БИОГРАФИЯ
А. И. СОЛЖЕНИЦЫНА
(1918 – 2008)
Это его назвала Лидия Чуковская[2] возвращающим нам
родной язык, любящим Россию, как Блоком сказано,
оскорбленной любовью.
Жорж Нива[
3]
Александр Исаевич Солженицын родился в Кисловодске и происходил по отцу и по матери из зажиточной крестьянской семьи, жившей на Ставрополье. Отец в год
рождения сына погиб из-за несчастного случая на охоте. Мать осталась вдовой. Вскоре, во время революционных событий, крестьянское семейное владение было
разграблено, расхищено, и мать в 1924 году переехала в Ростов-на-Дону, где «в невероятно тяжелых условиях», по воспоминаниям Солженицына, вырастила его.
Сначала Солженицын учился в школе, затем поступил на физико-математический факультет Ростовского университета, который с отличием окончил досрочно в 1941 году.
В эти же годы его влечет история, и он в 1939 году поступает на заочное отделение Московского института философии, литературы, истории (МИФЛИ).
В школьные и студенческие годы Солженицын был захвачен советской социалистической действительностью, истово верил в идеалы коммунизма, романтизировал
революцию. Все это проявлялось в его общественной активности. Задуманный им роман о гибели армии генерала Самсонова (отец служил в этой армии, и, очевидно,
мать передавала сыну его рассказы) получил значимое заглавие «Люби революцию».
По завершении университетского образования Солженицын приехал в Москву на сессию МИФЛИ. Здесь его застала начавшаяся война. После мобилизации, хотя он рвется
на фронт, попадает, однако, в тыловой батальон. Окончив артиллерийские курсы в Костроме и став лейтенантом, он, наконец, оказывается в частях действующей армии.
С конца 1942 и по январь 1945 года будущий писатель прошел славный боевой путь от Орла до Восточной Пруссии. Волею судьбы он оказался в тех местах, где в 1914
году были окружены войска генерала Самсонова, того самого, в армии которого воевал его отец и о котором Солженицын собирался писать роман. Впоследствии писатель
использует свои впечатления в романе «Август Четырнадцатого»», в одном из его героев, Сане Лаженицыне, воспроизведет черты отца.
Военные годы — пора нравственного, гражданского и писательского самосознания и самоопределения Солженицына. Неожиданно будущий знаменитый писатель, награжденный
двумя боевыми орденами, был арестован и не по своей воле завершил воинский путь до окончания войны в звании капитана. В это время он уже был автором рассказов
«Лейтенант», «В городе М.», «Письмо № 254» и начал писать повесть «Шестой курс». Некоторые произведения были одобрены писателем Б. А. Лавреневым. Солженицын
понимал, что его влечет писательское поприще.
Война ярко высветила и резко обострила противоречия советского строя, и писатель стал задумываться о его сущности. Первоначально его мысль не касалась критики
целей большевиков. Он лишь утверждал, что Сталин извратил смысл ленинских идей. Этими своими размышлениями он поделился в письмах со своим другом Н. Виткевичем,
воевавшим на другом фронте. Их переписка стала достоянием контрразведки, которая обвинила Солженицына в «антисоветской агитации и попытке создания антисоветской
организации». 9 февраля 1945 года Солженицын был арестован, позднее приговорен к восьми годам исправительно-трудовых лагерей и неизбежной после истечения срока
наказания ссылке. С этого времени начинается лагерно-ссыльный период в жизни Солженицына, который делится на два временных отрезка.
