресло вновь забытое сказанье
Любви и дружбы первой предо мной;[3]
Всё вспомнилось: и прежнее страданье,
И жизни бег запутанной чредой,
И образы друзей, из жизни юной
Исторгнутых, обманутых фортуной.
Кому я пел когда-то, вдохновенный,
Тем песнь моя – увы! – уж не слышна...
Кружок друзей рассеян по вселенной,[4]
Их отклик смолк, прошли те времена
Я чужд толпе со скорбью, мне священной,
Мне самая хвала её страшна,
А те, кому моя звучала лира,
Кто жив ещё, – рассеяны средь мира.
И вот воскресло давнее стремленье
Туда, в мир духов, строгий и немой,
И робкое родится песнопенье,
Стеня, дрожа эоловой струной;
В суровом сердце трепет и смиренье,
В очах слеза сменяется слезой;
Всё, чем владею, вдаль куда-то скрылось;
Всё, что прошло, – восстало, оживилось!..
Пролог в театре [5]
Директор, поэт и комик

Директор
Друзья, вы оба мне не раз
Помочь умели в горькой доле;
Как ваше мненье: хорошо ли
Пойдут дела теперь у нас?
Тружусь для публики я неизменно:
Она живёт и жить другим даёт.
Уже стоят столбы, готова сцена,
Ждёт праздника взволнованный народ.
У нас ведь все к чудесному стремятся:
Глядят во все глаза и жаждут удивляться.
Мне угождать толпе, хоть и не новый труд,
Но всё ж меня берёт невольное сомненье:
Прекрасного они, конечно, не поймут,
Зато начитаны они до пресыщенья.
Вот дать бы пьесу нам поярче, поновей,
Посодержательней – для публики моей!
А ведь приятен вид толпы необозримой,
Когда она вокруг театра наводнит
Всю площадь и бежит волной неудержимой,
И в двери тесные и рвётся и спешит.
Нет четырёх часов, до вечера далёко,
А уж толпа кишит, пустого места нет –
Точь-в-точь голодные пред лавкой хлебопека,
И шею все сломить готовы за билет.
Такие чудеса во власти лишь поэта!
Мой друг, теперь прошу: скорей ты сделай это.

Поэт
Не говори мне о толпе безумной –
Она иной раз вдохновение спугнёт;
Избавь меня от этой давки шумной,
Влекущей мощно в свой водоворот;
Нет, тишины ищу я, многодумный, –
Лишь там поэту радость расцветёт;
Там, только там божественною властью
Любовь и дружба нас приводит к счастью.
Что в глубине сердечной грудь лелеет,
Что просится на робкие уста –
Удачно ль, нет ли, – выйти чуть посмеет
На свет – его погубит суета!
Нет, лучше пусть годами дума зреет,
Чтоб совершенной стала красота!
Мишурный блеск – созданье вероломства,
Прекрасное родится для потомства!

Комик
Потомство! Вот о чём мне речи надоели!
Что, если б для него – потомства – в самом деле
И я бы перестал смешить честной народ?
Кто ж публику тогда, скажите, развлечёт
Весёлой шуткою, ей нужной, без сомненья?..
Нет, как хотите, а держусь я мненья,
Что весельчак заслужит свой почёт
И что забавник не лишён значенья.
Кто интересен публике, мой друг,
Тот говорить с толпою может смело;
Увлечь её – ему пустое дело.
Успех тем легче, чем обширней круг!
Итак, смелей вперёд! Вы можете заставить
Фантазию, любовь, рассудок, чувство, страсть
На сцену выступить; но не забудьте часть
И шаловливого дурачества прибавить.

Директор
А главное, мой друг, введите приключенья!
Глазеть на них – толпе нет выше наслажденья;
Ну, и пускай толпа, разиня рот, глядит...
Причудливую ткань раскиньте перед нею –
И вы упрочили за пьесою своею
Успех, и к вам толпа уже благоволит.
Пусть масса массу привлекает!
Пусть каждый кое-что на вкус получит свой!
Кто много предложил, тот многим угождает –
И вот толпа идёт, довольная, домой.
Смелее всё в куски мельчайшие крошите –
И этот винегрет успех доставит вам.
Легко вам выдумать, легко представить нам!
Что пользы, если вы им «целое» дадите?
Ведь публика ж его расщиплет по кускам.

Поэт
И вы не видите, как гнусно и постыдно
Такое ремесло? Иль не художник я?
Дрянных писак пустая пачкотня
У вас вошла уж в правило, как видно.

