Данте Алигьери. Божественная комедия. Ад, песнь пятнадцатая, шестнадцатая
Литература для школьников
 
 Зарубежная  литература
Данте Алигьери. Жизнь и творчество
 
Данте на фреске виллы Кардуччо Андреа дель Кастаньо (1450, Галерея Уффици)
 
 
Божественная комедия
Содержание
АД

Песнь первая

Песнь вторая

Песнь третья

Песнь четвёртая

Песнь пятая

Песнь шестая

Песнь седьмая

Песнь восьмая

Песнь девятая

Песнь десятая

Песнь одиннадцатая

Песнь двенадцатая

Песнь тринадцатая

Песнь четырнадцатая

Песнь пятнадцатая

Песнь шестнадцатая

Песнь семнадцатая

Песнь восемнадцатая

Песнь девятнадцатая

Песнь двадцатая

Песнь двадцать первая

Песнь двадцать вторая

Песнь двадцать третья

Песнь двадцать четвёртая

Песнь двадцать пятая

Песнь двадцать шестая

Песнь двадцать седьмая

Песнь двадцать восьмая

Песнь двадцать девятая

Песнь тридцатая

Песнь тридцать первая

Песнь тридцать вторая

Песнь тридцать третья

Песнь тридцать четвёртая

ЧИСТИЛИЩЕ

РАЙ

Божественная комедия. Начальная страница первого печатного издания 1472 года.
Источник: Европейская библиотека информации и культуры
 
Встреча Данте с Вергилием и начало их странствия по загробному миру (средневековая миниатюра)
 
 
 
 
 
 
Зарубежная литература
 
Данте Алигьери
(1265—1321)
БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ [1]
(Перевод М. Лозинского)

Ад
Чистилище
Рай


АД [2]

ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ

Круг седьмой — Третий пояс (продолжение) — Насильники над естеством (содомиты)

1 Вот мы идем вдоль каменного края;
А над ручьем обильный пар встает,
От пламени плотину избавляя.

4 Как у фламандцев выстроен оплот
Меж Бруджей и Гвидзантом, чтоб заране
Предотвратить напор могучих вод,

7 И как вдоль Бренты строят падуане,
Чтоб замок и посад был защищен,
Пока не дышит зной на Кьярентане,[3]

10 Так сделаны и эти,[4] с двух сторон,
Хоть и не столь высоко и широко
Их создал мастер, кто бы ни был он.

13 Уже от рощи были мы далеко,
И сколько б я ни обращался раз,
Я к ней напрасно устремлял бы око.

16 Навстречу нам шли тени и на нас
Смотрели снизу, глаз сощуря в щелку,
Как в новолунье люди, в поздний час,

19 Друг друга озирают втихомолку;
И каждый бровью пристально повел,
Как старый швец, вдевая нить в иголку.

22 Одним из тех, кто, так взирая, шел,
Я был опознан. Вскрикнув: «Что за диво!»
Он ухватил меня за мой подол.

25 Я в опаленный лик взглянул пытливо,
Когда рукой он взялся за кайму,
И темный образ явственно и живо

28 Себя открыл рассудку моему;
Склонясь к лицу, где пламень выжег пятна:
«Вы, сэр Брунетто[5]?» — молвил я ему.

31 И он: «Мой сын, тебе не неприятно,
Чтобы, покинув остальных, с тобой
Латино чуточку прошел обратно?»

34 Я отвечал: «Прошу вас всей душой;
А то, хотите, я присяду с вами,
Когда на то согласен спутник мой».

37 И он: «Мой сын, кто из казнимых с нами
Помедлит миг, потом лежит сто лет,
Не шевелясь, бичуемый огнями.

40 Ступай вперед; я — низом, вам вослед;
Потом вернусь к дружине, вопиющей
О вечности своих великих бед».

43 Я не посмел идти равниной жгущей
Бок о бок с ним; но головой поник,
Как человек, почтительно идущий.