Сначала Солженицын содержался в лагерях под Москвой и в Москве. Впечатления от этой лагерной жизни отразились в его пьесах «Олень и шалашовка», «Республика труда»,
в стихотворных циклах «Сердце под бушлатом», «Когда теряют счет годам...». Затем его перевели в Рыбинск и снова возвратили в Москву, в «спецтюрьму № 16»,
прозванную «Марфинской шарашкой». Здесь заключенные разрабатывали средства радиотелефонной связи. В «Марфинской шарашке» Солженицын встретил талантливых и
образованных людей — германиста Л. Копелева, с которым подружился, художника С. Ивашева-Мусатова, инженеров Д. Панина и Н. Потапова. Общение с ними решительным
образом повлияло на социальные, философские, исторические и этические взгляды писателя. Благодаря им и хорошей библиотеке в Марфино (была возможность получать
книги из Библиотеки им. В. И. Ленина) Солженицын значительно пополнил свое образование и резко отрицательно стал смотреть на большевистский режим. Откровением
для писателя стало чтение полузапрещенного Ф. М. Достоевского и знакомство со словарем В. И. Даля. Русская литература и русский язык предстали Солженицыну
совершенно в ином свете, чем изображала их для массового сознания официальная советская пропаганда. Достоевский повлиял на Солженицына не только как художник,
но и как идеолог «почвенничества», провозглашавший необходимость сближения интеллигенции с народом («почвой») на общей религиозно-нравственной основе. Даль
обострил у писателя присущее ему языковое чутье.
С 1950 года, когда Солженицына перевели в Экибастуз (Казахстан), начинается второй период его лагерной жизни. Здесь он работал литейщиком, каменщиком,
был бригадиром и продолжал сочинять. Записывать сочиненное запрещалось. Солженицын наизусть вытверживал стихи большой автобиографической поэмы «Дороженька»
(позднее он восстановил в памяти две главы из этой поэмы — «Прусские ночи» и «Пир победителей»). Здесь Солженицын задумывает повесть «Один день Ивана
Денисовича» (первоначальное название — «Щ-854 (Один день одного зэка)»), в которой намеревается отобразить впечатления и размышления этой поры. Там же
обнаружилась страшная болезнь — рак. В 1952 году у Солженицына удаляют опухоль. Через год его освобождают из заключения и направляют на «вечное
ссыльнопоселенце» в аул Кок-Терек близ города Джамбул. После смерти Сталина (1953) писателя освобождают, и для него начинается новая жизнь.
Оценивая лагерный период, Солженицын увидел в нем не только нравственные и иные муки, не только несправедливость, несчастье и страдание, но и положительное
содержание. Писатель понял посланное ему испытание как «Божий указ». Без лагерной жизни, говорил и писал Солженицын, он стал бы плохим писателем, потому
что не имел бы такой жизненной школы и такой глубины понимания жизни, какую дал ему лагерь. В интервью с Н. Струве он высказался так: «Был Божий указ,
потому что лагерь направил меня наилучшим образом к моей главной теме...» Критики, писавшие о Солженицыне, заметили, что годы заключения писателя в ГУЛАГе
(так называлось Главное управление лагерей в составе НКВД, а затем КГБ) имели для него такое же воспитательное, политическое, философское, историческое и
этическое значение, как для Достоевского его омский острог. Поэтому «Архипелаг ГУЛАГ» для Солженицына сравним с «Записками из Мертвого дома» Достоевского.
Еще не освободившегося из ссылки Солженицына ожидала новая беда: рак дал о себе знать, и на этот раз положение было куда более серьезным. Писателя отпустили
в Ташкент для операции. Он, по его словам, приехал туда «почти уже мертвецом». Его чудом удалось спасти. И опять он увидел в этом протянутую к нему свыше
длань: высшими силами ему была дана «отсрочка» для того, чтобы он выполнил возложенную на него миссию — сказать ту правду, которую он знал, и тем словом,
каким он владел.
После реабилитации Верховным судом Солженицын сначала приехал в Москву, затем отправился в Ростов. Ему хотелось «затесаться и затеряться в самой нутряной
России — если такая где-то была, жила». В качестве учителя сельской школы он поселился в деревне Мильтцево Курловского района Владимирской области. Там
он снял комнату в доме крестьянки Матрены Васильевны Захаровой. В ней он увидел характерный народный тип русской крестьянки. Она послужила прототипом
рассказа «Матренин двор» (1963; первоначальное название — «Не стоит село без праведника»), в центре которого — кризис советской
деревни и неузнанный праведник. Матрена, старая, больная, нищая крестьянка, самоотверженно помогает односельчанам, ближним, чем они охотно пользуются.
