Творческий путь Пушкина (1826–1830). Благой Д. Д.
Литература для школьников
 
 Главная
 Зарубежная  литература
 Пушкин А.С.
 
Портрет А. С. Пушкина
работы Кипренского О. А., 1827 г.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Александр Сергеевич Пушкин
(1799 – 1837)

ТВОРЧЕСКИЙ ПУТЬ ПУШКИНА
(1826–1830)
Благой Д. Д.[1]

Содержание
 
 
 
 
   
 
 
 
   

ОТ АВТОРА
Немеркнущей памяти
Софии Рафаиловны Благой –
Жены, Помощницы, Друга.
Содержание данной книги — четыре года творческого пути Пушкина, с осени 1826 года по знаменитую Болдинскую осень 1830 года включительно. Так мало? — могут удивиться некоторые читатели, которые знают мою ранее вышедшую книгу под тем же названием, охватывавшую 1813—1826 годы, то есть период, примерно в три раза больший. Но чрезвычайно стремительные с самого начала темпы творческого роста Пушкина по мере созревания его художественного гения все нарастали. И данные четыре года по числу и значительности созданных за это время шедевров являются чрезвычайно важным этапом становления и развития Пушкина как национального поэта, основоположника последующего русского искусства слова — того, кто будет славен, «доколь в подлунном мире жив будет хоть один пиит», одного из величайших деятелей в области художественной культуры человечества.

В центре внимания автора книги — анализ художественных творений Пушкина в их литературном и общественном, национальном и всемирном значении. Но рассматриваются они не в некоем отвлеченно-эстетическом пространстве, а в органической связи с той национально-исторической почвой, на которой, питаясь ее соками, они вырастали, и с живой личностью их творца.

В литературе о Пушкине издавна обозначились различные точки зрения на связь его творчества с современной ему русской действительностью и с его жизнью, его духовным миром.

Одна из этих точек зрения резче и ярче всего была высказана Гоголем в его статье «В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенность» (1846), включенной в его книгу «Выбранные места из переписки с друзьями». «Все наши русские поэты: Державин, Жуковский, Батюшков удержали свою личность. У одного Пушкина ее нет. Что схватишь из его сочинений о нем самом? Поди, улови его характер, как человека! На место его предстанет тот же чудный образ, на все откликающийся — и одному себе только не находящий отклика... Как ему говорить было, — писал дальше Гоголь, — о чем-нибудь потребном современному обществу в его современную минуту, когда хотелось откликнуться на все, что ни есть в мире, и когда всякой предмет равно звал его?» (VIII, 382—383)[2].

Молодой Гоголь, автор «Вечеров на хуторе близ Диканьки», «Миргорода», находившийся под могучим воздействием впечатлений от развертывающегося на его глазах во всю свою зрелость и силу творчества гениального старшего современника, написал небольшую статью-заметку «Несколько слов о Пушкине» — самое значительное из всего, что было написано при жизни поэта его современниками. Подчеркивая теснейшую связь пушкинских художественных творений с миром русской действительности, русского духа, Гоголь впервые полным голосом провозгласил его национальным поэтом. Оба эти положения были приняты и развиты (правда, с некоторыми оговорками в отношении второго) Белинским в его знаменитых одиннадцати статьях о Пушкине, которые легли в основу последующего понимания передовой критической и исследовательской мыслью значения Пушкина для русской литературы и, еще шире, русской культуры вообще. Прав был Гоголь и тогда, когда в процитированных мною словах из его позднейшей статьи отмечал исключительно широкий размах творческих откликов Пушкина «на все, что ни есть в мире», — тезис, подхваченный и развитый позднее Достоевским. Но никак не соответствует действительности содержащееся тут же утверждение, что это делало поэта равнодушным к окружающему, к своей современности.

Выдвигая это положение, Гоголь, перешедший на позиции правого славянофильства и официальной народности, явился зачинателем крайне одностороннего, находящегося в явном противоречии с основным характером творчества Пушкина, взгляда на него как на главу оторванного от «потребностей» «современного общества в его современную минуту» так называемого «чистого искусства». Столь же неверно утверждение Гоголя, что в созданиях пушкинского творчества невозможно уловить личность самого поэта. Гораздо ближе к истине точка зрения на Пушкина другого младшего его современника, Герцена, который писал: «...его лирические стихи — это фазы его жизни, биография его души, в них находишь следы всего, что волновало эту пламенную душу: истину и заблуждение, мимолетное увлечение и глубокие неизменные симпатии» (VII, 76 и 206)[3].

Однако вопрос о соотношении между жизнью и творчеством Пушкина продолжает оставаться дискуссионным вплоть до настоящего времени. В досоветский период многие исследователи склонны были чрезмерно преувеличивать автобиографичность творчества Пушкина, стремясь истолковывать в этом смысле чуть ли не каждое из его произведений. В пушкиноведении нашего времени особенно категорически настаивал на сугубой автобиографичности Пушкина талантливый и тонкий исследователь и критик, стоявший, однако, на идеалистических, подчеркнуто субъективистских позициях, М. О. Гершензон («Мудрость Пушкина», М., 1919, и др.). По этому пути пошел в своей книге «Поэтическое хозяйство Пушкина» (Л., 1924) и поэт-пушкинист В. Ф. Ходасевич. Подобная узко и прямолинейно биографическая интерпретация художественных созданий Пушкина вызвала з аконную реакцию со стороны В. В. Вересаева (книга «В двух планах. Статьи о Пушкине», М., 1929; в особенности включенная в нее статья «Об автобиографичности Пушкина»). Убедительно показывая научную несостоятельность многих домыслов Гершензона и Ходасевича, Вересаев впал, однако, в противоположную крайность.

