Сушковский цикл М. Ю. Лермонтова. Аринштейн
Литература для школьников
 
 Главная
 Зарубежная  литература
 Лермонтов М.Ю.
 
М.Ю.Лермонтов в ментике
лейб-гвардии Гусарского полка.
Портрет работы П.Е.Заболотского. 1837.
 
Лермонтов в юнкерской форме.
Портрет работы
А. А. Бильдерлинга. 1883.
 
 
Адресаты любовной лирики
М. Ю. Лермонтова

(урок литературы в 10 классе)
 
Е. А. Сушкова (1812—1868)
Миниатюра работы неизвестного художника. 1830-е годы
 
 
 
 
 
 
 
Михаил Юрьевич Лермонтов
(1814 – 1841)

Сушко́вский цикл
[1]
СУШКО́ВСКИЙ ЦИКЛ, утвердившееся в лермонтоведении название группы стихотворений 1830, отразивших юношескую влюбленность Лермонтова в Е. А. Сушкову. В отличие от ивановского цикла, этот цикл обладает известной определенностью: о Сушковой, о встречах с нею Лермонтова и стихах, написанных по этому поводу, известно из разных источников, в т. ч. из воспоминаний самой Сушковой.

К Сушковскому циклу принято относить стихотворения:

«К Сушковой» («Вблизи тебя до этих пор», др. назв. – «Черноокой»),
«Черны очи»,
«Благодарю!»,
«Зови надежду сновиденьем»,
«Нищий»,
«Стансы» («Взгляни, как мой спокоен взор»),
«Ночь»,
«Подражание Байрону» («У ног других не забывал»),
«Я не люблю тебя, страстей...»,
а также с большой степенью вероятности «Еврейская мелодия» («Вверху одна горит звезда»),
«Нет! — я не требую вниманья» и
«Прости, мой друг! .. как призрак, я лечу».

Необходимо учитывать и возможность переадресовки Лермонтовым тех или иных стихотворений 1830—31.

Сушковский цикл — лирический дневник юноши Лермонтова; несмотря на традиционную романтическую стилистику, стихи цикла (особенно первые два) отличаются психологической точностью и конкретностью: зарождение чувства, которое сам поэт еще не решается назвать любовью («И что ж? — разлуки первый звук / Меня заставил трепетать; / Нет, нет, он не предвестник мук; / Я не люблю — зачем скрывать!»), и дальнейшее его нарастание, вылившееся в горечь неразделенной любви. Биографическая конкретность проникает и в самую поэтическую стилистику — «притворное вниманье», «острота речей», насмешка и «презренье» — все это, вплоть до романтических клише, — «чудный взор», «блеск чудных глаз» (Сушкову называли черноокой красавицей), отражает реальную ситуацию отношений Лермонтова и Сушковой.

Хотя в стихах Сушковского цикла уже вырисовываются черты образа лирического героя (каким он сложится в дальнейшем в поэзии Лермонтова) с его разочарованностью, обманутыми надеждами, бессменными «тревогами души», в целом он не выходит за рамки любовной темы; однако сам образ любви-страдания как абсолютного и исключительного по силе чувства («Такой любви нельзя не верить») пройдет через всю лирику Лермонтова. Отвергнутая любовь несет герою разочарование во всех ценностях — и земных и небесных: «Чем успокоишь жизнь мою, / Когда уж обратила в прах / Мои надежды в сем краю, / А может быть и в небесах?..» («Стансы»). Но и к неразделенной любви Лермонтов предъявляет абсолютные критерии, предпочитая светской благосклонности определенность, «чистоту» безответности («Благодарю!»). Отсюда — из стремления исчерпать, дойти до конца в крушении своих надежд, своей «оставленности» всеми в мире — поражающее читателя парадоксальное желание увидеть «труп» возлюбленной, при том, что ее «взор» — единств. «блаженство» героя («Прости, мой друг...»).

Через многие стихи Сушковского цикла проходит мотив неистребимости первого чувства, не вытесняемого и новыми увлечениями: «Любя других, я лишь страдал любовью прежних дней» («У ног других не забывал»). Именно в Сушковском цикле поэт дает знаменательное для его творчества определение памяти как «демона-властелина».