Ее подвижничество, однако, уберегает деревенский мир от полной бездуховности, деградации и катастрофы. «Все мы жили рядом с ней,— заключает рассказ писатель,
и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, но пословице, не стоит село. Ни город. Ни вся земля наша».
В 1957 году Солженицын переехал в Рязань, преподавал в школе и втайне от всех писал роман «В круге первом» (так в названии романа отозвались «Божественная
комедия» Данте и
поэма «Мертвые души» Гоголя, первый том которой — тот же первый круг ада; при этом Солженицын дает и свое представление о первом круге
устами Иннокентия Володина: внутри первого круга (человечества) есть другой круг — отечество, а на границе между ними — «колючая проволока с пулеметами...»).
Одна из линий романа — история молодого дипломата Иннокентия Володина, который пытается ответить на вопрос, заданный еще Герценом: «Почему любовь к родине
надо распространять и на всякое ее правительство?» Володин считает, что нынешнюю советскую власть — источник зла в мире — никак нельзя «любить», а надо
всячески ей противодействовать. Отчетливо прослеживается новое творческое задание — осветить главные вехи русской истории XX века, к которому Солженицын
обратился спустя несколько лет.
Основная идея этого романа вполне ясна: лучшие нравственные, духовные, умственные силы народа, оставаясь несломленными, живыми и плодоносными, находятся
в застенках, в тюрьмах, в ссылке.
Роман с такой острой политической мыслью не мог в те годы появиться на свет, но в 1963 году неожиданно появилась надежда его напечатать. Рукопись принял
журнал «Новый мир», возглавляемый
А. Т. Твардовским, но публикация не состоялась. Эта переделанная редакция распространилась в самиздате (так назывались
машинописные рукописи, не проходившие цензуру), а более полная и менее подвергшаяся правке попала на Запад и была там напечатана.
В 1959 году произошло поистине историческое событие: за три недели Солженицын написал повесть «Один день Ивана Денисовича», замысел которой, как помним,
возник в 1950 году в Экибастузском лагере и давно созрел. Он передал повесть А. Т. Твардовскому в журнал «Новый мир», и в июне 1962 года (JS& 11) она вышла
в свет. Затем повесть была напечатана в «Роман-газете», следом появилось ее отдельное издание. Весь мир узнал о новом писателе. К Солженицыну пришли
слава и всемирная известность.
Тогдашнего читателя поразили в повести изображение жестокостей сталинизма и всей советской системы, неотвратимая тупая и изощренная «работа» репрессивного
механизма, созданного для уничтожения и обесчеловечивания людей, превращения их в существа, различаемые лишь номерными знаками.
Иван Денисович и его солагерники, несмотря ни на что, сохраняли человеческое достоинство и отличались какой-то упорной и упрямой нравственной прочностью
в самых жутких условиях подневольной жизни. При этом герой повести, Шухов, особенно не задумывался над тем, откуда в нем эта нравственная устойчивость и
стойкость. Он поступает так, как велит ему вкорененное нравственное начало. В нем говорят не рассудок и не разум, а непосредственное чувство, т. е. нечто
более глубокое и более естественное, что лежит в основе его существа. Он держится тех «правил» морального поведения, которые впитал с молоком матери от
предков и которые уходят в толщу народной жизни.
Публикация повести потребовала от Солженицына утолить живую и настоятельную жажду людей в правдивом и глубоком ответе на страшные вопросы, поставленные
послереволюционной действительностью: почему стали возможными чудовищные преступления советской власти?
Писатель и сам задумывался над этим: в 1958 году он замыслил книгу, в которой хотел рассказать о судьбах так называемых «врагов народа». Книга, вышедшая
впоследствии под заглавием «Архипелаг ГУЛАГ», жанр которой, по определению автора, «художественное исследование», выросла в огромное, масштабное полотно
как по охвату лиц, судеб, событий, так и по их осмыслению. Материалом книги послужила история русского, в основном лагерного, народа за 1918—1956 годы.
Перед читателем проходят тысячи исковерканных и разрушенных судеб, раскрываются страшные душевные бездны. «Архипелаг ГУЛАГ» стал гражданским и человеческим
подвигом писателя.
