1. Русь ("Ты и во сне необычайна...") – впервые: журнал "Золотое руно", 1907.
При публикации в ЗС. С. 33-34, в разд. "Подруга Светлая"; С. 127-128 (Блок А. Земля в снегу. Третий сб. стихов. М.: Изд. журнала "Золотое руно", 1908) стихотворению был предпослан эпиграф из стих. Ф.И. Тютчева "Эти бедные селенья...".
В стихотворении отразились мифопоэтические и фольклорные мотивы, почерпнутые в основном из исследовательской литературы, которую Блок использовал осенью 1906 г. при работе над статьей "Поэзия заговоров и заклинаний".
Ср. авторское примечание Блока к стих.: «Мутный взор колдуна, чарование злаков, ведьмы и черти в снеговых столбах на дороге, девушка, точащая под снегом лезвие ножа на изменившего милого – все это подлинные образы наших поверий, заговоров и заклинаний (см. мою статью "О заговорах и заклинаниях" в "Истории Русской Литературы", изд. "Мир", том 1, "Народная Словесность", под редакцией проф. Е.В. Аничкова)».
З.Н. Гиппиус расценивала стихотворение как симптом, свидетельствующий о преодолении Блоком юношеской индивидуалистической замкнутости: «Теперь уже не шепчет Блоку его верная: "Я к людям не выйду навстречу" ... Теперь она говорит ему другое. Еще неясное, еще невыразимое, сонное, но уже смутно-тревожное и яркое, - яркое и сквозь сон...» (Антон Крайний [Гиппиус З.Н.]. Милая девушка // Речь. 1908. 19 акт.). (вернуться)

2. Ты и во сне необычайна... Дремлю – и за дремотой тайна. – отзвук образного строя и рифмовки стих. Д.С. Мережковского "Сталь":

Твоя краса – необычайна,
О, темно-голубая сталь...
Твоя мерцающая тайна
Отрадна сердцу, как печаль. (Мережковский Д.С. Собрание стихов 1883–1903 r. М., 1904. С. 57)

Та же рифмовка ("необычайна: тайна") – в стих. Мережковского "Двойная бездна". (вернуться)

3. ... И в тайне – ты почиешь, Русь. – мотив спящей царевны, ранее возникавший у Блока в связи с образом лирической героини, здесь предстает как составная часть мифопоэтического образа родины. В этом сказывается воздействие Андрея Белого, который в статье "Луг зеленый" уподоблял Россию "спящей Красавице, которую некогда разбудят ото сна": "Пелена черной Смерти в виде фабричной гари занавешивает просыпающуюся Россию, эту Красавицу, спавшую доселе глубоким сном. ( ... ) Еще недавно Россия спала...". (вернуться)

4. Русь, опоясана реками / И дебрями окружена ... – cтроки соотносятся с фрагментами из "Исторических очерков народного миросозерцания и суеверия" А.П. Щапова, посвященных описанию северной природы. Ср. также поэму И. Коневского "Дебри" и строки из его стих. "В езде": "Беличье дебрей самородных // Восстанет в рощеиной красе" (Коневской Ив. Стихи и проза. Посмертное собрание сочинений. М., 1904. С. 113). (вернуться)

5. ... И с мутным взором колдуна... – согласно народным представлениям, "колдун имеет мутный взгляд, свинцово-серое лицо, сросшиеся и напущенные брови, злую улыбку ( ... ) взгляд свирепый исподлобья" (Забылин М. Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. М., 1880. С. 213).
Помимо фольклорных источников, образ колдуна у Блока вызывал ассоциации также с героем повести Н.В. Гоголя "Страшная месть" (1831) – отцом пани Катерины, колдуном-чернокнижником – и с его интерпретацией в статье Андрея Белого "Луг зеленый". (вернуться)

6. ...Где разноликие народы... – определение, возможно, навеяно Блоку книгой его отца, А.Л. Блока, "Политическая литература в России и о России" (Варшава, 1884; сохранился ее экземпляр с пометами Блока, см.: ББО-1. С. 86). В своей книге А.Л. Блок неоднократно отмечает, что отличительной особенностью России является ее "международный", "разноплеменный", "весьма разнородный", "инородческий" характер (С. 8-11, 21, 28, 35, 61, 86-88).
...Из края в край, из дола в дол... – ср. начальные строки стих. Ф.И. Тютчева (1834–1836): "Из края в край, из града в град // Судьба, как вихрь, людей метет", – являющиеся, в свою очередь, вариацией на тему стих. Г. Гейне "Es treibt dich fort // von Ort zu Ort ... " (1834; книга "Новые стихотворения"); в русском переводе М.Л. Михайлова: "Из края в край твой путь лежит".
...Ведут ночные хороводы... – ср. в статье "Поэзия заговоров и заклинаний": "В селах девушки водят хороводы, тешатся играми, поют песни( ... )" (СС-8. С. 43).
...Под заревом горящих сел. – видимо, отзвук современных событий – крестьянских волнений, особенно усилившихся летом 1906 г.
Андрей Белый, живший в это время в Дедове (неподалеку от Шахматова), вспоминает "полное грозами лето, когда по России ходила пожарами все охватывающая стихия крестьянских волнений" (Белый, 3. с. 174). (вернуться)