46 Он начал: «Что за рок тебя подвиг
Спуститься раньше смерти в царство это?
И кто, скажи мне, этот проводник?»

49 «Там, наверху, — я молвил, — в мире света,
В долине заблудился я одной,
Не завершив мои земные лета.

52 Вчера лишь утром к ней я стал спиной,
Но отступил; тогда его я встретил,
И вот он здесь ведет меня домой».

55 «Звезде твоей доверься,[6] — он ответил, —
И в пристань славы вступит твой челнок,
Коль в милой жизни верно я приметил.

58 И если б я не умер в ранний срок,[7]
То, видя путь твой, небесам угодный,
В твоих делах тебе бы я помог.

61 Но этот злой народ неблагородный,[8]
Пришедший древле с Фьезольских высот
И до сих пор горе и камню сродный,

64 За все добро врагом тебя сочтет:
Среди худой рябины не пристало
Смоковнице растить свой нежный плод.

67 Слепыми их прозвали изначала;[9]
Завистливый, надменный, жадный люд;
Общенье с ним тебя бы запятнало.

70 В обоих станах,[10] увидав твой труд,
Тебя взалкают;[11] только по-пустому,
И клювы их травы не защипнут.

73 Пусть фьезольские твари,[12] как солому,
Пожрут себя, не трогая росток,
Коль в их навозе место есть такому,

76 Который семя чистое сберег
Тех римлян, что когда-то основались
В гнездилище неправды и тревог».[13]

79 «Когда бы все мои мольбы свершались, —
Ответил я, — ваш день бы не угас,
И вы с людьми еще бы не расстались.

82 Во мне живет, и горек мне сейчас,
Ваш отчий образ, милый и сердечный,
Того, кто наставлял меня не раз,

85 Как человек восходит к жизни вечной;[14]
И долг пред вами я, в свою чреду,
Отмечу словом в жизни быстротечной.

88 Я вашу речь запечатлел и жду,
Чтоб с ней другие записи[15] сличила
Та, кто умеет,[16] если к ней взойду.

91 Но только знайте: лишь бы не корила
Мне душу совесть, я в сужденный миг
Готов на все, что предрекли светила.

94 К таким посулам[17] я уже привык;
Так пусть Фортуна колесом вращает,
Как ей угодно, и киркой — мужик!»

97 Тут мой учитель[18] на меня взирает
Чрез правое плечо и говорит:
«Разумно слышит тот, кто примечает».

100 Меж тем и сэр Брунетто не молчит
На мой вопрос, кто из его собратий[19]
Особенно высок и знаменит.

103 Он молвил так: «Иных отметить кстати;
Об остальных похвально умолчать,
Да и не счесть такой обильной рати.

106 То люди церкви, лучшая их знать,
Ученые, известные всем странам;
Единая пятнает их печать.

109 В том скорбном сонме — вместе с Присцианом[20]
Аккурсиев Франциск;[21] и я готов
Сказать, коль хочешь, и о том поганом,

112 Который послан был рабом рабов
От Арно к Баккильоне, где и скинул
Плотской, к дурному влекшийся, покров.[22]

115 Еще других я назвал бы; но минул
Недолгий срок беседы и пути:
Песок, я вижу, новой пылью хлынул;

118 От этих встречных должен я уйти,
Храни мой Клад[23], я в нем живым остался;
Прошу тебя лишь это соблюсти».

121 Он обернулся и бегом помчался,
Как те, кто под Вероною бежит
К зеленому сукну, причем казался

124 Тем, чья победа, а не тем, чей стыд.[24]


ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ
Круг седьмой — Третий пояс (продолжение) — Насильники над естеством (содомиты)

1 Уже вблизи я слышал гул тяжелый
Воды, спадавшей в следующий круг,
Как если бы гудели в ульях пчелы, —

4 Когда три тени отделились вдруг,
Метнувшись к нам, от шедшей вдоль потока
Толпы, гонимой ливнем жгучих мук.[25]

7 Спеша, они взывали издалека:
«Постой! Мы по одежде признаем,
Что ты пришел из города порока!»