По сравнению с непримиримо обвиняющим тоном стихов ивановского цикла в Сушковском цикле упреки в безответности возлюбленной и непонимании ею героя выражены в смягченной форме, что м. б. объяснено биографически (Сушкова была равнодушна — и не скрывала этого — к Лермонтову, когда создавались обращенные к ней стихи, но внимательно относилась к его поэтическим опытам). В стихотворении «Нищий» (написано после пребывания Лермонтова и Сушковой в Троице-Сергиевой лавре) на основе конкретных реалий поэт создал символически обобщенный образ душевного равнодушия, человеческой «глухоты».

Важная особенность стихов Сушковского цикла в том, что их написание совпало с открытием Лермонтовым поэзии Дж. Байрона. Многие мотивы цикла — неразделенной любви, памяти, разлуки, смерти и др. — представляют собой поэтические реминисценции из его стихов. Однако связь с английским поэтом далеко превосходит сферу обычных литературных влияний. По убедительному предположению современных исследователей, «огромный Байрон», с которым Лермонтов, как свидетельствуют многие современники, не разлучался, был биографией Байрона, написанной Т. Муром. И свой собственный жизненный опыт Лермонтов интерпретировал в то время сквозь призму судьбы (а не только поэзии) Байрона, стремясь найти сходство в своей жизни с его жизнью и нередко формируя свое поведение и эмоциональное восприятие по образу и подобию английского поэта (ср. отношения Л. с Сушковой и Байрона с Мэри Чаворт). Такого рода настроения, связанные с особой, оплаченной самой жизнью, «игрой под Байрона», лежат в основе многих лирических ситуаций и мотивов стихов Сушковского цикла.

Л. М. Аринштейн.

Источник: Аринштейн Л. М. Сушко́вский цикл // Лермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); Науч.-ред. совет изд-ва "Сов. Энцикл." — М.: Сов. Энцикл., 1981. — С. 556—557.

 

К СУ<ШКОВОЙ>[2]

Вблизи тебя до этих пор
Я не слыхал в груди огня.
Встречал ли твой прелестный взор —
Не билось сердце у меня.

И что ж? – разлуки первый звук
Меня заставил трепетать;
Нет, нет, он не предвестник мук;
Я не люблю – зачем скрывать!

Однако же хоть день, хоть час
Еще желал бы здесь пробыть,
Чтоб блеском этих чудных глаз
Души тревоги усмирить.
1830


ЧЁРНЫ ОЧИ[3]

Много звезд у летней ночи:
Отчего же только две у вас,
Очи юга! черны очи!
Нашей встречи был недобрый час.

Кто ни спросит, звезды ночи
Лишь о райском счастьи говорят;
В ваших звездах, черны очи,
Я нашел для сердца рай и ад.

Очи юга, черны очи,
В вас любви прочел я приговор,
Звезды дня и звезды ночи
Для меня вы стали с этих пор!
1830


Зови надежду сновиденьем...[4]

Зови надежду – сновиденьем,
Неправду – истиной зови,
Не верь хвалам и увереньям,
Но верь, о, верь моей любви!

Такой любви нельзя не верить,
Мой взор не скроет ничего;
С тобою грех мне лицемерить,
Ты слишком ангел для того.


НИЩИЙ[5]

У врат обители святой
Стоял просящий подаянья
Бедняк иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.

Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.

Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!
1830


НОЧЬ[6]

Один я в тишине ночной;
Свеча сгоревшая трещит,
Перо в тетрадке записной
Головку женскую чертит: –
Воспоминанье о былом,
Как тень, в кровавой пелене,
Спешит указывать перстом
На то, что было мило мне.

Слова, которые могли
Меня тревожить в те года,
Пылают предо мной в дали,
Хоть мной забыты навсегда.
И там скелеты прошлых лет
Стоят унылою толпой;
Меж ними есть один скелет –
Он обладал моей душой. –

Как мог я не любить тот взор?
Презренья женского кинжал
Меня пронзил.... но нет – с тех пор
Я все любил – я все страдал. –
Сей взор невыносимый, он
Бежит за мною, как призрак;
И я до гроба осужден
Другого не любить никак.