7. Где ведуны с ворожеями // Чаруют злаки на полях... – ср.: «Вещие мужи и женки ( ... ) объезжают с особенными обрядами поля, чтобы очистить их от вредных насекомых и гадов; когда на хлебные растения нападет червь, то нарочно приглашенная знахарка три зори выходит в поле, нашептывает заклятия и делает при концах загонов узлы на колосьях: это называется "заламывать червей", т.е. преграждать им путь на зеленеющие нивы» (Афанасьев, 3. С. 439).
... И ведьмы тешатся с чертями // В дорожных снеговых столбах. – одно из устойчивых народных поверий о нечистой силе: "На своих любимых местах (перекрестках и росстанях дорого) черти шумно справляют свадьбы (обыкновенно с ведьмами) и в пляске подымают пыль столбом, производя то, что мы называем вихрями" (Максимов С. С. 8); кикиморы (шишиморы) также играют свадьбы "в то время, когда на проезжих дорогах вихри поднимают пыль столбом" (Там же. С. 62);
"О крутящемся вихре крестьяне наши думают, что это вертится нечистый дух, что это – свадебная пляска, которой предается он вместе в ведьмою. ( ... ) Чтобы напугать путников, ведьма наредко превращается пыльным столбом и мчится к ним навстречу с неудержимою быстротою" (Афанасьев, 3. С. 448).
Ср. в статье "Поэзия заговоров и заклинаний": "В этом ветре, который крутится на дорогах, завивая снежные столбы, водится нечистая сила. ( ... ) В вихревых столбах ведьмы и черти устраивают поганые пляски и свадьбы( ... )" (СС-8. С. 38) . (вернуться)

8. ... И девушка на злого друга // Под снегом точит лезвее. – по народному поверью, чтобы прекратить вихревую пляску чертей и ведьм, "нужно, будто бы, в этот столб вьющейся пыли бросить нож с молитвою" (Забылин М. Русский народ ... С. 402).
Нож, как передает поверье Блок в "Поэзии заговоров и заклинаний", "втыкается в землю, – и поднявший его увидит, что нож окровавлен. Такой нож, "окровавленный вихрем", необходим для чар и заклятий любви, его широким лезвеем осторожно вырезают следы, оставленные молодицей на снегу"; ср. там же: " ... стерегут недруга, точат широкий нож в снежной пыли" (СС-8. С. 38, 56). (вернуться)

9. ... И вихрь, свистящий в голых прутьях... – ср. в стих. "Безрадостные всходят семена..." (1902): "Холодный ветер бьется в голых прутьях ... " (т. 1 наст. изд.). Там же рифмовка: "прутьях: распутьях".
... Поет преданья старины... – ср. у А.С. Пушкина: "Преданья старины глубокой" ("Руслан и Людмила". Песнь 1, 2-й ст.; песнь 6, заключит. ст.); "Преданья темной старины" ("Руслан и Людмила". Эпилог). (вернуться)

10. ... Страны родимой нищету, // И в лоскутах ее лохмотий... – в этих строках сказывается традиция поэтического изображения России, восходящая к стих. Ф.И. Тютчева (1855): "Эти бедные селенья, //Эта скудная природа"; "Что сквозит и тайно светит// В наготе твоей смиренной".
На Блока могли оказать воздействие также "Гимны Родине" Ф. Сологуба (1903; впервые: Новый Путь. 1904.).

Твоих равнин немые дали
Полны томительной печали,
Тоскою дышат небеса,
Среди болот, в бессильи хилом,
Цветком поникшим и унылым,
Восходит бледная краса.
Твои суровые просторы
Томят тоскующие взоры
И души, полные тоской. (Сологуб Ф. Стихотворения. Л., 1975. С. 282. Б-ка поэта, большая серия) (вернуться)

11. И сам не понял, не измерил // В какого Бога страстно верил... – отзвук четверостишия Ф.И. Тютчева 1866 г. (подчеркнутый тождеством глаголов, составляющих рифмовые пары): "Умом Россию не понять, //Аршином общим не измерить: // ( ... ) В Россию можно только верить". (вернуться)

12. ... Первоначальной чистоты. – ср. в стих. Пушкина "Возрождение" ("Художник-варвар кистью сонной ... "): " ... виденья // Первоначальных, чистых дней". (вернуться)