Опираясь на приведенное выше суждение позднего Гоголя, он пошел значительно дальше его. Гоголь все же признавал, что, хотя «собственная жизнь» Пушкина и не проступает явно в его творчестве, она «незримо» в нем присутствует: «...все там до единого есть история его самого» (VIII, 382—383). Вересаев, наоборот, несмотря на некоторые оговорки, решительно отрывает творчество Пушкина от его жизни, утверждая, что эти два рода явлений не только не связаны, протекают в двух никак не совпадающих планах, но и находятся между собой в резком противоречии. В противовес наивному «биографизму» Вересаев призывает обратиться к изучению психологии художественного творчества, процесса создания художественных произведений, который, пишет он, «до сего времени почти совершенно еще не исследован» и вместе с тем является «до чрезвычайности тонким и загадочным» (38, 39). В последнем отношении Вересаев совершенно прав. Неизученность проблем психологии творчества и важность их разработки снова и вполне справедливо подчеркивает в последнее время Б. С. Мейлах (книга «Художественное мышление Пушкина как творческий процесс», М.—Л., 1962, и ряд других его выступлений в печати на эту же тему). Однако опыты в этом направлении самого Вересаева только по видимости могут показаться более научными, а на самом деле не только не приводят к сколько-нибудь положительным результатам, но могут скомпрометировать саму постановку вопроса.

С беспощадной искренностью Пушкин говорил о том, что поэт в свои нетворческие минуты «меж детей ничтожных мира», быть может, ничтожней всех других. Эти крылатые пушкинские слова Вересаев охотно берет на вооружение, даже подчеркивая на этот раз, в противоречии со своим основным тезисом, их автобиографическую окраску. Но он проходит мимо другого, внутренне тесно связанного с ними и чрезвычайно выразительного пушкинского высказывания. Прочитав об уничтожении после смерти Байрона его другом, поэтом Муром, слишком интимных автобиографических записок покойного, Пушкин писал в конце 1825 года Вяземскому: «Зачем жалеешь ты о потере записок Байрона?.. Мы знаем Байрона довольно. Видели его на троне славы, видели в мучениях великой души, видели в гробе посреди воскресающей Греции. — Охота тебе видеть его на судне. Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости, она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он мал и мерзок — не так, как вы — иначе» (XIII, 243—244)[4].

Стремление Вересаева, в противовес «научной фантастике», при изучении творчества Пушкина «подходить к этому вопросу с величайшей осторожностью, отбросив всякие априорные представления, подвергая всякий факт строжайшей критике» (39), заслуживает безусловной похвалы. Следовало бы приветствовать и владеющий Вересаевым, приближающийся к толстовскому срыванию всех и всяческих масок пафос достижения в отношении Пушкина полной правды, какой бы она ни была. Но беда в том, что в итоге разысканий Вересаева правда эта отнюдь не достигается, подменяясь в лучшем случае всякого рода полуправдами и тем самым зачастую оборачиваясь полной неправдой.

Следуя пресловутой концепции «двух планов», Вересаев устраняет из пушкинской биографии, как якобы не имеющие к ней отношения, те высшие и значительнейшие моменты, когда «душа поэта» в порывах вдохновенного творческого подъема взмывает ввысь «как пробудившийся орел», другими словами, лишает Пушкина-человека кровного и самого драгоценного его достояния — величайшего художественного гения. И вот под пером, точнее, пожалуй, анатомическим ножом Вересаева Пушкин чаще всего предстает как раз в том виде, в каком сам он, по приведенным мною его энергичным словам, не хотел бы видеть Байрона (большинство статей книги «В двух планах», в особенности статья «Пушкин и Евпраксия Вульф», которую — да будет прощена мне эта резкость — нельзя читать без отвращения; сюда же примыкают и многие страницы его широко известной книги-монтажа «Пушкин в жизни»). Но если концепция «двух планов» не вносит ничего не только хорошего, но и верного в наши представления о личности Пушкина и его биографии, то еще в меньшей степени способствует она правильному пониманию пушкинского творчества. Отделяя от реальной действительности художественные создания «поэта действительности» (известная формула пушкинского самоопределения; XI, 104), рассматривая их в отрыве от биографических и общественных реалий, Вересаев приходит к «ошеломляющим», по его собственным словам, выводам. Великий акт поэтического и одновременно гражданского самосознания поэта — его стихотворение о «памятнике нерукотворном» — в истолковании Вересаева оказывается не чем иным, как всего лишь литературной пародией (111—118). Слова, вкладываемые Пушкиным в уста Моцарта о «несовместности» гения и злодейства, никакого этического содержания в себе якобы не заключают. Несовместимы же, по Вересаеву, для Пушкина «две указанные стихии потому, что злодейство тоже есть жизненное творчество... для этого потребна энергия, внимание к жизни, вкладывание в нее своих сил», а Пушкину якобы присуще «пренебрежительное и глубоко равнодушное отношение к реальной жизни», до которой «поэту нет и не может быть никакого дела» и от которой он спасается в процессе своего творчества в «мир светлых привидений» (156—158). Подобным же образом истолковываются Вересаевым и «Пророк», и послание к Керн («Я помню чудное мгновенье...»), и многое другое.

Сам Вересаев не придавал выводам, к которым он пришел в результате своих домыслов в области психологии пушкинского творчества, обобщающего теоретического значения; «случай» Пушкина — его «двупланность» — он склонен был даже считать исключением. Мало того, в противоречии со своим основным тезисом, он отмечал «непосредственно-автобиографический характер» некоторых произведений пушкинской художественной прозы (100). Категоричнее отрицали значение биографии любого писателя для изучения его творчества представители двух основных, противоборствовавших друг другу, но в этом вопросе сходившихся между собой, течений нашей литературоведческой мысли того времени — 20 — 30-х годов — «формалисты» и «социологи».