Директор
Не может нас упрёк подобный оскорбить;
Ведь всякий человек, рассудок свой имея,
Берёт оружие, какое бьёт вернее.
С волками жить – по-волчьи выть!
Кто ваша публика, позвольте вас спросить?
Один приходит к нам, чтоб скуку утолить,
Другой, набив живот потуже,
Спешит сюда переварить обед,
А третий – что для нас всего, пожалуй, хуже -
Приходит нас судить по толкам из газет.
Для них одно – театр, балы и маскарады:
Лишь любопытством весь народ гоним;
А дамы - те идут показывать наряды:
Чтоб роль играть, не нужно платы им.
О чём вы грезите? Спуститесь-ка пониже!
Вам хорошо смотреть с надзвёздной вышины!
    Нет, вы взгляните-ка поближе!
    Те грубы, эти холодны!
    Тот хочет пьянствовать недели,
    А тот в игорный дом идёт...
    Смешно, когда поэт зовёт
    Великих муз к ничтожной цели!
Прошу вас об одном: побольше сочинить,
Как можно более - вот в чём моё стремленье!
Запутайте толпу, введите в заблужденье;
Иначе – верьте мне - ей трудно угодить.
Что с вами? Или вас коснулось вдохновенье?

Поэт
Иди других ищи себе рабов:
Мне высшие права природа уделила.
Предам ли на позор высокий дар богов?
Продажна ли певца святая сила?
Чем трогает сердца восторженный поэт?
Какая сила в нём стихиями владеет?
Не та ль гармония, что в сердце он лелеет,
Которою, творя, объемлет он весь свет?
Когда природа-мать движеньем равнодушным
Нить вечную влечёт веретеном послушным,
Когда всё сущее, сменяясь каждый час,
В нестройный, резкий хор сливается вкруг нас, –
Кто звуки мерные в порядке размещает,
Чьей речи верный ритм живителен и твёрд?
Кто единичное искусно обобщает,
Объединяя всё в торжественный аккорд?
Кто бурю выразит в борьбе страстей кипучей,
В теченье строгих дум – зари вечерней свет?
Весны роскошный, лучший цвет
К ногам возлюбленной бросает кто, могучий?
Кто цену придаёт незначащим листам,[6]
В прославленный венок вплетая листья эти?
Кто стережёт Олимп[7], кто друг и связь богам?
Мощь человечества, живущая в поэте!

Комик
И долг ваш – эту мощь на деле применить!
И так, ловите же минуты вдохновенья,
Как ловит ловелас[8] предлог для похожденья!
Угодно ль, например, любовь изобразить?
Случайно сходятся – взаимное сближенье,
Затем – свидания, надежды, опасенья;
То счастье близко к ним, то вновь уходит вдаль,
То ревность, то боязнь, то радость, то печаль, –
Глядишь – готов роман. И так-то всё на свете.
Смелей лишь черпайте из жизни всех людей –
И для задуманной комедии своей
Не будете нуждаться вы в предмете.
Всяк испытал, конечно, чувства эти,
Но редкий знает, сколько в них чудес.
Где ни копните – тут и интерес!
Картина попестрей, поменьше освещенья
Да искра истины средь мрака заблужденья,
И смотришь – славное сварили вы питьё,
По вкусу каждому: в нём всяк найдёт своё.
Цвет юности идёт сюда, мечтая,
Что откровенье в пьесе он найдёт,
И нежных душ чувствительная стая
Меланхоличной пищи сердцу ждёт.
В одном одну мечту, в другом другую будит
Рассказ искусный ваш, и каждый зритель будет,
Ручаюсь, вашей пьесой восхищён:
Что в сердце у него, то в пьесе видит он!
Они ещё не прочь и плакать и смеяться,
Возвышенное чтить и блеском восхищаться;
Кто пожил, на того не угодишь ничем,
А тот, кто не созрел, доволен будет всем!

Поэт
Отдай же годы мне златые,
Когда и сам я был незрел,
Когда я песни молодые
Не уставая вечно пел!
В тумане мир передо мною
Скрывался; жадною рукою
Повсюду я цветы срывал
И в каждой почке чуда ждал.
Я беден был – и всё, что надо
Для счастья чистого, имел:
Стремленьем к истине кипел,
И бред мечты мне был отрада!..
Отдай мне прежний жар в крови,
Мои порывы и стремленья,
Блаженство скорби, мощь любви,
И мощной ненависти рвенье,
И годы юные мои!