13. Ты отошла, и я в пустыне... – впервые: "Корона 1". [М., 1908]. С. 77, "1907", заключительное в цикле "Подруга светлая (Тринадцать стихотворений 1899–1907 года)".
Автограф стихотворения Блок выслал жене в письме от 30 мая 1907 г., в письме к ней от 3 июня он спрашивал: "Что ты думаешь о стихотворении?" Л.Д. Блок отвечала 6 июня: "Получила твое письмо со стихотворением. Оно мне ужасно приятно и очень нравится. Только в последней строфе мысль выражена нехорошо, непонятно с первого раза. Надо бы переделать первые две строки"; в письме к Блоку от 8 июня 1907 г. она вновь обращалась к образной системе стихотворения: «Мне даже теперь не хочется и говорить ни о чем, только бы тебя видеть, быть с тобой и чтобы тебе казалось хоть иногда, что есть где "приклонить главу"» (ЛН. Т. 89. С. 204-206).
Критические замечания жены, видимо, не убедили Блока: в дальнейшем он текст стихотворения не дорабатывал.
В автографе стихотворение адресовано жене ("Л.Д.Б."), во многом навеяно отношениями с нею, какими они сложились к лету 1907 г., и тем самым заключает в себе непосредственно автобиографический аспект.
В то же время оно вбирает предельно общие смыслы, характеризующие поэтическую личность Блока, в которой факты индивидуальной и общественной, исторической жизни, "образ женщины, возлюбленной, и образ родины, родной земли (Галилея) ( ... ) сливаются" (Долгополов Л. К. Александр Блок. Личность и творчество. 2-е изд. Л., 1980. С. 57–58), – что и позволяет этому стихотворению предельно личного звучания открывать раздел, посвященный историческому осмыслению судеб России.
Исследователи обратили внимание на связь между стихотворением и Житием Марии Египетской, христианской подвижницы VI в., распространенным в древнерусской книжности переводным памятником.
По сюжету жития, монах Зосима, задумавшийся над тем, "есть ли кто на свете, превосходящий его благочестием", встречает в Иорданской пустыне нагую женщину – преподобную Марию, которая скитается в пустыне 47 лет, а в прошлом была блудницей в Александрии и после чудесного знамения обратилась к вере. "После того как Зосима отдает Марии свою ризу, чтобы она могла прикрыть наготу, они бросаются на песок и, распростершись ниц, просят благословения друг у друга. Во время молитвы, слова которой остаются непонятными старцу, преподобная отделяется от земли и висит в воздухе". Спустя год старец возвращается в пустыню и причащает святую, а еще год спустя обнаруживает на том же месте ее тело и погребает его. Сюжет Жития Марии Египетской приводим в изложении И.П. Смирнова, проследившего связь между ним и сюжетно-образными коллизиями стихотворения Блока – отнесение действия в пустыню, мотив приникновения к песку, отказ от "слова гордого", мотив высоты – духовной и физической,– доступной для святой, и др. (вернуться)

14. Ты отошла, и я в пустыне... – ср. строки из более ранних стих. Блока: "Ты отошла, не дав ответа" ("Мы шли на Лидо в час рассвета ... ", 1903), "Отошла Я в снега без возврата" ("Без Меня б твои сны улетали ... ", 1902), "Ты в поля отошла без возврата" ("Вступление", 1905) (т. 1 наст. изд., т. 2 наст. изд.).
В данном стихотворении глагол "отошла", соотносясь по смыслу с цитированными строками ("отошла" – то есть "ушла"), неоднозначен, что было отмечено Ю.Н. Тыняновым: «Слово "отошла" разносится сразу по двум лексическим рядам: русскому и церковнославянскому, с разными основными признаками (отойти – умереть и отойти – уйти).
... К песку горячему приник. – образ горячего песка, не акцентированный в Житии Марии Египетской, восходит, видимо, к характеристике этого памятника в романе Ф.М. Достоевского "Подросток" – в пересказе странника Макара Ивановича, названного отца героя: «Я запомнил, например, из этих рассказов один длинный рассказ – "Житие Марии Египетской" ( ... ) это почти нельзя было вынести без слез, и не от умиления, а от какого-то странного восторга: чувствовалось что-то необычайное и горячее, как та раскаленная песчаная степь со львами, в которой скиталась святая» (Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Т. 13. С. 309). См.: Смирнов И. "Бытия возвратное движенье". С. 54. (вернуться)

15. ... Не может вымолвить язык. – реминисценция строки "Псалма" ("Коль славен наш Господь в Сионе ... ") М.М. Хераскова, положенного на музыку Д.С. Бортнянским: "Не может изъяснить язык". (вернуться)

16. ... Ты – родная Галилея // Мне – невоскресшему Христу. – Галилея – область к западу от реки Иордан, в которой Иисус Христос провел первые тридцать лет своей земной жизни. (вернуться)

17. И пусть другой тебя ласкает ... – мотив, соотносимый с Житием Марии Египетской ("блудническое" прошлое подвижницы), заключает, вероятно, и скрытый биографический подтекст: несостоявшийся "роман" Л.Д. Блок с Андреем Белым в 1906 г., связь ее с Г.И. Чулковым в 1907 г . ... Сын Человеческий не знает, // Где приклонить ему главу. – Евангельская цитата; cр.: "Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову" (Мф .. VIII. 20; Лк. IX. 58).
Эти же слова почти одновременно были использованы Блоком в статье "О лирике" (июнь–июль 1907 г.): " ... нищий, ничем не прикрытый не ведающий, где приклонить голову. Этот Человек – падший Ангел-Демон – первый лирик" (СС-8 . с. 131). (вернуться)