Для первых, стоявших на позиции имманентности литературного развития, биография писателя представлялась чем-то совершенно не идущим к делу, находящимся вне науки о литературе. Для вторых, стремившихся все отдельное, индивидуальное подогнать под некие отвлеченные, вульгарно-социологические схемы, личность и жизнь писателя оказывались прямой помехой.

Формальный и социологический методы — пройденный этап нашего литературоведения, хотя рецидивы того и другого порой дают себя знать. Но и в настоящее время существует настороженное отношение к привлечению фактов личной и общественной жизни писателя для объяснения тех или иных явлений его творчества. В этом видят чуть ли не возврат к старому «биографическому методу», впадание в «биографизм».

С этим согласиться нельзя. Биография в широком и правильном понимании этого слова (не только события личной жизни писателя, тесно связанной с современной ему исторической обстановкой, явлениями жизни общественной, но и его мировоззрение, история его духовного развития), с одной стороны, с другой — его творчество представляют собой диалектическое единство[5]. Поэтому биограф, в центре внимания которого — история жизни писателя, не может игнорировать самое главное в ней — его художественные создания. Наоборот, исследователь творческого пути писателя, в центре внимания которого находится именно это главное, отнюдь не должен отказываться как от привлечения, там, где это нужно, биографического материала, так и от возможных объяснений фактами жизни фактов творчества.

С довольно обширного биографического введения начинается и эта книга. Еще одно, значительно меньшее по объему, введение предпослано второму ее разделу. Необходимые биографические экскурсы делаются и в основной ее части, посвященной исследованию художественного творчества Пушкина, особенно анализу пушкинской лирики.

Чтобы непосредственнее ввести читателя моего труда в художественный мир Пушкина, я придал каждой из глав названия и эпиграфы, взятые из его произведений. На шмуцтитулах и заставках воспроизводятся рисунки поэта.

За содействие в моей работе выражаю признательность Б. С. Мейлаху, Т. Г. Цявловской, Р. И. Ованесову, И. Ф. Бэлзе, А. А. Елистратовой, И. С. Зильберштейну, М. В. Нечкиной, А. А. Тахо-Годи, И. Л. Фейнбергу, Г. П. Шторму, Ю. А. Брауде, Е. В. Музе, К. Н. Полонской.
 
ПРИМЕЧАНИЯ
(1. Трагедия Пушкина)
 

2. «Записки декабриста Н. И. Лорера». М., Соцэкгиз, 1931, стр. 200. Примерно так же излагает этот эпизод со слов А. В. Веневитинова, брата поэта Дмитрия Веневитинова, А. П. Пятковский («Пушкин в Кремлевском дворце». «Русская старина», 1880, т. 27, стр. 675): «Выходя из кабинета вместе с Пушкиным, государь сказал, ласково указывая на него своим приближенным: „Теперь он мой“». Схоже рассказывает об этом один из первых биографов Пушкина, П. И. Бартенев, со слов В. Ф. Вяземской: «Из его (Пушкина) рассказа о свидании с царем княгиня помнит заключительные слова: ну, теперь ты не прежний Пушкин, а мой Пушкин» («Русский архив», 1888, т. II, стр. 307). (вернуться)

3. Д. Мирский в статье «Проблема Пушкина» («Литературное наследство», т. 16–18, 1934) перед этим не остановился, заявляя, что Пушкин не только «сбился с пути», «капитулировал перед самодержавием» (стр. 101), но и «подличал» перед временно побеждающей реакцией (стр. 97), что «взгляд Пушкина на русскую действительность» «переходил в вульгарное приспособленчество» (стр. 105). Эта совершенно ложная, ультралевацкая точка зрения вызвала решительные возражения. См. Василий Гиппиус. Проблема Пушкина (по поводу статьи Д. Мирского). «Пушкин. Временник Пушкинской комиссии», кн. I. М.–Л., Изд-во АН СССР, 1936, стр. 253–261; «Ответ моим критикам» Мирского. Там же, стр. 262–264. (вернуться)

4. «Дневник Долгорукова». В сб.: «Звенья», кн. IX. М., Гос. изд-во культпросветлитературы, 1951, стр. 88. (вернуться)

5. Чернышевский написал это в романе «Пролог». В. И. Ленин в статье «О национальной гордости великороссов» замечал: «Мы помним, как полвека тому назад великорусский демократ Чернышевский, отдавая свою жизнь делу революции, сказал: „жалкая нация, нация рабов, сверху донизу все рабы“. Откровенные и прикровенные рабы великороссы (рабы по отношению к царской монархии) не любят вспоминать об этих словах. А, по-нашему, это были слова настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах великорусского населения» (Сочинения, т. 21, стр. 85). (вернуться)

6. Архив братьев Тургеневых. Дневники и письма Н. И. Тургенева, т. III, вып. 5, Пг., 1921, стр. 188. (вернуться)

7. «Рукою Пушкина». Несобранные и неопубликованные тексты. Подготовили к печати и комментировали М. А. Цявловский, Л. Б. Модзалевский. Т. Г. Зенгер. М. — Л., «Academia», 1935, стр. 747. (вернуться)

8. Слова Грибоедова о «ста прапорщиках»: «Беседы в Обществе любителей российской словесности», 1867, вып. 8, стр. 20. На связь плана «Радамиста и Зенобии» с восстанием декабристов было указано мной в статье «Грибоедов» («Литературная энциклопедия», т. II, 1929, стб. 760). (вернуться)

9. В первом подекабрьском письме к Жуковскому Пушкин и сам писал: «...мудрено мне требовать твоего заступления перед государем; не хочу охмелить тебя в этом пиру» (XIII, 257). (вернуться)