Комик
Что юность! Юность вам нужнее,
Когда идёте вы на бой,
Когда красавица порой
Сама на вашей виснет шее,
Когда конца своим трудам
Хотите быстро вы добиться,
Когда всю ночь придётся вам
Плясать, и петь, и веселиться.
Но чтоб искусною рукой
Играть, восторги возбуждая,
И ловко там и сям блуждая,
Стремиться к цели подставной,
За это старшие пускай берутся смело:
Тем больше будет вам почёта, старики!
Что старость в детство нас приводит – пустяки:
До самой старости мы – дети, вот в чём дело!

Директор
Довольно слов, довольно споров,
И комплиментов, и укоров!
Зачем болтать по пустякам?
Пора за дело взяться нам.
К чему такие затрудненья?
Что вдохновенья долго ждать?
Поэт - властитель вдохновенья:
Он должен им повелевать.
Что нужно нам – мы с вами знаем;
Напиток крепкий мы считаем
За лучший – дайте ж нам его!
Не забывайте ничего:
Что можно сделать неотложно,
Зачем на завтра оставлять?
Должны мы сразу уловлять
Всё то, что нужно и возможно,
И уж из рук не выпускать!
Для нашей сцены всё пригодно;
На ней – вы полный господин;
Берите сколько вам угодно
И декораций, и машин,
Огней бенгальских, освещенья,
Зверей и прочего творенья,
Утёсов, скал, огня, воды:
Ни в чём не будет вам нужды.
Весь мир на сцену поместите,
Людей и тварей пышный ряд –
И через землю с неба в ад[9]
Вы мерной поступью пройдите!



Пролог на небесах [10]
Господь, архангелы, потом Мефистофель[11]

Рафаил
Звуча в гармонии вселенной[12]
И в хоре сфер гремя, как гром,
Златое солнце неизменно
Течёт предписанным путём.
Непостижимость мирозданья
Даёт нам веру и оплот,
И, словно в первый день созданья,
Торжественен вселенной ход!

Гавриил
И с непонятной быстротою,
Кружась, несётся шар земной;
Проходят быстрой чередою
Сиянье дня и мрак ночной;
Бушует море на просторе,
У твёрдых скал шумит прибой,
Но в беге сфер земля и море
Проходят вечно предо мной.

Михаил
Грозя земле, волнуя воды,
Бушуют бури и шумят,
И грозной цепью сил природы
Весь мир таинственно объят.
Сверкает пламень истребленья,
Грохочет гром по небесам
Но вечным светом примиренья
Творец небес сияет нам.

Все трое
И крепнет сила упованья
При виде творческой руки:
Творец, как в первый день созданья,
Твои творенья велики!

Мефистофель
Опять, о господи, явился ты меж нас
За справкой о земле, – что делается с нею
Ты благосклонностью встречал меня не раз –
И вот являюсь я меж челядью твоею.
Прости, не мастер я по части громких слов;
Но если б пышный слог я в ход пустить решился,
Сам рассмеялся б ты – ручаться я готов, –
Когда б от смеха ты давно не отучился.
Мне нечего сказать о солнцах и мирах:
Я вижу лишь одни мученья человека.
Смешной божок земли[13], всегда, во всех веках
Чудак такой же он, как был в начале века!
Ему немножко лучше бы жилось,
Когда б ему владеть не довелось
Тем отблеском божественного света,
Что разумом зовёт он: свойство это
Он на одно лишь смог употребить –
Чтоб из скотов скотиной быть!
Позвольте мне – хоть этикет здесь строгий –
Сравненьем речь украсить: он на вид –
Ни дать ни взять кузнечик долгоногий,
Который по траве то скачет, то взлетит
И вечно песенку старинную твердит.
И пусть ещё в траве сидел бы оно уютно, –
Так нет же, прямо в грязь он лезет поминутно.

Господь
Ты кончил? С жалобой одною
Являешься ты вечно предо мною!
Иль на земле добра совсем уж нет?

Мефистофель
Нет, что ни говори, а плох наш белый свет!
Бедняга человек! Он жалок так в страданье,
Что мучить бедняка и я не в состоянье.

Господь
Ты знаешь Фауста?

Мефистофель
Он доктор?

Господь
Он мой раб.

Мефистофель
Но не такой, как все; он служит по-иному;
Ни пить, ни есть не хочет по-земному;[14]
Как сумасшедший, он рассудком слаб,
Что чувствует и сам среди сомнений;[15]
Всегда в свои мечтанья погружён,
То с неба лучших звёзд желает он,
То на земле – всех высших наслаждений,
И в нём ничто – ни близкое, ни даль –
Не может утолить грызущую печаль.