"В густой траве пропадешь с головой..." – впервые: "Трудовой путь". 1907., под загл. "На родине", с делением текста на восемь четверостиший.
Стихотворение развивает мотив мистического бракосочетания Прекрасной Дамы с грядущим Женихом, характерный для блоковской лирики "первого тома", и непосредственно соотносится со стих. "Мой любимый, мой князь, мой жених..." (1904).
Тема возвращения в "тихий дом" после жизненных скитаний сближает стих. с драмой Блока "Песня Судьбы" (1908).
... И, статная, скажет: "Здравствуй, князь. – князь – наименование жениха в величальных песнях русского свадебного обряда. Ср. 1-ю строку стих. "Мой любимый, мой князь, мой жених ... " (т. 1 наст. изд.), в стих. "Я живу в пустыне..." (1903): "Князь мой, милый, ты", "Друг мой, князь мой милый" (т. 4 наст. изд.); слова Фаины в драматической поэме "Песня Судьбы" (1908): "Приди ко мне! ( ... )Князь! ( ... ) Жених!".
Вот здесь вчера – повилика вилась. – ср. в стих. "Мой любимый, мой князь, мой жених...": "Повиликой средь нив золотых// Завилась я на том берегу" (т. 1 наст. изд.). (вернуться)

"Задебренные лесом кручи..." – первые: "Ежемесячный журнал". 1914, первое в цикле из двух стихотворений под общим загл. "Россия" (вместе со стих. "Ветер спал, и слава заревая ...").
К маю-июню 1908 г. относится запись Блока, непосредственно связанная с первоначальными набросками текста стихотворения: "Бич пастуший. Под заревом старинной веры. Глаза сияют под платком" (ЗК. С. 108).
Начало работы над стихотворением относится ко времени пробуждения у Блока острого интереса к русскому старообрядчеству и сектантству. 20 сентября 1907 г. он писал матери: "Хочу заниматься русским расколом", 28 сентября – ей же: "... находить время заниматься расколом( ... )".
Этот интерес сохранялся у Блока длительное время. 30 ноября 1908 г. он сообщал матери: "... мы ( ... ) пошли к сектантам, где провели несколько хороших часов. Это - не последний раз".
Этот интерес был стимулирован общением Блока с Н.А. Клюевым, завязавшимся осенью 1907 г. и в целом был вызван тяготением поэта к постижению "народной души" и к сближению с нею.
В стихотворении отразились представления Блока об "огненной", "аввакумовской", раскольничьей России. Тема самосожжения старообрядцев (наиболее отчетливо заданная в первоначальных набросках стихотворения) затронута Блоком также в драматической поэме "Песня Судьбы" (1908) – в рассказе Монаха (II картина): "В черную ночь увидал я багровое зарево над рекой. Это – раскольники сжигались: старая вера встала заревом над землею ... ( ... ) Ветер гнул деревья, и далеко носились искры, и пламя крутилось в срубах" (СС-8 . С. 116).
В окончательной редакции стихотворения, вероятно, отразились впечатления Блока от оперы М.П. Мусоргского "Хованщина", развивающей тему "раскола" и самосожжения; Блок был на представлении "Хованщины" 18 ноября 1911 г. в Мариинском театре (с Ф.И. Шаляпиным в роли Досифея) и на следующий день изложил свои восторженные впечатления в письме к матери.
Обращаясь к изображению старообрядцев-самосожженцев, Блок, безусловно, опирался также на роман Д.С. Мережковского "Антихрист (Петр и Алексей)" (1905) – третью часть трилогии "Христос и Антихрист"; в кн. 9-й романа ("Красная Смерть") в подробностях описываются раскольничий скит в лесах Ветлуги и массовое самосожжение в срубе. (вернуться)