Во время работы над своим «художественным исследованием» Солженицын создал сценарий «Знают истину танки!», пьесу «Свет, который в тебе» («Свеча на ветру»),
рассказы «Случай на станции Кочетовка», «Для пользы дела», «Крохотки». Тогда же (1963—1967) пишется роман «Раковый корпус». В романе мощно звучит тема
преодоления боли и смерти и связанная с ней тема физического и духовного выздоровления человека: параллельно избавлению тела от недугов выздоравливает,
освобождается от страхов, от принуждения, от гнусных и ложных теорий и предрассудков душа. Вышедший из больницы и духовно обновленный герой как бы впервые
в жизни видит прекрасный и как будто «только что народившийся мир».
«Раковый корпус», как и другие произведения Солженицына, был отдан А. Т. Твардовскому, в журнал «Новый мир». Однако публикация его оказалась невозможной.
Над Твардовским, «Новым миром» и Солженицыным сгущались черные тучи.
Солженицын удаляется в глухие места России, живет у близких знакомых, но не прекращает отстаивать свое право говорить народу правду. В 1967 году он предлагает
съезду писателей солидарно выступить против одного из главных зол — явной и тайной цензуры. Но съезд не внимает голосу писателя и не оглашает его обращения.
Эту и другие истории неравной борьбы с режимом писатель собирает в книгу и впоследствии издает ее под заглавием «Бодался теленок с дубом: Очерк литературной жизни»
(Париж, 1975).
Напряжение усиливается в связи с новыми обстоятельствами: изданием на Западе романов «Раковый корпус» (осенью 1969 года Солженицына исключают из Союза
писателей, и он уже не может легально жить ни в Рязани, ни в Москве, находя приют у знакомых), присуждением в 1970 году по предложению французского писателя
Франсуа Мориака Нобелевской премии по литературе (ее вручение тогда не состоялось), изданием в Париже нового романа «Август Четырнадцатого» (1971) и книги
«Архипелаг ГУЛАГ» (1973). С начала 1974 года преследования властей достигают высшего накала: писателя арестовывают, лишают советского гражданства и в феврале
того же года высылают за границу. Сразу после ареста в свет выходит знаменитый манифест Солженицына, подготовленный им заранее,— «Жить не но лжи!».
В Германии, куда прилетел высланный писатель, его встретил немецкий прозаик Генрих Бёлль, у которого изгнанник остановился до переезда в Цюрих (Швейцария).
По приезде за границу Солженицын основал Русский общественный фонд помощи заключенным и их семьям, куда поступали доходы от издания его сочинений. Осенью он
представляет зарубежной общественности сборник «Из-под глыб», где ему принадлежит предисловие и несколько статей («На возврате дыхания и сознания», «Раскаяние
и самоограничение», «Образованщина»). Основная идея — критика либеральной интеллигенции, претендующей на духовное лидерство, но не имеющей прочных
морально-религиозных устоев.
В октябре 1976 года Солженицын покинул Цюрих и переехал в США. Здесь, в штате Вермонт, он в 1977 году основал «Всероссийскую мемуарную библиотеку» и начал
выпуск книг из серий «Исследования новейшей русской истории» и, совместно с женой, «Наше недавнее». Писатель жил уединенно и работал над эпопеей «Красное
колесо. Повествование в отмеренных сроках», предполагая начать повествование с 1914 и окончить 1922 годом, «когда все последствия революции уже закованы
в железные колеи, когда социальная динамика кончилась и начинается уже качение по этим жестким рельсам». Через все произведение проходит образ красного
колеса, который становится «символом стихийного кружения разрушительных, всесжигающих сил русской истории».
Во всех этих произведениях Солженицын так или иначе касается роковых вопросов русской истории и дает на них прямые ответы. Одному из героев «Августа
Четырнадцатого», Павлу Ивановичу Варсонофьеву, принадлежат, например, такие слова: «Законы лучшего человеческого строя могут лежать только в порядке
мировых вещей. В замысле мироздания. И в назначении человека». В этих словах заключена вся русская культурная и религиозная традиция — от Пушкина,
Достоевского до Л. Толстого и Бунина. Заложенный свыше смысл в мироздание, определяющий целесообразность судеб человечества, проходит через всю новейшую
историю России. Эта мысль была обогащена Солженицыным множеством художественных картин и философско-этических рассуждений, благодаря чему он совершил
переворот в сознании людей, имеющий всемирно-историческое значение. «Он,— писал Г. Бёлль,— разоблачил не только ту систему, которая Сделала его изгнанником,
но и ту, куда он изгнан».