Господь
Пока ещё умом во мраке он блуждает,
Но истины лучом он будет озарён;
Сажая деревцо, садовник уже знает,
Какой цветок и плод с него получит он.

Мефистофель
Бьюсь об заклад: он будет мой!
Прошу я только позволенья, –
Пойдёт немедля он за мной.

Господь
Пока живёт он на груди земной,
Тебе на то не будет запрещенья:
Блуждает человек, пока в нём есть стремленья.

Мефистофель
Благодарю: не надо мёртвых мне!
От трупов я держуся в стороне.
Нет, дайте мне здорового вполне:
Таких я мертвецам предпочитаю, –
Как кошка с мышью, с ними я играю.

Господь
Тебе позволено: иди
И завладей его душою
И, если можешь, поведи
Путём превратным за собою, –
И посрамлён да будет сатана!
Знай: чистая душа в своём исканье смутном
Сознанья истины полна!

Мефистофель
Сознаньем слабым и минутным!
Игра мне эта не страшна,
Не проиграю я заклада;
Но только знайте: если мне
Поддастся он, пусть будет мой вполне:
Триумф победы – вот моя награда!
Пусть вьётся он в пыли, как тётушка моя,[16]
Достопочтенная змея!

Господь
Тогда явись ко мне без колебанья!
К таким, как ты, вражды не ведал я...
Хитрец, среди всех духов отрицанья
Ты меньше всех был в тягость для меня.[17]
Слаб человек; покорствуя уделу,
Он рад искать покоя, – потому
Дам беспокойного я спутника ему
Как бес, дразня его, пусть возбуждает к делу
А вы, сыны небес и рая, –
Пусть вечно радует вас красота святая,
И ко всему, что есть и будет вновь,
Пусть проникает вас священная любовь
И всё, что временно, изменчиво, туманно
Обнимет ваша мысль, спокойно-постоянна.

      Небо закрывается. Архангелы расходятся.[18]

Мефистофель (один
Охотно старика я вижу иногда,
Хоть и держу язык; приятно убедиться,
Что даже важные такие господа
Умеют вежливо и с чёртом обходиться!

Продолжение: Часть первая. Сцена 1. Ночь >>>
Источник: Источник: Гёте. Фауст. – М.: Детская литература, 1973, стр. 37–50.



1. «Фауст» – в критике принято обозначать «Фауста» как драматическую поэму. Первая часть «Фауста» была закончена в 1806 году, но появилась в печати лишь в 1808 году, в восьмом томе собрания сочинений Гете.
Иоганн Фауст – историческая личность. Он жил в первой половине XVI века. О нем ходили легенды как об астрологе, занимавшемся черной магией. Устные предания о нем были собраны неизвестным автором и выпущены в свет книгоиздателем Иоганном Шписом в 1587 году под названием «История доктора Иоганна Фауста, известного волшебника и чернокнижника».
Во всех преданиях Фауст неизменно изображался человеком, который, не удовлетворяясь современной ему наукой, отверг религию и связался с чертом, чтобы при помощи нечистой силы получить возможность превращать неблагородные металлы в золото и наслаждаться жизнью вволю. Дьявол помогал ему в течение двадцати четырех дет, после чего забирал душу Фауста в ад.
Замысел «Фауста» возник у Гете в начале 1770-х годов, когда ему было немногим больше двадцати лет. Закончил он произведение летом 1831 года, за несколько месяцев до своей кончины. Таким образом от начала работы над трагедией до ее завершения прошло около шестидесяти лет, обнимающих почти всю творческую жизнь Гете.
Между 1797–1801 годами Гете создал план второй части трагедии, но осуществлять его начал лишь четверть века спустя, хотя отдельные наброски были созданы раньше. Последний период работы приходится на 1825–1831 годы.
Часть вторая закончена в 1831-м, впервые опубликована полностью после смерти Гете, в 1832 году. Если первая часть изображала судьбу Фауста в «малом мире» его личных переживаний, то во второй части герой выходит в большой мир, проходит через различные формы его бытия. Насколько раньше в центре были субъективные страдания Фауста, настолько теперь содержание его жизни определяется опытом в окружающем внешнем мире.
Как и в первой части, каждый эпизод судьбы героя имеет обобщенное значение. От сцены к сцене меняется соотношение реального и обобщенно-символического. Если первая часть строилась как серия сцен, не подразделенных на акты, то во второй части Гете возвращается к традиционному делению действия на пять актов. (вернуться)