"Опять с вековою тоскою..." – впервые: Шиповник 10. С. 277-278.
... Пригнулись к земле ковыли. – ср. в стих. И. Коневского "В поднебесья" (1897): "А с земли ковыль широкий шум доносит".
Умчались, пропали без вести // Степных кобылиц табуны ... – ср. в том же стих. Коневского: "Носится коней табун шальной", "И все в тот же край табун лихой уносит, //В край, где реют белые валы".
Текст, возможно, связан со "Словом о житии и о преставлении Великого князя Дмитрия Ивановича": "... а нечестивый Мамай без вести погыбе".
... Развязаны дикие страсти // Под игом ущербной луны. – мотив "диких страстей" подчеркнут консонансной рифмой (вести: страсти). "Ущербная луна", по народно-поэтическим представлениям, – основание для тревожных предчувствий. Вероятно, в этих строках отразилось восприятие Блоком неблагополучия современной ему общественной жизни.
... Как волк под ущербной луной ... – образ связан со "Словом о полку Игореве", где с волком сравниваются воины и певец Боян: "серымъ вълкомъ по земли", "скачють акы серыи вълци въ поле>", "вълци грозу въсрожать по яругамъ", и др .
... Не знаю, что делать с собою ... – содержание строки проясняется связанными с ней словами Германа в "Песне Судьбы": " ... я - здесь, как воин в засаде, не смею биться, не знаю, что делать, не должен, не настал мой час!" (СС-8 . С. 149).
... Я слушаю рокоты сечи ... – слова рокот, рокотать в поэтической традиции XIX в. связываются со "Словом о полку Игореве"; слово рокотать зафиксировано только в этом памятнике ("славу рокотаху").
... Широкий и тихий пожар. – ср. образ тишины после боя в "Слове о житии и о преставлении Великого князя Дмитрия Ивановича": "... и бысть тишина в Русьской земле".
... Я рыщу на белом коне ... // Втречаются вольные тучи // Во мглистой ночной вышине. – рыщу - слово, характерное для "Слова о полку Игореве"; cр. характеристику Бояна: " ... рыщя въ тропу Трояню чресъ поля на горы". Образ белого конл в иконописной традиции связан со св. Георгием Победоносцем (Егорием Храбрым), воином-великомучеником, драконоборцем; в контексте стихотворения он противостоит табунам степных кобылиц. Строки вместе с тем соотносятся с образом всадника-мстителя в повести Гоголя "Страшная месть": " ... кто середи ночи ( ... ) едет на огромном вороном коне? какой богатырь с нечеловечьим ростом скачет под горами, над озерами ( ... )"; " ... остановился конь и всадник ( ... ) и тучи, спустясь, закрыли его".
Ср. также образ заблудившегося ночного всадника в статье "Безвременье" (1906; СС-8 . С. 75) и стих. "Белый конь чуть ступает усталой ногой ..." (1905; т. 2 наст. изд.).
Возможно, строки включают и реминисценции из "Четвертой симфонии" Андрея Белого "Кубок метелей" (М., 1908), в которой многократно обыгрывается образ летящего в небе всадника на белом коне.
Вздымаются светлые мысли ... – ср. характеристику Бояна в "Слове о полку Игореве": " ... аще кому хотяше песнь творити, то растекашется мыслiю по древу( ... )".
"Явись, мое дивное диво! - Образ, вероятно, включает различные реминисценции: литургическую (в Службе св. Софии Божественная Мудрость величается "дивным чудом"; фольклорную (былинная формула: "чудо чудное, диво дивное"), восходящие к древнерусским литературным памятникам – "Слову о погибели земли Русской" (" ... земля Руськая! И многыми красотами удивлена еси ( ... ) польми дивными ( ... ) селы дивными"), "Слову о полку Игореве" и "Задонщине" (образ дива: "Дивъ кличеть вьрху древа"; "Кликнуло Диво в Руской земли" – ср. ст. 4 данного стихотворения: "Ты кличешь меня издали ... "). (вернуться)

21. Россия ("Опять, как в годы золотые ... ") – впервые: газета "Биржевые ведомости". 1910. 17 янв., утр. вып. (первоначальная редакция).
М.А. Бекетова утверждает, что стихотворение навеяно впечатлениями от дороги с железнодорожной станции Подсолнечная в Шахматова: "Неважно, где именно оно написано, но с первых строк уже чувствуется: Блок едет с Подсолнечной в Ш(ахматов)о" (ИРЛИ. Ф. 462. Ед. хр. 12. Л. 232); ср. признания Блока в письме к жене от 18 июля 1908 г.: "Целый день я ехал по сияющим полям между Шахматовым, Рогачевым, Бобловым. ( ... ) И бесконечная даль, и шоссейная дорога, и все те же несбыточные, щемящие душу повороты дороги, где я был всегда один и в союзе с Великим( ... )" (ЛН. Т. 89. С. 242).
В.Е. Беклемишева в своих мемуарах "Встречи" вспоминает о чтении Блоком стихотворения на одной из "сред" Вяч. Иванова ("Книги. Архивы. Автографы". Обзоры, сообщения, публикации. М., 1973. С. 47; публикация Р.Б. Заборовой). С чтением "России" Блок выступал и на вечере в Политехническом музее в Москве в начале апреля 1916 г. (см.: Воспоминания, 2. С. 117; воспоминания О.В. Гзовской).
Во многих откликах на стихотворение отмечалась преемственность "России" Блока по отношению к образу родины у Ф.И. Тютчева ("Эти бедные селенья...").
Помимо тютчевских, в стихотворении прослеживаются и другие реминисценции из русских классиков. В частности, отмечено, что в 1-й строфе в трансформированном виде возникает образ гоголевской тройки из финала 1 тома "Мертвых душ" ("Три стертых треплются шлеи").
В "России" Блока, безусловно, отразились и обращения Гоголя к родине в начале гл. XI тома 1 "Мертвых душ": "Русь! Русь! ( ... ) бедно, разбросанно и неприютно в тебе; не развеселят, не испугают взоров дерзкие дива природы...
Образ России в стихотворении Блока обнаруживает преемственность и по отношению к Н.А. Некрасову; ср. его стих. "Утро" (1872-1873):