После падения советской власти Солженицын вместе с семьей в 1994 году возвратился в Россию, где выступил с рядом очерков и статей, посвященных «обустройству»
страны на началах народных чаяний, философско-религиозных представлений в духе русских традиций и свободного проявления способностей человека. В 1997
году была учреждена Литературная премия А. Солженицына. В 1998 году писатель получил награду Русской православной церкви — орден Св. благоверного князя
Даниила Московского.
Источник: Литература. 9 класс. Учебник для общеобразовательных учреждений. В 2 ч. / [В.П.Полухина, В.Я.Коровина, В.П.Журавлев, В.И.Коровин]; под ред.
В.Я.Коровиной. - М.: Просвещение. (
вернуться к уроку)
В ТВОРЧЕСКОЙ ЛАБОРАТОРИИ
А.И.СОЛЖЕНИЦЫНА
...Россия Солженицына это его родной юго-восток, Западный фронт во время войны и северная Сибирь. Центральная Россия для него — мифическая колыбель нации;
это Россия, о которой мечтает Олег Костоглотов, которую с сыновним почтением открывает рассказчик в «Матренином дворе», средняя Россия, умиротворяющий пейзаж,
в котором церкви, «царевны белые и красные», взбегают на пригорки, «поднимаясь над соломенной и тесовой повседневностью». Но эта нутряная Россия - оскверненное
царство: церкви превращены в лесопильни, сияющие колокольни выпотрошены. Крохотки воспевают эту Россию-мать, как былины воспевают Китеж, проглоченный водами
город. Восхищаясь озером Сегден, Солженицын пишет: «Вот тут бы и поселиться навсегда... Тут душа, как воздух дрожащий, между водой и небом струилась бы, и
текли бы чистые глубокие мысли». Но озеро захвачено «лютым князем» — местною важной шишкою — и его «злоденятами». Так Солженицын приходит к старой теме России,
плененной драконом; тему эту уже использовали символисты, а после них Пастернак в «Докторе Живаго». Итак, она недоступна, недосягаема, эта срединная Россия,
разом и пленница и миф, Россия лесная, которую символизирует Агния в «Круге первом», которую он никогда не упускает из виду в сердце, и память сердца привязывает
все его творчество к изначальной стихии — к матери-лесу. Но театром действий мифическая Россия не будет. <...>
Солженицын считает потерянным лад языка, его музыкальный строй. Этот музыкальный строй нашел прибежище в народе, и Игнатич наслаждается распевной речью
старой Матрены, просторечными превосходными степенями, унаследованным от былин синтаксисом, образами, восходящими к деревенскому космосу. Рассказчик Игнатич
мечтает о мирном уголке «в самой нутряной России». Выбирая себе пристанище, он руководится именами деревень, потому что в старину названия «не лгали»:
у деревень, как и у людей, были прозвища, открывавшие душу. Потом их заменили варварскими кличками вроде «Торфопродукт»: «Ах, Тургенев не знал, что можно
по-русски составить такое!» Как сохраняется в Тальнове патриархальная взаимопомощь (следы «мира»), так и Матрена в своей жизни, полной хлопот, хранит в
неприкосновенности образную, уснащенную пословицами и поговорками речь рязанских крестьян. (Диалектизмы Ивана Денисовича — тоже рязанские.)
Вся современная техническая лексика «сдвинута» юмором народной этимологии, как у героев Лескова или Ремизова. Матрена тотчас различает фальшь в словах.
«Ладу не нашего. И голосом балует»,— говорит она, слушая певца по радио, но умеет мигом различить «истинную» мелодию, когда передают романсы Глинки.