2. Посвящение – написано 24 июня 1797 года. Стихотворение отражает переживания поэта, вызванные возвращением к теме, возникшей в его творческом сознании около четверти века тому назад. Начинал «Фауста» двадцатипятилетний молодой поэт; вернулся к первоначальному замыслу зрелый писатель, которому уже было под пятьдесят. Закончил же он работу над первой частью в пятьдесят семь лет.
В памяти поэта возникли образы тех, с кем он был связан в начале работы над «Фаустом». (вернуться)

3. Любви и дружбы первой предо мной... – Гете вспоминает девушек, которыми увлекался в молодые годы: Гретхен из Франкфурта, Фридерику Брион, Шарлотту Буфф, Лили Шёнеман; друзей И.-Г. Мерка, И.-Г. Гердера. (вернуться)

4. Кружок друзей рассеян по вселенной... – ко времени написания «Посвящения» умерла сестра Гете Корнелия, с которой он дружил, скончались И. Мерк и писатель «Бури и натиска» Я. Ленц.
М. Клингер, чья пьеса дала название этому движению, а также братья Штольберг, принадлежавшие к кругу друзей, молодости Гете, были далеко от Веймара. (вернуться)

5. Пролог в театре – написано в конце 1790-х годов. Идея такого вступления была подсказана Гете прологом к драме индийского писателя Калидасы «Шакунтала» (IV–V вв.), с которой поэт познакомился в переводе И.-Г.-А. Форстера (1791 г.).
Прологи, посвященные обсуждению театральных вопросов, были и в английской драме эпохи Возрождения, например, у младшего современника Шекспира Бена Джонсона. В своем «Театральном вступлении» Гете раскрывает различные отношения к искусству. Директору театра все равно, что ставить, лишь бы публика была довольна и он имел доход; поэт мечтает о высоком искусстве, выражающем глубочайшее понимание жизни; комический актер советует облекать серьезные мысли в увлекательную для зрителей форму. Вступление призвано настроить Зрителя на то, что ему предлагается зрелище сложное и разнообразное по составу, в котором занятное сочетается с глубокомысленным и поэтически возвышенным. (вернуться)

6. Кто цену придает незначащим листам... – речь идет о листьях лавра, из которых в древности сплетали венок для украшения головы прославленного человека. (вернуться)

7. Олимп – гора, считавшаяся в Древней Греции обиталищем богов. (вернуться)

8. Ловелас – волокита, соблазнитель. (вернуться)

9. И через землю с неба в ад // Вы мерной поступью пройдите! – уже при жизни Гете эти слова пытались толковать как выражение идеи трагедии, но Гете отверг такое понимание ее смысла, указав в беседе со своим секретарем И.-П. Эккерманом (6 мая 1827 г.), что это «не идея, а ход действия».
По первоначальному замыслу, как полагает авторитетный исследователь творчества Гете Э. Грумах, Фауст, подобно персонажам народной книги и трагедии Марло, должен был попасть в ад, но Христос, победив Люцифера, освобождал его, и небесный суд оправдывал Фауста. В дальнейшем Гете изобразил оправдание Фауста иначе. В завершении второй части, как известно, душа умершего Фауста уносится на небо, и этим выносится окончательное суждение о нем. (вернуться)

10. Пролог на небесах – написан в 1797—1800 годах. Идея его подсказана Книгой Иова в Ветхом завете (гл. 1, с. 6—12), где описана беседа бога с сатаной.
Сатана рассказывает, что обошел всю землю. Бог спрашивает, видел ли он «раба моего Иова», человека непорочного, справедливого, богобоязненного, сторонящегося зла. Сатана отвечает, что Иов таков лишь потому, что бог ограждает Иова, его семью и имущество от бед. Сатана высказывает сомнение, сохранит ли Иов свои добродетели, если бог лишит его всех благ.
Хотя прямой аналогии между историей Иова и Фауста нет, Гете признал в беседе с Эккерманом, что «пролог моего «Фауста» имеет сходство с экспозицией Иова» (18 января 1825 г.).
Если «Посвящение» касается личных мотивов, связанных для Гете с историей создания «Фауста», а «Пролог в театре» посвящен теме формы и содержательности искусства, то «Пролог на небесах» вводит в идейную проблематику трагедии. Бог разрешает Мефистофелю подвергнуть Фауста испытанию, причем речь идет не об отдельном человеке. Фауст выступает как представитель всего человечества.
Заслуживает особого внимания форма этого «Пролога». Гете использует здесь формы и образы средневекового народного театра; в нем представляли пьесы на религиозные сюжеты (мистерии), в которые подчас вкладывалось вполне жизненное содержание. В таких пьесах частым был мотив борьбы добра и зла, воплощенный в образах бога и дьявола. Гете, который не был верующим христианином, пользуется приемом пьесы-мистерии без малейшей тени религиозности. Он даже позволяет себе некоторую долю легкой иронии, явно звучащую в беседе Мефистофеля с богом. Но насмешливость, присущая Мефистофелю, не снижает возвышенной поэтичности песнопений ангелов. Этот контраст входит органически в образную систему трагедии, которая вся основана на борьбе возвышенного и низменного, великого и ничтожного, добра и зла. (вернуться)