О! я завидую другим! –
В кругу семейственном, в тиши,
Смеяться просто можно им
И веселиться от души.
Мой смех тяжел мне как свинец:
Он плод сердечной пустоты...
О, боже! вот что, наконец,
Я вижу, мне готовил ты.

Возможно ль! первую любовь
Такою горечью облить;
Притворством взволновав мне кровь,
Хотеть насмешкой остудить?
Желал я на другой предмет
Излить огонь страстей своих, –
Но память, слезы первых лет!
Кто устоит противу них?
1830

ПОДРАЖАНИЕ БАЙРОНУ[7]

Не смейся, друг, над жертвою страстей,
Венец терновый я сужден влачить;
Не быть ей вечно у груди моей,
И что ж, я не могу другой любить.
Как цепь гремит за узником, за мной
Так мысль о будущем, и нет иной.

Я вижу длинный ряд тяжелых лет,
А там людьми презренный гроб, он ждет.
И до него надежды нет, и нет
За ним того, что ожидает тот,
Кто жил одной любовью, погубил
Все в жизни для нее, а все любил.

И вынесть мог сей взор ледяный я
И мог тогда ей тем же отвечать.
Увижу на руках её дитя
И стану я при ней его ласкать,
И в каждой ласке мать узнает вновь,
Что время не могло унесть любовь!..

1830 или 1831

Я не люблю тебя; страстей...[8]

Я не люблю тебя; страстей
И мук умчался прежний сон;
Но образ твой в душе моей
Всё жив, хотя бессилен он;
Другим предавшися мечтам,
Я всё забыть его не мог;
Так храм оставленный – всё храм,
Кумир поверженный – всё бог!
1831



1. Сушко́ва – (в замужестве Хвостова) Екатерина Александровна (1812–1868), знакомая Лермонтова, мемуаристка.

Знакомство состоялось весной 1830 в Москве у А. М. Верещагиной. Лето 1830 Сушкова проводила под Москвой в имении Большаково, часто посещая Середниково, где тогда гостил Лермонтов. Красивая, умная и ироничная, Сушкова стала предметом юношеского увлечения Лермонтова.

С ее именем связан цикл стихов 1830, посвящённый преимущественно неразделенной любви (Сушковский цикл). Новая встреча поэта с Сушковой произошла 4 дек. 1834 в Петербурге. В течение месяца Лермонтов постоянно бывал в доме Сушковой, уделял ей внимание на балах и, наконец, добился от нее признания в любви. Тем самым, по представлениям света, девушка была скомпрометирована.

5 янв. 1835 Лермонтов написал Сушковой анонимное письмо, которое привело к разрыву (Сушкова до конца жизни не подозревала, что автором письма был Лермонтов). Неблаговидность поступка Лермонтова имела, однако, и оборотную сторону: за прошедшие годы поэт разочаровался в женской любви и привязанности, а потому увидел в Сушковой лишь кокетку, стремящуюся найти жениха. Кульминация романа (посылка анонимного письма) совпала с получением Лермонтовым горестного для него известия о помолвке В. А. Лопухиной с Н. Ф. Бахметевым.

История с Сушковой была прокомментирована самим Лермонтовым в письмах к М. А. Лопухиной и А. М. Верещагиной кон. 1834 – нач. 1835 (VI, 428–31, 717, 719–20) и затем изображена в романе «Княгиня Лиговская», где Сушкова выведена под именем Елизаветы Николаевны Негуровой. История взаимоотношений Лермонтова и Сушковой нашла отражение в ее записках (первая публ. – «Воспоминания о Лермонтове. Отрывок из записок», «РВ», 1857), самых ранних воспоминаниях о Лермонтове. Достоверность и живость записок объясняются тем, что они написаны по свежим следам событий: в основу легла т. н. исповедь Сушковой, известная в автокопии, озаглавленной «Воспоминания Ольги, писанные в 1836–1837 гг. для Марии Сергеевны Б<агговут>, рожденной княжны Х<ованской>» (опубл. 1947). Сложный характер Лермонтова — человека и поэта – раскрыт в записках, однако, недостаточно, на что указал М. Е. Салтыков-Щедрин в своей рецензии, опубл. в некрасовских «ОЗ» (1871, № 1).