10. Приведенное четверостишие дошло до нас в ряде записей современников, сделанных по памяти и потому, возможно, неточных и несколько отличающихся друг от друга, однако при неизменном сохранении общего смысла. В академическом издании оно включено в основной текст (а не в раздел сомнительных) в качестве «отрывка» с предположительным прочтением последней строки М. А. Цявловским: «К у<бийце> г<нусному> явись». (В записи П. И. Бартенева, сделанной со слов М. П. Погодина и положенной в основу академического текста, два криминальных слова зашифрованы начальными буквами.) Однако конъектура Цявловского носит слишком вольный характер. Помимо того, первая буква в подлиннике читается, по-моему, скорее не как у, а как ц, что совпадает с другой записью, сделанной со слов А. В. Веневитинова, где соответствующая строка читается: «К царю... явись» (III, 461, 1055 и 1282). Предлагаемое мною слово «губитель» — одно из очень частых слов пушкинского словаря (см. «Словарь языка Пушкина», т. 1, М., Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1956, стр. 563). Оно, и как раз в значении «убийца», встречается в «Борисе Годунове», неоднократно в «Полтаве» по отношению к Мазепе, позднее в «Капитанской дочке» и т. п. Опираясь на единогласные свидетельства современников (за исключением сделанного уже много лет спустя после смерти Пушкина указания Погодина), я рассматриваю четверостишие именно как первоначальную концовку известного нам «Пророка» («Творческий путь Пушкина (1813—1826)». М. — Л., Изд-во АН СССР, 1950, стр. 533—542). Это вызвало ряд возражений. Однако ни одного нового аргумента, кроме все той же ссылки на поздние слова Погодина, никто из моих оппонентов, опирающихся лишь на свое субъективно-эстетическое или еще у́же — стилистическое восприятие, не выдвинул. Не внесло ничего нового и скептическое замечание В. В. Виноградова, ограничившегося в данном случае лишь ссылкой на других исследователей («Проблема авторства и теория стилей». М., Гослитиздат, 1961, стр. 152—153). (вернуться)

11. «А. С. Пушкин». «Русская старина», 1880, т. 27, стр. 133; А. П. Пятковский. Пушкин в Кремлевском дворце. Там же, стр. 674. (вернуться)

12. Так озаглавлен этот набросок, который в дошедшей до нас рукописи Пушкина заглавия не имеет, в академическом издании. Новейший исследователь, И. Л. Фейнберг, опираясь на указания первых публикаторов, обоснованно считает, что он представляет собой уцелевший отрывок из сожженных Пушкиным автобиографических записок («Незавершенные работы Пушкина», изд. 3, дополненное. М., «Советский писатель»,1962, стр. 303—319). (вернуться)

13. Избранные социально-политические и философские произведения декабристов в трех томах, т. II. М., Госполитиздат, 1951, стр. 454—455. Дальше при ссылках на это издание оно обозначается: Избранные произведения декабристов. (вернуться)

14. Слово Н. И. Тургенева, который сравнивал Магницкого и ему подобных с мусульманским калифом Омаром, по преданию сжегшим знаменитую александрийскую библиотеку: «Они кричат, подобно Омару: Сожжем все книги! — Если они сходны с библиею, то они не нужны; если же ей противны, то вредны» (запись в дневнике от 27 февраля 1819 г. Архив братьев Тургеневых, т. III, вып. 5, стр. 188). Сравнение это было употреблено и Пушкиным во «Втором послании к цензору». (вернуться)

15. Избранные произведения декабристов, т. I, стр. 495. (вернуться)

16. Генрих Гейне. Собрание сочинений в десяти томах, т. 4. Л., Гослитиздат, 1957, стр. 224, 225; К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 14, стр. 511, 512. (вернуться)

17. См. обо всем этом подробнее: М. Полиевктов. Николай I. Биография и обзор царствования. М., Изд. Сабашниковых, 1918, стр. 54—56; П. Е. Щеголев. Декабристы. Пг., «Былое», 1920, статья «Николай I — тюремщик декабристов», стр. 267—276; М. В. Нечкина. Движение декабристов, т. II. М., Изд-во АН СССР, 1955, глава XIX. Следствие. Суд. Приговор; Избранные произведения декабристов, т. II, стр. 328, 392—426; Кирилл Пигарев. Жизнь Рылеева. М., «Советский писатель», 1947, стр. 221. (вернуться)

18. Избранные произведения декабристов, т. II, стр. 454, 463, 464, 481, 485; М. Полиевктов. Николай I, стр. 58. (вернуться)

19. Б. Мейлах. Пушкин и его эпоха. М., Гослитиздат, 1958. Глава «Пушкин в ходе следствия и суда над декабристами», стр. 345—362. (вернуться)

20. Б. Л. Модзалевский. Пушкин под тайным надзором, изд. З. Л., «Атеней», 1925, стр. 19. Подлинник по-французски. (вернуться)

21. M. А. Цявловский. Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина, т. I. М. — Л., Изд-во АН СССР, 1951, стр. 659. (вернуться)

22. «Русская старина», 1886, т. LII, декабрь, стр. 584. (вернуться)

23. Г. Дейч и Г. Фридлендер. Пушкин и крестьянские волнения 1826 «Литературное наследство», 1952, т. 58, стр. 195—210. (вернуться)

24. А. Н. Петров. Скобелев и Пушкин. «Русская старина», 1871, т. IV, декабрь, стр. 670, 673. (вернуться)

25. Б. Л. Модзалевский. Пушкин под тайным надзором, стр. 16, 17—18 и 20—24. Подлинник на французском языке. (вернуться)

26. «Старина и новизна», 1903, кн. 6, стр. 6. (вернуться)

27. «Записки декабриста Н. И. Лорера», стр. 200. (вернуться)