11. Архангелы – Рафаил, Гавриил и Михаил, согласно христианской мифологии, – старшие ангелы, окружающие бога.
Мефистофель – у дьявола было много имен. Это, впервые возникшее в древности, имеет в своей основе древнееврейские слова: «Мефиз» – разрушитель, и «Тофель» – лжец, обманщик.
Сцена на небе отчасти навеяна Гете чтением немецкого перевода «Потерянного рая» английского поэта Джона Мильтона (1608–1674), на что указывает сходство некоторых выражений с фразеологией немецкого перевода Ю. Ф. Захарии. (вернуться)

12. Звуча в гармонии вселенной... – по представлениям древнегреческой философской школы пифагорейцев, воспринятым впоследствии довольно широко, небо представлялось разделенным на десять сфер, движение которых создавало звучание в определенной тональности для каждой из них, вместе же эти звучания образовывали гармонию.
Это фантастическое представление о строении мироздания сохранялось в поэзии Возрождения и барокко и продержалось вплоть до победы рационализма и материалистического взгляда на строение мира в XVIII в. Гете сочетал здесь христианскую мифологию с древнегреческой концепцией мироздания. (вернуться)

13. Смешной божок земли – то есть человек; выражение восходит к Парацельсу (1493–1541) и его последователям, определявшим человека как «малого бога в лоне великого бога-творца». (вернуться)

14. Ни пить, ни есть не хочет по-земному... – упоминание о бедности Фауста здесь и дальше, соответствовавшее действительному положению ученых в XVI в., когда жил подлинный Фауст, в дальнейшем ходе действия не развито. Испытания героя связаны лишь с его духовной жизнью. (вернуться)

15. Что чувствует и сам среди сомнений... – вся эта реплика Мефистофеля выражает несколько иное понимание человека, чем то, которое было выражено им вначале, когда он говорил только о том, что человек подобен скоту. Хотя Мефистофель говорит эти слова с явной иронией над тщетностью стремлений Фауста, в них, однако, уже выражена суть характера героя трагедии. Далее характеристика Фауста продолжена в словах Господа, который заранее уверен в конечном торжестве лучших начал в натуре Фауста. (вернуться)

16. Пусть вьётся он в пыли, как тётушка моя... – в Ветхом завете бог проклял змею, искусившую Еву отведать плод от древа познания добра и зла, и осудил навеки ползать на брюхе и питаться прахом. (вернуться)

17. Ты меньше всех был в тягость для меня... – согласно библейской мифологии, дьявол сначала принадлежал к числу ангелов. Дьявол Люцифер (даритель света, ангел утренней звезды) восстал против бога и был им свергнут с небес вместе с другими злыми духами, его сподвижниками.
Гете использовал этот миф для своей поэтической концепции борьбы добра и зла в космическом масштабе. Эта концепция в «Прологе на небесах» выражена в противопоставлении Мефистофеля как духа отрицания другим ангелам, которых господь называет (в оригинале) «подлинными» ангелами, здесь – «детьми мудрости и милосердья». (вернуться)

18. Небо закрывается. Архангелы расходятся – заключительная ремарка показывает, что Гете представлял себе сценическое воплощение «Пролога на небе» средствами театра барокко (конец XVII – начало XVIII в.).
В начале «Пролога» на авансцену выходят архангелы и сопровождающий их хор ангелов; затем появляется Мефистофель. Задняя часть сцены закрыта занавесом. Когда она открывается, на возвышении восседает господь, окруженный сиянием. По окончании «Пролога» занавес закрывается, ангелы уходят в боковые кулисы. (вернуться)

 




 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Литература для школьников
 
 
Яндекс.Метрика