10 О, сколько язв, изглоданных огнем,
Являл очам их облик несчастливый!
Мне больно даже вспоминать о нем.

13 Мой вождь сказал, услышав их призывы
И обратясь ко мне: «Повремени.
Нам нужно показать, что мы учтивы.

16 Я бы сказал, когда бы не огни,
Разящие, как стрелы, в этом зное,
Что должен ты спешить, а не они».

19 Чуть мы остановились, те былое
Возобновили пенье;[26] к нам домчась,
Они кольцом забегали[27] все трое.

22 Как голые атлеты, умастясь,
Друг против друга кружат по арене,
Чтобы потом схватиться, изловчась,

25 Так возле нас кружили эти тени,
Лицом ко мне, вращая шею вспять,
Когда вперед стремились их колени.

28 «Увидев эту взрыхленную гладь, —
Воззвал один, — и облик наш кровавый,
Ты нас, просящих, должен презирать;

31 Но преклонись, во имя нашей славы,
Сказать нам, кто ты, адскою тропой
Идущий мимо нас, живой и здравый!

34 Вот этот, чьи следы я мну стопой, —
Хоть голый он и струпьями изрытый,
Был выше, чем ты думаешь, судьбой.

37 Он внуком был Гвальдрады[28] именитой
И звался Гвидо Гверра, в мире том
Мечом и разуменьем знаменитый.

40 Тот, пыль толкущий за моим плечом, —
Теггьяйо Альдобранди, чьи заслуги
Великим должно поминать добром.

43 И я, страдалец этой жгучей вьюги,
Я, Рустикуччи, распят здесь, виня
В моих злосчастьях нрав моей супруги».[29]

46 Будь у меня защита от огня,
Я бросился бы к ним с тропы прибрежной,
И мой мудрец одобрил бы меня;

49 Но, устрашенный болью неизбежной,
Я побоялся кинуться к теням
И к сердцу их прижать с приязнью нежной.

52 Потом я начал: «Не презренье к вам,
А скорбь о вашем горестном уделе
Вошла мне в душу, чтоб остаться там,

55 Когда мой вождь, завидев вас отселе,
Сказал слова, явившие сполна,
Что вы такие, как и есть на деле.

58 Отчизна с вами у меня одна;
И я любил и почитал измлада
Ваш громкий труд и ваши имена.

61 Отвергнув желчь, взыскую яблок сада,
Обещанного мне вождем моим;
Но прежде к средоточью[30] пасть мне надо».

64 «Да будешь долго ты руководим, —
Ответил он, — душою в теле здравом;
Да светит слава по следам твоим!

67 Скажи: любовь к добру и к честным нравам
Еще живет ли в городе у нас,
Иль разбрелась давно по всем заставам?

70 Гульельмо Борсиере, здесь как раз
Теперь казнимый, — вон он там, в пустыне, —
Принес с собой нерадостный рассказ».[31]

73 «Ты предалась беспутству и гордыне,
Пришельцев и наживу обласкав,
Флоренция, тоскующая ныне!»

76 Так я вскричал, лицо мое подняв;
Они переглянулись, вняв ответу,
Подобно тем, кто слышит, что был прав.

79 «Когда все просьбы так легко, как эту,
Ты утоляешь, — отклик их гласил, —
Счастливец ты, дарящий правду свету!

82 Да узришь снова красоту светил,
Простясь с неозаренными местами!
Тогда, с отрадой вспомянув: «Я был»,

85 Скажи другим, что ты видался с нами!»
И тут они помчались вдоль пути,
И ноги их казались мне крылами.

88 Нельзя «аминь» быстрей произнести,
Чем их сокрыли дали кругозора;
И мой учитель порешил идти.