28. Я. К. Грот. Пушкин, его лицейские товарищи и наставники, изд. 2, СПб., 1901, стр. 288 (по рассказу близкого знакомого Пушкина, А. О. Россета). (вернуться)

29. Адам Мицкевич. Собрание сочинений, т. IV. М., Гослитиздат, 1954. Цитаты из Мицкевича — по этому изданию. (вернуться)

30. «Русский архив», 1865, стб. 96. (вернуться)

31. «Записки декабриста Н. И. Лорера», стр. 200. (вернуться)

32. «Русский архив», 1867, стб. 1066 (рассказ Хомутовой в подлиннике на французском языке; свидетельство о ней Модзалевского, см. «Письма Пушкина», т. II. М. — Л., Госиздат, 1928, стр. 181—182). «Из записок графа М. А. Корфа». «Русская старина», 1900, т. CI, № 3, стр. 574. Ср. еще там же: 1899, т. XCIX, № 8, стр. 310. (вернуться)

33. Н. К. Шильдер. Император Николай Первый, т. 1. СПб., 1903, стр. 315. Д. И. Завалишин. Записки декабриста. Мюнхен, 1904, стр. 146. (вернуться)

34. «Письмо» перепечатано в собрании сочинений Герцена, т. XIV, стр. 540—541. Автор письма (вопрос о том, кто он, до сих пор не решен, исследователи приписывали его и Чернышевскому и Добролюбову; несомненно лишь, что оно вышло из революционно-демократических кругов) ссылается на рассказ об этом именно Мицкевича; однако ни в некрологе, ни в курсе славянских литератур такого рассказа нет. Возможно, что Мицкевич устно рассказывал это кому-то, в том числе и самому Герцену, с которым встречался за рубежом, дополнительно. Во всяком случае, подобный рассказ Мицкевича получил широкую известность. «Помните ли этот рассказ... — спрашивал автор письма, добавляя: — Может быть, этот анекдот и выдумка, но он в царском духе, т. е. брать обольщением, обманом там, где неловко употребить силу». (вернуться)

35. Б. Л. Модзалевский. Пушкин под тайным надзором, стр. 55—56, 61, 69, 73, 76. «Старина и новизна», 1903, кн. 6, стр. 5. Подлинник по-французски. См. еще: донесение его же от 12 июля 1827 г., там же, стр. 6; донесение фон Фока Бенкендорфу в октябре 1827 г. (вернуться)

36. Письмо к В. А. Ушакову от 6 января 1828 г. «Щукинский сборник», IX, М., Издание Отделения императорского Российского исторического музея, 1910, стр. 161. (вернуться)

37. «Русская старина», 1874, т. X, стр. 691. Аналогичный рассказ записан Бартеневым со слов П. В. Нащокина (Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым в 1851—1860 гг. М., Изд. Сабашниковых, 1925, стр. 32). (вернуться)

38. Попытку реконструкции разговора между царем и поэтом сделал С. М. Бонди в своем докладе на XIII Всесоюзной Пушкинской конференции в 1961 г. «Встреча Пушкина с Николаем I в 1826 году» (см. краткие заметки об этом в журнале «Известия АН СССР. Отделение литературы и языка», 1961, т. XX, вып. 6, стр. 545, и в сб. «Пушкин. Исследования и материалы», т. IV. М. — Л., Изд-во АН СССР, 1962, стр. 420). В 1937 г. видный польский пушкинист Мариан Топоровский напомнил запись разговора Пушкина с царем, сделанную, якобы со слов самого поэта, польским писателем Юлиушем Струтыньским и опубликованную им в книге «Moskwa», вышедшей в Кракове в 1873 г. под псевдонимом Берличь Саксонец (Berlicz Sas). Тогда публикация Струтыньского не обратила на себя внимания и в дальнейшем выпала из поля зрения исследователей (Toporowski М. I. Rosmovia z carem na Kremlu. Viadomosci Literackie, 1937, № 52—53; а также в книгах Топоровского: Puszkin w polskiej krytyce i przekładach. Kraków, 1939, ss. 48—74, и Puszkin w Polsce. Państwowy Instytut Wydawniczy, 1950, ss. 174—177.
На русском языке запись была опубликована Владиславом Ходасевичем в статье «Пушкин и Николай I», в газете «Возрождение», 1938, №№ 4118—4119. Записи Струтыньского был посвящен в значительной степени доклад проф. В. В. Пугачева «Об эволюции политических взглядов Пушкина после восстания декабристов», прочитанный 1 марта 1966 г. в Музее Пушкина в Москве.
Исследователи подчеркивают «сенсационный» характер записи, если она действительно сделана со слов Пушкина, указывая вместе с тем, что это нуждается в тщательнейшей критической проверке, в результате которой только и сможет быть установлена степень достоверности и точности публикации автора. И то и другое еще достаточно сомнительно. За последнее время значительно расширены наши сведения о круге знакомств и дружеских отношений Пушкина в период после его возвращения из ссылки с друзьями и соотечественниками Мицкевича. См. работу Игоря Бэлзы «Пушкин в кругу польских друзей» (в кн.: «Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. Сборник статей к 70-летию академика М. Н. Тихомирова». М., Изд-во АН СССР, 1963) и его же «Дневник Елены Шимановской» (в кн.: Игорь Бэлза. Избранные работы. М., изд-во «Советский композитор», 1963). Но пока никаких данных о знакомстве и встречах Струтыньского с Пушкиным у нас нет, и сама его запись, в содержании которой также нет ничего особенно нового, выглядит как беллетризованная (беллетризованный ее характер отмечает и Топоровский) компиляция, сделанная на основе устных рассказов, которые ходили в ту пору (Струтыньский бывал в Москве в конце 20-х — первой половине 30-х годов) среди русских и польских (вспомним только что приведенные слова Мицкевича) знакомых поэта. (вернуться)