С окружающей нас нищетою
Здесь природа сама заодно.
Бесконечно унылы и жалки
Эти пастбища, нивы, луга,
Эти мокрые, сонные галки,
Что сидят на вершине стога... (вернуться)

22. Осенний день ("Идем по жнивью, не спеша ... ") – впервые: "Юбилейный сборник Литературного фонда. 1859-1909". СПб., [1909].
Стихотворение отразило впечатления Блока от пребывания в Шахматове и его окрестностях в сентябре 1908 г.; ср. относящуюся к этому времени запись: "Руново. Виденное: гумно с тощим овином. ( ... ) Дождик. Сиверко. Вдруг осыпались золотые листья молодой липки на болоте у прясла под ветром, и захотелось плакать. Когда выходишь на место срубленной рощи в сумерки (ранние, осенние), - дали стираются туманом и ночью. Там нищая, голая Россия. Просторы, небо, тучи в день Покрова" (ЗК. С. 115-116).
Блок предполагал послать текст стихотворения Ф. Сологубу "для программы вечера в пользу беженцев в Городской думе около 18 октября" 1915 г. (ЗК. С. 274).
Критикой стихотворение было отмечено прежде всего как характерный симптом, свидетельствующий о тяготении Блока к непосредственно жизненной реальности. (вернуться)

23. "Дым от костра струею сизой..." – впервые: "На рассвете". Художественный сборник под редакцией А.Ф. Мантель, кн. 1. Казань, 1910. С. 1, под загл. "Романс".
Стихотворение, по наблюдению Л.Я. Гинзбург, представляет собой "своеобразный сгусток, фокус преломления трилогии в ее первой редакции, в пределах примерно первых четырех сборников стихов" (Гинзбург Л. О лирике. 2-е изд., доп. Л., 1974. С. 293): в нем последовательно наслаиваются блоковские символы, характерные для "Стихов о Прекрасной Даме" ("сумрак", "свет зари", "алый круг", "туман"), "Нечаянной Радости" ("обман", "печаль угрюмых мест" - во 2-й строфе), третьего тома (тема "страшного мира" в 3-й строфе).
Своей лирической темой стихотворение соотносится наиболее тесно с разделом "Страшный мир".
Эпиграф. – цитата из романса "Не уходи, не покидай" ("Не уходи, побудь со мною ... "; М., 1900; слова М.П. Пойгина, музыка Н. Зубова), пользовавшегося известностью в исполнении В.В. Папиной.
В ноябре 1920 г. Блок переписал текст романса (без рефренов) в дневник (СС-8 . С. 375).
Дым от костра струею сизой ... – образ "дыма" связан, видимо, с выражением "дым отечества", восходящим к стиху Г.Р. Державина "Отечества и дым нам сладок и приятен" ("Арфа", 1798) и отразившимся в известных словах Чацкого: "И дым отечества нам сладок и приятен" ("Горе от ума", действие 1, явл. 7); кроме того, в связи с эпиграфом этот образ вызывает ассоциации с цыганским романсом (дым цыганского костра); ср. стихотворение Я.П. Полонского "Песня цыганки" ("Мой костер в тумане светит ... "), ставшее популярным цыганским романсом.
Струится в сумрак, в сумрак дня. – ср. в стих. "Передо мной – моя дорога ... " (1902): "В голубоватый сумрак дня" (т. 4 наст. изд.).
Подруга, на вечернем пире, // Помедли здесь // Забудь, забудь о страшном мире ... – реминисценция из строк стих. "Так. Буря этих лет прошла ... " (14 февраля 1909 г.), входящего в цикл "Ямбы":
Забудь, забудь о страшном мире,
Взмахни крылом, лети туда ...
Нет, не один я был на пире!
Высказывалось предположение, что образ "вечернего пира" здесь, возможно, ассоциируется с "тайной вечерей" Христа или с пиром Валтасара (Книга пророка Даниила).
Помедли здесь, побудь со мной. – рефрен романса "Не уходи, не покидай": "Побудь со мной,// Побудь со мной!"
Вздохни небесной глубиной. – в "Воспоминаниях о Блоке" Андрей Белый пишет в этой связи: "Глубиною небесной отчитывает цыганку поэт; и в цыганщине освобождает он связанное огневое начало любви, которое – Неопалимая Купина ( ... )" (Эпопея . .N'2 4. Берлин, 1923. С. 256-257).
Кольцом из рук, кольцом стальным. – вероятная реминисценция из стих. В.Я. Брюсова "Побег" (1901): "И разорвал кольцо из рук" (Брюсов Валерий. Urbi et orbi. Стихи 1900-1903 гг. М., 1903. С. 7).
(вернуться)