91 Я двинулся вослед за ним; и скоро
Послышался так близко грохот вод,
Что заглушил бы звуки разговора.

94 Как та река, которая свой ход
От Монте-Везо в сторону рассвета
По Апеннинам первая ведет,

97 Зовясь в своем верховье Аквакета,
Чтоб устремиться к низменной стране
И у Форли утратить имя это,

100 И громыхает вниз по крутизне,
К Сан-Бенедетто Горному спадая,[32]
Где тысяча вместилась бы вполне,[33] —

103 Так, рушась вглубь с обрывистого края,
Мы слышали, багровый вал гремит,
Мгновенной болью ухо поражая.

106 Стан у меня веревкой был обвит;
Я думал ею рысь поймать когда-то,
Которой мех так весело блестит.

109 Я снял ее и, повинуясь свято,
Вручил ее поэту моему,
Смотав плотней для лучшего обхвата.

112 Он, боком став и так, чтобы ему
Не зацепить за выступы обрыва,
Швырнул ее в зияющую тьму.[34]

115 «На странный знак не странное ли диво, —
Сказал я втайне, — явит глубина,
Раз и учитель смотрит так пытливо?»

118 Увы, какая сдержанность нужна
Близ тех, кто судит не одни деянья,
Но видит самый разум наш до дна!

121 «Сейчас всплывет, — сказал наставник знанья, —
То, что я жду и сам ты смутно ждешь;
Сейчас твой взор достигнет созерцанья».

124 Мы истину, похожую на ложь,
Должны хранить сомкнутыми устами,
Иначе срам безвинно наживешь;

127 Но здесь молчать я не могу; стихами
Моей Комедии[35] клянусь, о чтец, —
И милость к ней да не прейдет с годами, —

130 Я видел — к нам из бездны, как пловец,
Взмывал какой-то образ возраставший,
Чудесный и для дерзостных сердец;

133 Так снизу возвращается нырявший,
Который якорь выпростать помог,
В камнях иль в чем-нибудь другом застрявший,

136 И правит станом и толчками ног.

Песнь семнадцатая >>>

Источник: Данте Алигьери. Божественная комедия. Перевод М.Лозинского. — М.: "Правда", 1982.


1. Да́нте Алигье́ри (1265—1321) — итальянский поэт, мыслитель, богослов, один из основоположников литературного итальянского языка, политический деятель. Создатель «Комедии» (позднее получившей эпитет «Божественной»).
По собственному признанию Данте, толчком к пробуждению в нем поэта явилась трепетная и благородная любовь к дочери друга его отца Фолько Портинари - юной и прекрасной Беатриче. Поэтическим документом этой любви осталась автобиографическая исповедь "Новая Жизнь" ("Vita nuova"), написанная у свежей могилы возлюбленной, скончавшейся в 1290 году.
«Боже́ственная коме́дия» (итал. La Commedia, позже La Divina Commedia) — поэма, написанная Данте Алигьери в период приблизительно с 1308 по 1321 год и дающая наиболее широкий синтез средневековой культуры и онтологию мира. Это настоящая средневековая энциклопедия научных, политических, философских, моральных, богословских знаний.
Поэма делится на три части, или кантики, — «Ад», «Чистилище» и «Рай» — каждая из которых состоит из 33 песен (34 песни в первой части «Ад», как символ дисгармонии). Вся она написана трёхстрочными строфами с особой схемой рифмовки, так называемыми терцинами. (вернуться)

2. «Ад» — Ад представляет собой колоссальную воронку из концентрических кругов, сужающийся конец которой примыкает к центру земли. Пройдя преддверие ада, в котором обитают души нерешительных, ничтожных людей, они вступают в первый круг ада — лимб (Ад, Песнь IV, строки 25-151), населённый душами добродетельных язычников, не познавших истинную веру, однако приблизившихся к этому познанию и за то избавленных от адских мук. Здесь Данте видит выдающихся представителей античной культуры: Аристотеля, Эврипида, Гомера и др. (вернуться)