39. Пушкин. Письма, т. II. М. — Л., Госиздат, 1928, стр. 174—175. (вернуться)

40. О. Демиховская, К. Демиховский. Тайный враг Пушкина. «Русская литература», 1963, кн. 3, стр. 85—89. (вернуться)

41. Письма А. Я. Булгакова к его брату от 30 сентября и 1 октября 1826 г. «Русский архив», 1901, т. II, стр. 402—403. (вернуться)

42. П. Е. Щеголев в работе «Пушкин и Николай I» (статьи: «Первая встреча в 1826 году» и «Пушкин в политическом процессе 1826—1828 года», см. его книгу: «Из жизни и творчества Пушкина». М. — Л., ГИХЛ, 1931) предполагает, что Бенкендорф сообщил царю о «мерзких» стихах еще до вызова Пушкина в Москву, и объясняет самый этот вызов желанием Николая лично допросить поэта. Он опирается при этом на свидетельство дяди Алексеева, Ф. Ф. Вигеля, автора известных «Записок», который утверждает, что при приеме Пушкина царем последний спросил об этих стихах поэта, который объяснил, в чем дело, и якобы именно в результате этого ему «было дозволено жить, где он хочет, и печатать, что он хочет» («Записки», М., 1893, ч. VII, стр. 112). Однако «Записки» Вигеля писались значительно позднее, поэтому при изложении этого эпизода он допустил явные ошибки; в рассказах же современников никаких упоминаний об этом нет.
Между тем А. Я. Булгаков в письме от 1 октября 1826 г., то есть почти месяц после встречи Пушкина с царем и уже после смертного приговора Алексееву, пишет, что Пушкин «сознался» в принадлежности «мерзких стихов ему»; в предыдущем письме от 30 сентября он же писал: «Все утверждают, что стихи Пушкина, однако же надобно это доказать и его изобличить. Когда-нибудь доберутся и до источника». «Стало быть, Пушкина приглашали к Бенкендорфу», — замечает в примечании к письму от 1 октября опубликовавший письма П. Бартенев. В известных нам документах это также не отражено. Но из письма Бенкендорфа к Пушкину от 30 сентября 1826 г. видно, что уже до этого поэт с ним видался, скорее всего, именно по его приглашению (XIII, 298). Однако не исключено, что встреча могла произойти по инициативе и самого Пушкина, который, узнав о приговоре к смертной казни Алексеева за распространение его стихов якобы «На 14 декабря», поспешил его выручить, доказав, что они не имеют никакого к этому отношения. (вернуться)

43. Н. В. Путята. Из записной книжки. «Русский архив», 1899, кн. 2, № 6, стр. 350. (вернуться)

44. «Пушкин по документам погодинского архива», «Пушкин и его современники», вып. XIX—XX. Пг., 1914, стр. 74. В. В. Вересаев. Пушкин в жизни, т. 1. М. — Л., «Academia», 1932, стр. 211. (вернуться)

45. Б. Л. Модзалевский. Пушкин под тайным надзором, стр. 69 и 73, см. еще стр. 74—75. (вернуться)

46. П. В. Анненков. А. С. Пушкин в Александровскую эпоху. СПб., 1874, стр. 327. (вернуться)

47. Избранные произведения декабристов, т. I, стр. 679 и 568. (вернуться)

48. Наиболее полный текст записки опубликован Б. Л. Модзалевским («Пушкин под тайным надзором», стр. 34—51; непосредственно примыкающая к ней записка об «Арзамасе» там же, стр. 51—54). Им же установлено и авторство Булгарина. Из нее взята и только что приведенная фраза о «мудром государе». Предположительная датировка — в «Летописи жизни и творчества Пушкина», стр. 725. (вернуться)

49. Н. К. Пиксанов. Дворянская реакция на декабризм. Сборник «Звенья», т. II. М. — Л., 1933, стр. 170—172. Правильно в основном, хотя, в свою очередь, с некоторым перегибом в противоположную сторону, расценили действительный характер записки Н. Л. Бродский в своей биографии Пушкина, стр. 445—461, и А. Г. Цейтлин, посвятивший ей специальную статью «Записка Пушкина „О народном воспитании“», в которой, в частности, были учтены и проанализированы пометы на рукописи царя («Литературный современник», 1937, № 1, стр. 266—291). Недавно был обнаружен утраченный беловой автограф записки, находящийся теперь в рукописном отделении Пушкинского дома. (вернуться)

50. И. Л. Фейнберг. Незавершенные работы Пушкина, стр. 319—332. Исследователь предполагает, что данные места записок уцелели и, хотя в дошедших до нас рукописях поэта их нет, они еще могут отыскаться. Однако возможно, что, сделав для себя соответствующие отсылы на свои сожженные мемуары в черновике записки, Пушкин восстановил их в окончательном тексте по памяти. (вернуться)

51. Об обстановке в кадетских корпусах Пушкин мог подробно знать из рассказов А. Н. Вульфа, который сам в течение года был воспитанником Горного корпуса. О нем сам он писал в дневнике: «Нет разврата чувственности... которого не случалось бы там, и нет казармы, где бы более встречалось грубости, невежества и буйства, как в таком училище русского дворянства!» (Л. Майков. Пушкин. СПб., 1899, стр. 174). (вернуться)

52. Л. Майков. Пушкин, стр. 177—178. (вернуться)

53. Показания Пушкина по делу об элегии «Андрей Шенье». В сб. «Рукою Пушкина», стр. 743—748. Наиболее подробное изложение хода дела в упомянутой выше статье П. Е. Щеголева «Пушкин в политическом процессе 1826—1828 года». (вернуться)