Календарь ее — это старинный церковный календарь с двунадесятыми праздниками и Пасхой, со множеством святых. Весь ее синтаксис строится на анаколуфах(1),
на эллиптических конструкциях(2), речь ее сжата, сильна, энергична. Когда Матрена гибнет, дом наполняется «плакальщицами» на старинный манер, и мы слышим
три типа «плачей»: надгробный плач в собственном смысле, «обвинительные плачи против мужниной родни» и ответы на обвинения.
1. Анаколу́ф — синтаксическая несогласованность членов предложения, нс замеченная автором или допущенная умышленно для придания фразе характерной остроты.
2. Эллипти́ческая конструкция (эллипе) — пропуск во фразе какого-нибудь слова, которое, однако, легко подразумевается.
Некоторые произведения Солженицына построены как сказы, в той или иной мере скрытые. В «Матренином дворе» это вполне очевидно: рассказчик Игнатич —
двойник автора. <...>
Действие «Матренина двора» происходит в 1956 году. Как и Иван Денисович, Матрена говорит распевно, по-рязански. Бывший зэк, а ныне школьный учитель и
его квартирохозяйка, немногословная, улыбчивая, бескорыстная, сразу находят общий язык; в основании этого согласия — взаимное уважение и молчание.
Жаждущий обрести приют в каком-нибудь мирном уголке России, Игнатич, рассказчик, разделяет скудость и внутренний мир Матрены. Здесь все «правда» — от
колченогой кошки до пожелтевших плакатов. Но «связь и смысл ее жизни, едва став мне видимыми,— в тех же днях пришли и в движение». У Матрены, «русской
женщины» (вспомним Некрасова!), двойное призвание: она образец скромности, воздержности, и Солженицын видит в ней истинный смысл русской жизни, но вместе
с тем она таит в себе трагедию. Трагично ее прошлое, исковерканное скотской грубостью мужчин. Трагичен ее конец: жадный деверь, который вырвал у нее
«горницу, стоявшую без дела» и сделался, таким образом, косвенной причиной ее бессмысленной смерти на железнодорожном переезде,— это само вечное буйство,
эгоизм, хищность, которые обезображивают Россию и рушат «связи и смысл» Матрениной жизни. Солженицын сделал эту притчу-репортаж из подлинного происшествия,
которому был свидетелем и потому пережил его с особенной остротой.
Изможденное лицо хозяйки стало одним из тех «узлов» русской судьбы, которые он гак страстно искал. Невозможно перевести все областные, крестьянские словечки и
обороты этого репортажа, но даже в переводе читатель живо ощущает удивительную подлинность рассказа. Солженицын обращается к жанру очерка — тому же самому,
которым воспользовался Тургенев в «Записках охотника». Словно бы сама жизнь подарила безвестному Игнатичу, укрывшемуся в дальнем уголке русского пейзажа,
этот образ русской судьбы, эту Матрену, бедную «благами», но прямо восходящую к Блаженствам Нагорной проповеди. <...>
Отвечая на вопрос, кто из русских авторов ему всего ближе в плане литературного мастерства, Солженицын назвал поэтессу Марину Цветаеву и прозаика Евгения
Замятина. Если близость Солженицына к этим двум писателям прежде всего языкового порядка (стремление к синтаксической сгущенности, родственной речи народа,
«древнерусские неологизмы», поиски предельно энергичного слова), то она коренится, конечно, в их общем интересе к народному творчеству.
По книге французского критика Жоржа Нива «Солженицын»
Источник: Литература. 9 класс. Учебник для общеобразовательных учреждений. В 2 ч. / [В.П.Полухина, В.Я.Коровина, В.П.Журавлев, В.И.Коровин]; под ред.
В.Я.Коровиной. - М.: Просвещение.
(
вернуться к уроку)
РАЗМЫШЛЯЕМ НАД ПРОЧИТАННЫМ
1. Благодаря каким книгам русская литература и русский язык предстали перед А. И. Солженицыным в совершенно ином свете?
2. Какое произведение принесло писателю славу и мировую известность? Что поразило всех в этом произведении?
3. О чём рассказало читателям «художественное исследование» — «Архипелаг ГУЛАГ»?