3. Пока не дышит зной на Кьярентане. — То есть пока не тают снега в Каринтийских Альпах ( Кьярентана — старинное название Каринтии) и не началось весеннее половодье. (вернуться)

4. Данте сравнивает окаменелые набережные Флегетона с плотиной, выстроенной фламандцами вдоль моря между городом Бруджей (Брюгге) и местечком Гвидзантом (Виссант), а также с плотинами вдоль реки Бренты близ Падуи. (вернуться)

5. Сэр Брунетто — Брунетто Латини, или Латано (род. ок. 1220 г., умер ок. 1295 г.), ученый, поэт и государственный деятель Флорентийской коммуны, сторонник гвельфской партии.
Ему принадлежат: «Книга о сокровище», обширная энциклопедия в прозе на французском языке, и «Малое сокровище», дидактическая поэма в итальянских стихах.
Молодой Данте, к которому Брунетто Латини относился дружески, многими знаниями был обязан ему и смотрел на него как на своего учителя. (вернуться)

6. Звезде твоей доверься. — И Брунетто Латини и Данте разделяли всеобщее убеждение средневековья в том, что небесные светила и их сочетания влияют на судьбу и характер человека, а также на явления земной природы. (вернуться)

7. В ранний срок — то есть когда Данте был еще молод. (вернуться)

8. Но этот злой народ… — то есть флорентийцы. Согласно местной легенде, римляне, разрушив во времена Цезаря город Фьезоле, основали на берегу Арно, у подножия Фьезольских высот, Флоренцию, и многие фьезоланцы туда переселились. Впоследствии Фьезоле был восстановлен, но приток жителей оттуда продолжался.
Данте был убежден, что это смешение населения привело к ослаблению и упадку Флоренции. Себя он считал одним из немногих потомков тех римлян (ст. 77), которые когда-то ее основали. (вернуться)

9. Слепыми их прозвали изначала. — В «Хронике» Дж. Виллани (II, 1) приводится такое объяснение этой клички: поверив обещаниям остготского короля Тотилы, флорентийцы впустили его в свой город, а он истребил жителей и не оставил камня на камне. (вернуться)

10. В обоих станах — в стане Белых и в стане Черных. (вернуться)

11. Тебя взалкают — то есть «захотят тебя поглотить, уничтожить: Черные — как своего противника. Белые — как отпавшего от них сторонника» (Р., XVII, 61-69). (вернуться)

12. Фьезольские твари — флорентийцы, в большинстве своем — потомки фьезоланцев (см. прим. 61-63). (вернуться)

13. В гнездилище неправды и тревог — во Флоренции. (вернуться)

14. К жизни вечной — то есть к бессмертию славы. (вернуться)

15. Другие записи — предсказания Чакко (А., VI, 64-72) и Фаринаты (А., X, 79-81). (вернуться)

16. Та, кто умеет — Беатриче (А., X, 130-132):
Смысл: «Когда ты вступишь в благодатный свет прекрасных глаз Беатриче, она даст тебе увидеть тень Каччагвиды, который откроет тебе твою грядущую судьбу» (Р., XVII). (вернуться)

17. К таким посулам — к предвещаниям грядущих невзгод. (вернуться)

18. Мой учитель — Вергилий. (вернуться)

19. Кто из его собратий — то есть из грешников его «дружины» (ст. 41). (вернуться)

20. Присциан — знаменитый латинский грамматик VI в. (вернуться)

21. Аккурсиев Франциск — Francesco d'Accorso (1225-1293), сын знаменитого флорентийского юриста Аккурсио и тоже видный юрист. (вернуться)

22. Который послан был рабом рабов… — Речь идет об Андреа деи Модзи, епископе флорентийском, которого за его скандальное поведение Бонифаций VIII (титул «раб рабов божьих» применен к этому властолюбивому папе иронически) перевел в 1295 г. из Флоренции (на реке Арно) в Виченцу (на реке Баккильоне), где тот и умер год спустя. (вернуться)