54. Во всех новейших изданиях писем Пушкина, начиная с издания под ред. Б. Л. Модзалевского, данное письмо связывается с решением комиссии по делу о «Гавриилиаде» взять с него подписку в обязательстве «впредь подобных богохульных сочинений не писать под опасением строгого наказания» (Пушкин. Письма, т. II, стр. 299) и соответственно датируется «второй половиной (не ранее 17) августа 1828 г.». Однако из содержания письма ясно, что речь идет не об этой подписке, а, согласно постановлению Государственного совета, о подписке обязательства не выпускать в публику ничего без одобрения «предварительной общей цензуры». Царь утвердил это постановление 25 июля. Очевидно, и письмо следует отнести к последним числам июля и не позднее 2 августа (между 3 и 5 августа поэта уже вызывали по делу о «Гавриилиаде», письмо же, судя по его тону, написано до этого вызова). Дошло до нас письмо только в черновом виде. Исходя из этого, комментаторы предполагают, что оно не было отправлено. Однако из резолюции Николая, оглашенной Пушкину в связи с его показаниями по делу о «Гавриилиаде», видно, что письмо к Бенкендорфу было известно царю. (вернуться)

55. Отнесенное Пушкиным к 1828 г. стихотворение обычно связывалось с делом об «Андрее Шенье», хотя по своему содержанию и тревожному тону оно скорее перекликается с только что цитированным письмом Вяземскому о «Гавриилиаде». Однако, по указанию внучки А. А. Олениной, «Предчувствие», обращенное к последней, поэт датировал 19 мая, то есть значительно ранее не только начала дела о «Гавриилиаде», но и неблагоприятного для него решения по делу о Шенье (Дневник А. А. Олениной. 1828—1829. Предисловие и редакция О. Н. Оом, Париж, 1936). Если это точно, становится вполне понятным название стихотворения. (вернуться)

56. «Дела III отделения собственной его И. В. канцелярии об А. С. Пушкине». СПб., 1906, стр. 311—369. (вернуться)

57. В 1951 г. появилось сообщение о находке письма Пушкина к царю с признанием в авторстве «Гавриилиады»; недавно был опубликован и текст его. См. статью С. Феоктистова «Письмо писал Пушкин!» («Комсомольская правда», № 36, 12 февраля 1966 г.). Однако Т. Г. Цявловская, на авторитет которой опирается автор статьи, мне сообщила: «При открытии документа у меня были колебания, рука ли это Пушкина или нет. Но тогда же, в 1951 году, я укрепилась во мнении, что это — не автограф великого поэта. Что представляет собою этот документ, копия ли это того времени, запись ли по памяти современника Пушкина, подделка ли, до сих пор не выяснено». (вернуться)

58. Письмо С. А. Соболевского М. Н. Лонгинову в связи с изданием П. В. Анненковым сочинений Пушкина. «Пушкин и его современники», вып. XXXI—XXXII. Л., 1917, стр. 39. Кстати, Б. Л. Модзалевским (Пушкин. Письма, т. II, стр. 301) указано, что Соболевский «попрекает» Анненкова за то, что он «ни слова не упомянул о „Гавриилиаде“ и не привел из нее стихов». На самом деле Соболевский его за это благодарит; см. М. В. Юзефович. Воспоминания о Пушкине. «Русский архив», 1880, т. III, стр. 438. (вернуться)

59. А. И. Кошелев. Записки. Берлин, 1884, стр. 12—18. См. еще мою статью «Подлинный Веневитинов» в книге «Три века». М., «Советская литература», 1933, стр. 139—179. (вернуться)

60. «Русский архив», 1882, № 5, стр. 82. (вернуться)

61. «Русская старина», 1903, кн. II, стр. 262; «Исторический вестник», 1886, № 3, стр. 522. М. Лемке. Николаевские жандармы и литература 1826—1855 годов. СПб., изд. 2, 1909, стр. 259; Б. Л. Модзалевский. Пушкин под тайным надзором, стр. 81—82. (вернуться)

62. Б. Л. Модзалевский. Пушкин под тайным надзором, стр. 81—93. (вернуться)

63. С. Ланда. Пушкин и Мицкевич в воспоминаниях А. А. Скальковского. Сб. «Пушкин и его время». Л., 1962, стр. 277—279. (вернуться)

64. См. «Пушкин и его современники», вып. VII, стр. 88. Данный там перевод приводимых мною слов Мицкевича не вполне точен. (вернуться)

65. М. В. Ломоносов. Полное собрание сочинений, тт. I—X. М. — Л., Изд-во АН СССР, 1950—1959. Цитаты — по этому изданию. (вернуться)

66. Подробнее о личных и литературных отношениях двух поэтов см.: М. А. Цявловский. Мицкевич и его русские друзья («Новый мир», 1940, № 11—12, стр. 303—315); Д. Благой. Мицкевич в России («Красная новь», 1940, № 5—6, стр. 3—33) и «Мицкевич и Пушкин» («Известия АН СССР», ОЛЯ, т. 15, вып. 5, 1956, стр. 297—314).
Последняя статья легла в основу доклада, прочитанного на юбилейной сессии Польской Академии наук в честь Мицкевича в Варшаве в 1956 г., опубликованного в сборнике «Mickiewicz, 1855—1955. Międzynarodowa sesja Naukowa Polskiej Akademii Nauk, 17—20 kwietnia 1956». Wrocław — Warszawa, 1958, ss. 79—111; там же доклад Ettore Lo Gatto. W sprawie wzajemnych stosunków Mickiewicza i Puszkina, ss. 112—125; обсуждение докладов, ss. 126—129. (вернуться)

67. Л. Майков. Пушкин, стр. 330. (вернуться)

68. «Литературное наследство», т. 58, 1952, стр. 64, 75, 88—89. (вернуться)