4. Какие произведения Солженицына прочитаны вами?
5. Какую награду получил писатель от Православной церкви?
6 . Каково было первоначальное название рассказа «Матрёнин двор»? Подумайте, почему автор изменил название?
7. Какова Россия А. И. Солженицына? Как раскрывается она в начале рассказа «Матрёнин двор»?
8. Какую речь сохраняет Матрёна? Как улавливает фальшь в словах?
9 . На сказ или на очерк похоже произведение Солженицына «Матрёнин двор»? Какие сказы и очерки других писателей знакомы вам?
10 . Как в портретах героев солженицынских произведений «просвечивает» «басенный животный мир», юмор русских народных сказок и былин?
11. В чём трагизм жизни и судьбы Матрёны? Почему писатель называет главную героиню праведницей? Чем заинтересовал вас этот рассказ?
Подготовьте сообщение на эту тему.
Источник: Литература. 9 класс. Учебник для общеобразовательных учреждений. В 2 ч. / [В.П.Полухина, В.Я.Коровина, В.П.Журавлев, В.И.Коровин]; под ред.
В.Я.Коровиной. - М.: Просвещение.
(
вернуться к уроку)
АВТОБИОГРАФИЯ
А. И. Солженицын
Написана по просьбе Нобелевского Комитета
Опубликована в Сборнике «Нобелевские лауреаты» за 1970 год:
"LES PRIX NOBEL EN 1970". Stockholm, 1971
Я родился в 1918 году, 11 декабря, в Кисловодске. Отец мой, студент филологического отделения Московского университета, не окончил курса, так как пошёл
добровольцем на войну 1914 г. От стал артиллерийским офицером на германском фронте, провоевал всю войну, умер летом 1918 г., ещё за полгода до моего рождения.
Воспитывала меня мать, она была машинисткой и стенографисткой в г. Ростове-на-Дону, где и прошли всё моё детство и юность. Там я кончил в 1936 г. среднюю школу.
Ещё с детства я испытывал никем не внушенное мне тяготение к писательству и писал много обычного юного вздора, в 30-е годы делал попытки печататься, но нигде
не были мои рукописи приняты. Я намеревался получить литературное образование, но в Ростове не было такого, как я хотел, а уехать в Москву не позволяло
одиночество и болезнь моей матери, да и наши скромные средства. Поэтому я поступил на математическое отделение Ростовского университета: к математике у
меня были значительные способности, она мне легко давалась, но жизненного призвания в ней не было. Однако она сыграла благодетельную роль в моей судьбе,
по крайней мере дважды она спасла мне жизнь: вероятно, я не пережил бы восьми лет лагерей, если бы как математика меня не взяли на четыре года на так
называемую «шарашку»; и в ссылке мне разрешили преподавать математику и физику, что облегчило жизнь и дало возможность заниматься писательской работой.
Если бы я получил литературное образование, вряд ли я уцелел бы в своих испытаниях: я подвергался бы большим ограничениям. Правда, позже я начинал и его:
с 1939 и до 1941 года параллельно физмату учился также на заочном отделении Московского института Истории-Философии-Литературы.
В 1941 г. за несколько дней до начала войны я окончил физмат Ростовского университета. С начала её из-за ограничений по здоровью я попал ездовым обоза и
в нём провёл зиму 1941-42 года, лишь потом, опять-таки благодаря математике, был переведен в артиллерийское училище и кончил его сокращённый курс в
ноябре 1942 г. С того момента я был назначен командиром разведывательной артиллерийской батареи и в этой должности непрерывно провоевал, не уходя с
передовой, до моего ареста в феврале 1945 г. Произошло это в Восточной Пруссии, странным образом связанной с моей судьбой: ещё в 1937 году, студентом 1-го курса,
я избрал для описания «Самсоновскую катастрофу» 1914 г. в Восточной Пруссии, изучал материалы по ней — а в 1945 году и своими ногами пришёл в те места.
(Как раз сейчас, осенью 70, та книга, «Август Четырнадцатого», окончена.)