24. "Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?.." – впервые: НЧ. С. 24-25, под загл. "Родине", в разд. "На родине (1908-1910)" 1926. (Блок А. Ночные часы. Четвертый сборник стихов (1908-1910). М.: Мусагет, 1911).
По свидетельству Н.А. Павлович, Блок выбрал стихотворение, в числе семи, для записи на валик в авторском чтении; запись осуществлена С.И. Бернштейном в 1920 г.
Андрей Белый в статье о Блоке (1916), опираясь на стихотворение, утверждал: "Славянофильский лик Музы разоблачен в Блоке Блоком: ни София он, ни Россия, а древняя, темная Русь, т.е. сонное марево ( ... ) Эта разбойная Русь ( ... ) должна трагически просветиться, очиститься, чтобы групповое, стихийное, древнее в ней начало возвысилось до соединения с Небом (вне-национальным) и стало Душою России, огромной России, в которой мы ныне живем" (Белый Андрей. Поэзия слова. Пб., 1922. С. 124-125).
Форма "вопрошания", образный строй и содержание блоковских вопросов обнаруживают черты сходства с гоголевскими обращениями к Руси в начале главы Xl тома 1 "Мертвых душ": "Но какая же непостижимая, тайная сила влечет к тебе? Почему слышится и раздается немолчно в ушах твоя тоскливая, несущаяся по всей длине и ширине твоей, от моря и до моря, песня? Что в ней, в этой песне? Что зовет, и рыдает, и хватает за сердце?..
Образы и мотивы, обыгрывающие азиатское, "татарское" начало, тяготеющее над Русью, восходят главным образом к Вл. Соловьеву и его размышлениям об исторической и религиозной миссии России: "Каким же хочешь быть Востоком: // Востоком Ксеркса иль Христа?" ("Ех oriente 1ux"); cр. стих. "Панмонголизм". См.: Соловьев Вл. Стихотворения и шуточные пьесы. Л., 1974. с. 80-81, 104-105.
Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма! – предводитель казаков и завоеватель Сибири Ермак, разбивший в 1582-1584 гг. татарское войско, здесь, вероятно, осмысляется Блоком не столько как историческое лицо, сколько как легендарный образ, сложившийся в народных исторических песнях и отраженный в думе К.Ф. Рылеева "Смерть Ермака" ("Ревела буря, дождь шумел ...", 1822), ставшей популярнейшей песней.
Эх, не пора ль разлучиться, раскаяться ... // Вольному сердцу на что твоя тьма? – в строках отразилось неприятие Блоком современного государственного и социально-бытового уклада России, особенно обострившееся в канун его отъезда в Италию весной 1909 г.; ср. его письмо к матери от 13 апреля 1909 г.: "Это( ... ) один из ( ... ) углов моей пакостной, грязной, тупой и кровавой родины, которую я завтра, слава тебе Господи, покину"; "Или надо совсем не жить в России, плюнуть в ее пьяную харю, или – изолироваться от унижения( ... )".
Чудь начудила, да Меря намерила ... – меря - древние финно-угорские племена, жившие в районах среднего Поволжья.
Чудь – чудское, финское племя, либо "народ дикарь, живший, по преданию, в Сибири, и оставивший по себе одну лишь память в буграх (курганах, могилах); испугавшись Ермака и внезапу явившейся с ним белой березы, признака власти белого царя, чудь или чудаки вырыли подкопы, ушли туда со всем добром, подрубили стойки и погибли" (Даль Вл. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб.; М., 1882. Т. 4. С. 612).
... Но до Царьградских святынь не дошла ... – имеются в виду памятники византийской культуры и православной церкви в Константинополе (Стамбуле); Царьград – древнерусское название Константинополя. Исторический подтекст строки предполагает соотнесение древних и новейших событий – поход великого князя Киевского Святослава Игоревича против Византии в 971 г. (отраженный в "Повести временных лет") и политические претензии Российской империи на овладение Константинополем, древнейшим центром православной церкви, особенно активизировавшиеся во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг.
Соколов, лебедей в степь распустила ты – // Кинулась из степи черная мгла ... – Ср. в "Слове о полку Игореве": "рци лебеди роспущени". Строки включают реминисценции образного строя цикла "На поле Куликовом" (1908); ср.: "Слышал я Твой голос сердцем вещим // В криках лебедей"; "И когда на утро, тучей черной, // Двинулась орда"; "Над вражьим станом, как бывало,// И плеск, и трубы лебедей".
... Дико глядится лицо онемелое ... – возможно, строка включает отголосок из 1-го "Философического письма" (1829) П.Я. Чаадаева: "Находясь в других странах ( ... ) где лица так одушевленны, так говорящи, я сравнивал не раз моих соотечественников с туземцами, и всегда поражала меня эта немота наших лиц" (Чаадаев П.Я. Сочинения и письма 1 Под ред. М.О. Гершензона. М., 1914. Т. 2. С. 11).
... Очи татарские мечут огни ... – ср. интерпретацию Андрея Белого в "Воспоминаниях о Блоке", сопоставимую с основной идеей его романа "Петербург": « ... татарские очи у Блока суть символы самодержавия, или востока; и символы социалодержавия, запада; здесь, как и там, одинаково "очи татарские" угрожают России» (Эпопея. М 4. Берлин, 1923. С. 260).
Тихое, долгое, красное зарево // Каждую ночь над становьем твоим ... – в рецензии на "Ночные часы" (Аполлон. 1912. М 1) Н.С. Гумилев сравнивал эти строки с предшествующей им строфой стихотворения: "... за великолепно-страшными строками ( ... ) непосредственно следуют строки примиряющие, уже самой ритмикой, тремя подряд стоящими прилагательными ( ... ) Этот переход от негодования не к делу или призыву, а к гармонии (пусть купленной ценой новой боли - боль певуча), к шиллеровской, я сказал бы, красоте, характеризует германскую струю в творчестве Блока" (Гумилев Н. Соч. Т. 3. С. 132). (вернуться)