69. «Пушкин и его современники», вып. XXXI—XXXII, стр. 39. (вернуться)

70. Ксен. А. Полевой. Записки. СПб., 1888, стр. 210. (вернуться)

71. А. П. Пятковский. Кн. Одоевский и Веневитинов, СПб., 1901, стр. 127; «Русский архив», 1885, т. 1, стр. 122; А. И. Кошелев. Записки, стр. 21—22. В полном собрании сочинений Д. В. Веневитинова (М. — Л., «Academia», 1934; все цитаты из Веневитинова — по этому изданию) были впервые опубликованы отрывки из воспоминаний близкой к декабристским кругам П. Н. Лаврентьевой, которая, со слов декабриста И. А. Анненкова, утверждает, что Веневитинов не только разделял «благородные взгляды» декабристов, но и был принят в тайное общество, однако не успел проявить себя. С этим она связывает и внезапный отъезд поэта из Москвы, где «кое-кто из судебной палаты» подозревал его. «Сколько раз говорил мне молодой Веневитинов, — пишет Лаврентьева, — что он тоже должен быть... в Сибири, а не жить в Петербурге» (стр. 403—406). Однако других подтверждений принадлежности Веневитинова к тайному обществу у нас нет.
В этом же издании впервые опубликовано письмо Погодину, написанное незадолго до смерти Веневитинова, 7 марта 1827 г. (вернуться)

72. А. П. Керн. Воспоминания. Л., «Academia», 1929, стр. 266. (вернуться)

73. Д. В. Веневитинов. Полное собрание сочинений, 1934, стр. 406. (вернуться)

74. Леон Гомолицкий. Адам Мицкевич, Пушкин, Веневитинов. «Огонек», 1959, № 30 (1675), стр. 25. (вернуться)

75. Б. Л. Модзалевский. Пушкин — ходатай за Мицкевича. «Пушкин и его современники», вып. XXXVI, 1923, стр. 26—33. (вернуться)

76. «Пушкин и его современники», вып. XIX—XX, стр. 84. (вернуться)

77. В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. I—XIII. М., Изд-во АН СССР, 1953—1959. Все цитаты — по этому изданию. (вернуться)

78. И. И. Пущин. Записки о Пушкине. Письма. М., 1956, стр. 69—70, 72—73. В дальнейшем цитируется по этому изданию. (вернуться)

79. Записки, статьи, письма декабриста И. Д. Якушкина. Редакция и комментарии С. Я. Штрайха. М., Изд-во АН СССР, 1951, стр. 42—43. (вернуться)

80. См.: «Из черновых текстов Пушкина. 1. Политическая эпиграмма». Публикация и примечания Т. Зенгер, сборн. «Пушкин — родоначальник новой русской литературы». М. — Л., 1941, стр. 31—36; В. В. Виноградов. О принципах и приемах чтения черновых рукописей Пушкина. «Проблемы сравнительной филологии. Сб. статей к 70-летию В. М. Жирмунского». М. — Л., 1964, стр. 277—290; Т.Г.Цявловская. «Заступники кнута и плети» (споры вокруг стихотворения). «Известия Академии наук СССР. Серия литературы и языка», 1966, т. XXV, вып. 2, стр. 123—133; П. Н. Берков. К толкованию стихотворения «Заступники кнута и плети». Там же, вып. 6, стр. 509—513. (вернуться)

81. «„Цыганы“ А. С. Пушкина». «Московский телеграф», 1827, ч. 15, № 10, стр. 121. (вернуться)
 
1. Источник: Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина (1826–1830). – М.: Советский писатель, 1967. – 723 с.
Благой Дмитрий Дмитриевич (1893–1984) – пушкинист, член-корреспондент АН СССР. Большую часть своей жизни посвятил разработке темы творческого пути Пушкина. Его фундаментальное исследование «Творческий путь Пушкина (1813–1826)», вышедшее в свет в 1950 году, получило высокую оценку критики и было удостоено Государственной премии.
Настоящий труд, продолжающий сделанное и вместе с тем имеющий вполне самостоятельное значение, охватывает 1826–1830 годы в творчестве Пушкина, годы создания замечательных лирических шедевров, «Арапа Петра Великого», поэм «Полтава» и «Тазит», «Сказки о попе и о работнике его Балде», маленьких трагедий. Обстоятельно анализируя все эти произведения, автор щедро делится богатством своих наблюдений, часто по-новому освещая то или иное создание Пушкина.
Все цитаты из произведений и переписки Пушкина, за исключением особо оговариваемых, даются по Полному собранию сочинений Пушкина. Изд-во АН СССР, т. I–XVI, 1937–1949; справочный том – 1959. (вернуться)

2. Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений, т. I–XIV. М., Изд-во АН СССР, 1937–1952.
Все цитаты из Гоголя приводятся по этому изданию. (вернуться)

3. А. И. Герцен. Собрание сочинений в тридцати томах. М., Изд-во АН СССР, 1954–1966. Все цитаты из Герцена – по этому изданию. (вернуться)

4. В книге «Пушкин в жизни» (М.–Л., «Academia», 1932) Вересаев приводит лишь тот отрывок из письма, в котором поэт говорит о необходимости для него учиться английскому языку (стр. 190). (вернуться)

5. Подробнее об этом: Д. Благой. Проблемы построения научной биографии Пушкина («Литературное наследство», т. 16–18, 1934, стр. 247–270) и Я. Л. Левкович. Биография Пушкина. Итоги и проблемы изучения (Л., Изд-во «Наука», 1966, стр. 251–302). (вернуться)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Легенда о Лицее и действительность.
Глава из книги Б.Мейлаха
"Пушкин и его эпоха"
 
 
 
Главная страница
  
 
Яндекс.Метрика