23. Клад — «Книга о сокровище» (см. прим. 30). (вернуться)

24. Как те, кто под Вероною бежит… — Около Вероны раз в год устраивались состязания в беге, причем участники их были голые.
Победитель получал отрез зеленого сукна, а добежавший последним — петуха, которого должен был нести в город.
Даваемое здесь сравнение оправдано тем, что Брунетто Латини, как грешники почти всех кругов Ада, обнажен и, кроме того, вынужден быстро бежать, чтобы нагнать свою «дружину» (ст. 41). (вернуться)

25. Когда три тени отделились вдруг… — Эта новая толпа, судя по трем отделившимся от нее теням, состоит из людей военных и государственных деятелей. (вернуться)

26. Былое возобновили пенье — то есть стоны боли. (вернуться)

27. Они кольцом забегали — потому что им воспрещено останавливаться (А., XV, 37-39). (вернуться)

28. Гвальдрада — дочь Беллинчоне Берти деи Равиньяни (Р., XV, 112), жена графа Гвидо Старого, родоначальника графов Гвиди (умершего в 1213 г.), которая вошла в предание как образец древнефлорентийской добродетели и чистоты нравов. (вернуться)

29. Гвидо Гверра, граф Гвиди, Теггьяйо Альдобранди дельи Адимари и беседующий с Данте Якопо Рустикуччи — флорентийские гвельфы, прославившие себя в середине XIII в. О судьбе двух последних Данте осведомлялся у Чакко (А., VI, 79-84). (вернуться)

30. К средоточью — то есть к центру земли. (вернуться)

31. Гульельмо Борсиере, недавно принесший старым воинам « нерадостный рассказ» об их отечестве, — флорентиец, пользовавшийся большим влиянием во многих знатных домах Италии. (вернуться)

32. Как та река… — река Монтоне. На пространстве от горы Монте-Везо (Монвизо) в Пьемонте, где берет начало По, к востоку ( в сторону рассвета ) это — первая из рек, стекающих с Апеннинского хребта, которая ведет «свой ход», то есть впадает не в По, а прямо в Адриатическое море. Возле монастыря и селения Сан-Бенедетто Горного она образует водопад. (вернуться)

33. Где тысяча вместилась бы вполне. — Одно из старых толкований гласит: «Этот богатый монастырь мог бы вместить тысячу монахов или бедных, но его доходами пользуется немногочисленная братия». (вернуться)

34. Веревка. — Одни из старых комментаторов видят в ней эмблему коварства, при помощи которого Данте в былое время думал «поймать рысь», то есть обольщать женщин (рысь — сладострастие; А., I, 32).
Другие, наоборот, — эмблему воздержания, которым он хотел «поймать рысь», то есть одолеть сладострастие. (вернуться)

35. Моей Комедии. — Называя свою поэму комедией (здесь и А., XXI, 2), Данте пользуется средневековой терминологией:
комедия, как он поясняет в письме к Кангранде, — всякое поэтическое произведение среднего стиля с устрашающим началом и благополучным концом, написанное на народном языке;
трагедия — всякое поэтическое произведение высокого стиля с восхищающим и спокойным началом и ужасным концом. Поэтому у Данте Вергилий называет свою «Энеиду» трагедией (А., XX, 113).
Наименование «Божественная» было придано Дантовой Комедии уже впоследствии, как дань восхищения. (вернуться)

 
...Сказал: «Взгляни на яростных Эриний...
Иллюстрации Гюстава Доре к 1-й части «Божественной комедии». Inferno (Ад), 1861 год.
В 1855 году Гюстав Доре (1832-1883) начинает работу над серией иллюстраций к «Божественной комедии» Данте Алигьери, открыв тем самым грандиозный творческий проект «Шедевры литературы».





 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Литература для школьников
 
Яндекс.Метрика