В 1844 в «БдЧ» (затем в «РВ», 1857) Сушкова опубликовала стихи Лермонтова, рукописями которых располагала: «Зови надежду сновиденьем», «Весна», «В альбом» («Нет! – я не требую вниманья»), «Еврейская мелодия» («Я видал иногда»), «К Су<шковой>», «Благодарю!», «Нищий», «Стансы» («Взгляни, как мой спокоен взор»), «Когда к тебе молвы рассказ», «Передо мной лежит листок», «Свершилось! полно ожидать», «Итак, прощай! Впервые этот звук», «Я не люблю тебя», «Звезда» («Вверху одна горит звезда»), «Романс» («Хоть бегут по струнам моим звуки веселья»).

С именем Сушковой связано, очевидно, и опубликованное в 1963 «Послание» («Катерина, Катерина!...»), которое Лермонтов вписал в один из альбомов А. М. Верещагиной.

В 1838 Сушкова вышла замуж за дипломата А. В. Хвостова; Лермонтов присутствовал на ее свадьбе.

Портрет Сушковой (миниатюра) работы неизв. художника (30-е гг.) – в ИРЛИ. Вероятно, ее же изобразил сам Лермонтов на полях автографа стихотворения «Стансы» («Взгляни, как мой спокоен взор...»).

Соч.: Воспоминания, «ВЕ», 1869, № 8, с. 684—740; № 9, с. 298—346; Записки. 1812–1841, СПБ, 1870; Записки. 1812–1841. [Ред., введение и примеч. Ю. Г. Оксмана], Л., 1928; ср. в кн.: Воспоминания.

Лит.: Висковатый, с. 95–100, 204–12; Михайловский Н. К., Лит. заметки 1880 г., Соч., т. 4, СПБ, 1897, стлб. 892–97; Ладыженская Е. А., Замечания на «Воспоминания» Е. А. Хвостовой-Сушковой, в кн.: Сушкова, с. 306—42: Рождественский В., Е. А. Сушкова. «Записки». [Рец.], «Звезда», 1928, № 5; Комарович В., с. 636–38; Бродский (5), с. 157, 220–23; Мануйлов (2), с. 43–44; Мануйлов (9), с. 98–110; Иванова Т. (2), с. 215–24; Иванова Т. (5), с. 29–36; Эйхенбаум (12), с. 304–09; Гладыш И. А., Динесман Т. Г., с. 57–59; Андроников (13), с. 124, 184–85, 220, 222; Салтыков-Щедрин М. Е., Записки Е. А. Хвостовой. [Рец.], Собр. соч., т. 9, М., 1970, с. 390–92; Шан-Гирей А. П., в кн.: Воспоминания; Ростопчина, там же; Андреев-Кривич (5), с. 67–81; Пагануцци П. Н., Лермонтов, Монреаль, 1967, с. 115, 117–27; Глассе, с. 80–121. (вернуться)

2. «К Су<шковой>» – впервые опубликовано с некоторыми отличиями от автографа и под заглавием «Черноокой» в «Библ. для чтения» (1844, т. 64, № 5, отд. I, стр. 5).
В автографе рядом с заглавием позднейшая приписка Лермонтова в скобках: «При выезде из Середникова к Miss black-eyes. Шутка—преположенная от М. Kord».
Е. А. Сушкова в своих «Записках» поставила дату стихотворения: «Середниково. 12 августа, 1830». По словам Сушковой, стихотворение было написано накануне отъезда Лермонтова из Середникова в Москву после окончания летних каникул («Записки» Сушковой, 1928, стр. 112).
«Miss black-eyes» («черноокая») — так называли Е. А. Сушкову.
Мистер Корд — гувернер Аркадия Столыпина, двоюродного брата матери Лермонтова. (вернуться)