Арестован я был на основании цензурных извлечений из моей переписки со школьным другом в 1944–45 годах, главным образом за непочтительные высказывания о
Сталине, хотя и упоминали мы его под псевдонимом. Дополнительным материалом «обвинения» послужили найденные у меня в полевой сумке наброски рассказов и
рассуждений. Всё же их не хватало для «суда», и в июле 1945 г. я был «осуждён» по широко принятой тогда системе — заочно, решением ОСО (Особого Совещания НКВД),
к 8 годам лагерей (это считалось тогда смягчённым приговором).
Приговор я отбывал сперва в исправительно-трудовых лагерях смешанного типа (описанного в пьесе «Олень и шалашовка»). Затем, в 1946 г., как математик был
востребован оттуда в систему научно-исследовательских институтов МВД—МГБ и в таких «спецтюрьмах» («Круг первый») провёл середину своего срока. В 1950 г.
был послан в новосозданные тогда особые лагеря для одних политических. В таком лагере в г. Экибастузе в Казахстане («Один день Ивана Денисовича») работал
чернорабочим, каменщиком, литейщиком. Там у меня развилась раковая опухоль, оперированная, но недолеченная (характер её узнался лишь позже).
С передержкой на месяц после 8-летнего срока пришло — без нового приговора и даже без «постановления ОСО», административное распоряжение: не освободить
меня, а направить на вечную ссылку в Кок-Терек (юг Казахстана). Это не было особой мерой по отношению ко мне, а очень распространённым тогда приёмом.
С марта 1953 года (5 марта, в день объявленной смерти Сталина, я первый раз был выпущен из стен без конвоя) до июня 1956 г. я отбывал эту ссылку. Здесь
у меня быстро развился рак, и в конце 1953 г. я был уже на рубеже смерти, лишённый способности есть, спать и отравленный ядами опухоли. Однако, отпущенный
на лечение в Ташкент, я в тамошней раковой клинике был в течение 1954 года излечен («Раковый корпус», «Правая кисть»). Все годы ссылки я преподавал в
сельской школе математику и физику и, при своей строго одинокой жизни, тайком писал прозу (в лагере, на память, мог писать только стихи). Мне удалось её
сохранить и привезти с собой из ссылки в европейскую часть страны, где я продолжал так же заниматься внешне — преподаванием, тайно — писанием, сперва
во Владимирской области (
«Матрёнин двор»), затем в Рязани.
Все годы, до 1961, я не только был уверен, что никогда при жизни не увижу в печати ни одной своей строки, но даже из близких знакомых почти никому не решался
дать прочесть что-либо, боясь разглашения. Наконец, к сорока двум годам, такое тайное писательское положение стало меня очень тяготить. Главная тяжесть была
в невозможности проверять свою работу на литературно развитых читателях. В 1961 году, после XXII съезда КПСС и речи Твардовского на нём,
я решился открыться: предложить «Один день Ивана Денисовича». Такое самооткрытие казалось мне тогда — и не без основания — очень рискованным: оно могло
привести к гибели всех моих рукописей и меня самого. Тогда обошлось счастливо: А.Т. Твардовскому, в ходе долгих усилий, удалось через год напечатать
мою повесть. Но почти сразу же печатание моих вещей было остановлено, были задержаны и пьесы мои и (в 1964 г.) роман «В круге первом», в 1965 г. он
был изъят вместе с моим архивом давних лет — и в те месяцы мне казалось непростительной ошибкой, что я открыл прежде времени свою работу и так не
доведу её до конца.
Даже событий, уже происшедших с нами, мы почти никогда не можем оценить и осознать тотчас, по их следу, тем более непредсказуем и удивителен оказывается
для нас ход событий грядущих.
В 1970 году Солженицын стал лауреатом Нобелевской премии по литературе «за нравственную силу, с которой он следовал непреложным традициям русской
литературы» (предложено Франсуа Мориаком). Получил диплом и денежную часть премии 10 декабря 1974 года, после высылки из СССР.
Бодался телёнок с дубом, 2018, с. 285: «… каждое присуждение Нобелевской премии нашему отечественному писателю воспринимается прежде всего как событие политическое».
См. также:
Солженицын А. И. Нобелевская лекция ("Литература").
(
вернуться к уроку)