25. "Я не предал белое знамя..." – впервые: газета "Биржевые ведомости". 1914. 25 дек., утр. вып. (Рождественский вып.)
Я не предал белое знамя ... – белый цвет здесь – символ высоких духовных, мистических начал и представлений, под знаком которых сформировалось на рубеже веков раннее творчество Блока и определились жизненные идеалы его и его ближайших единомышленников.
... Ты прошла ночными путями ... – "Ты" – образ лирической героини первого тома стихотворений Блока. Ср. начальную строку стихотворения 1901 г.: "Ты прошла голубыми путями" (т. 1 наст. изд.).
... И опять мы к тебе, Россия, // Добрели из чужой земли. – возможно, в строках отразились реминисценции стих. Н.А. Некрасова «Сыны "народного бича"» (1870-1871):
Жизнь как изгнанники влача,
По свету долго мы блуждали ( ... )
И мы на родину пришли,
Где был весь род наш ненавидим,
Но там все то же мы нашли –
Как прежде, мрак и голод видим.

А вблизи – всё пусто и немо ... – ср. стих. Д.С. Мережковского "Возвращение": "0, Русь! И вот опять закована,// И безглагольна, и пуста" (Мережковский Д. С. Поли. собр. соч. СПб.; М.: Изд. т-ва М.О. Вольф, 1914. Т. 15. С. 205).
И горит звезда Вифлеема //Так светло, как любовь моя. – звезда Вифлеема – звезда, взошедшая на востоке как знак рождения Иисуса Христа и указавшая волхвам путь в Вифлеем – место рождения Христа (Мф. 11. 1-11). (вернуться)

26. Коршун ("Чертя за кругом плавный круг...") – впервые: газета "Русское слово". 1916. 10 апр. (Пасхальный вып.), в цикле из 4-х стихотворений "Родные картины".
Стихотворение тематически связано с подготовительными материалами к "Возмездию"; в первой главе поэмы имеется фрагмент, близко связанный по образно-стилевой фактуре с "Коршуном", вплоть до совпадения отдельных стихов.
Тематически стихотворение соотносится также с ненаписанным эпилогом к "Возмездию"; в Предисловии к поэме (1919) Блок сообщает: "В эпилоге должен быть изображен младенец, которого держит и баюкает на коленях простая мать, затерянная где-то в широких польских клеверных полях, никому не ведомая и сама ни о чем не ведающая. Но она баюкает и кормит грудью сына, и сын растет( ... )" (т. 5 наст. изд.).
Блок выступал с публичным чтением стихотворения в Москве в начале мая 1921 г. (см.: Воспоминания, 2. С. 386).
В стихотворении отчетливо прослеживаются некрасовские традиции – прежде всего в трактовке темы материнства; в частности, "Коршун" ассоциируется со стих. Некрасова "Баюшки-баю" (1877), в котором также звучит "голос матери родной": "Усни, страдалец терпеливый! // Свободной, гордой и счастливой // Увидишь родину свою", и т.д.
Тот же мотив колыбельной сближает стихотворение Блока с "Балладой" ("В избушке позднею порою ...", 1831) М.Ю. Лермонтова, завершающейся заветом матери младенцу: "И мстить учись у женской груди!..".
Образ коршуна у Блока- воплощения злых, хищных, роковых начал, – возможно, включает реминисценцию из "Сказки о царе Салтане..." (1831) А.С. Пушкина: коршун-чародей, носящийся над лебедью-царевной и угрожающий ей гибелью.
Идут века, шумит война ... – ср. в стих. И. Коневского "Затишье" (1900): "Идет война, гуляет мор" (Коневской И. Стихи и проза. Посмертное собрание сочинений. М., 1904. с. 112) .
...А ты всё та ж, моя страна ... – автореминисценция: "Прошли года, но ты – всё та же..." (1906; т. 2 наст. изд.). "Смотри: // Всё та же ты, какой цвела когда-то" ("Когда замрут отчаянье и злоба ... ", 1908), "А ты все та же – лес, да поле,// Да плат узорный до бровей ... " ("Россия", 1908). См.: Родина Т.М. Александр Блок и русский театр начала ХХ века. М., 1972. С. 82-83. (вернуться)