3. «Чёрны очи» – впервые напечатано: «Полное собрание сочинений» Лермонтова под ред. Д. И. Абрамовича, изд. Академии Наук, т. I (Спб. 1910), стр. 188.
Стихотворение обращено, вероятно, к Е. А. Сушковой, о глазах которой говорится в разных стихотворениях Лермонтова (ср. «И пламень звездочных очей» в стих. «Черноокой»). Сушкова приводит фразу, отмеченную Лермонтовым во французском романе: «Les yeux remplis d’ étoiles» («Очи, наполненные звездами») и его приписку: «comme les vôtres – je profiterai de cette comparaison» («как ваши — я воспользуюсь этим сравнением»). Возможно, что в стихотворении «Черны очи» и осуществлено это намерение. (вернуться)

4. «Зови надежду сновиденьем...» – впервые напечатано: «Библиотека для чтения» (1844, т. 64, № 6, отд. I, стр. 129), где опубликовано вслед за стихотворением «Итак прощай! Впервые этот звук» под названием «К ней же» и с датой «1830».
Датируется осенью 1831 года по положению в тетради XI.
По свидетельству Е. А. Сушковой, стихотворение обращено к ней («Записки» Сушковой, 1928, стр. 124). Сообщенная Сушковой дата написания стихотворения (1830 год) не точна. (вернуться)

5. «Нищий» – впервые напечатано: «Библиотека для чтения» 1844 г., т. LXIV, № 6, стр. 132 («Из альбома Е. А. Сушковой-Хвостовой»).
Е. А. Сушкова вспоминала, что в авг. 1830 г. большая компания молодежи отправилась пешком из Середникова в Троице-Сергиевскую лавру (ныне г. Загорск Московской обл.). На паперти лавры стоял слепой нищий, который, услыхав звон монет, стал благодарить за подаяние и рассказал о бессердечной шутке над ним «молодых господ», «наложивших полную чашечку камушков» (Зап. Сушковой. С. 114).
Лермонтов использует в стихотворении евангельский мотив Нагорной проповеди Иисуса Христа. (вернуться)

6. «Ночь» («Один я в тишине ночной...») – впервые напечатано: «Северный вестник» 1889 г., № 3, стр. 83–84. В автографе рядом с заглавием – дата: «(1830 года ночью. Августа 28)».
В стихотворении надо видеть отзвук страданий, которые причиняло Лермонтову коварство Е. А. Сушковой («Притворством взволновав мне кровь, хотеть насмешкой остудить?»).
К строкам: «Перо в тетрадке записной головку женскую чертит» см. комментарии к стихотворению «Стансы» (о рисунке пером): В автографе на полях, рядом со стихотворением, рисунок пером: девушка в профиль, до колен. Надо думать, что рисунок изображает Е. А. Сушкову, к которой обращено это стихотворение. (вернуться)

7. «Подражание Байрону» («У ног других не забывал...») – впервые напечатано: «Северный вестник» (1889, № 2, отд. I, стр. 121). Датируется 1830 или 1831 годом по положению в тетради XX.
С каким-либо конкретным произведением Байрона не связано. По содержанию примыкает к циклу автобиографической лирики Лермонтова. (вернуться)

8. «Я не люблю тебя, страстей...» – впервые напечатано: с небольшими разночтениями в «Библиотеке для чтения» (1844, т. 64, № 6, отд. I, стр. 132 (в цикле «Из альбома Е. А. Сушковой»). Последняя строка, очевидно, из цензурных соображений заменена в этом издании точками.
Датируется концом 1831 года по положению в тетради IV.
Е. А. Сушкова приводит это стихотворение в числе тех трех, которые Лермонтов вписал в альбом, присланный ей в 1831 г. А. М. Верещагиной («Записки Е. А. Хвостовой, рожденной Сушковой», Спб. 1870, стр. 102). (вернуться)


 
М.Ю.Лермонтов. Автограф стихотворения «Стансы».
На полях — портрет Е.А.Сушковой (?). РО ИРЛИ.
Под заглавием пометы рукой Лермонтова: «(1830 года)» и «(26 Августа)»
 
 

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Литература для школьников
 
Яндекс.Метрика