Зарубежная литература |
| |
Данте Алигьери
(1265—1321) |
БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ [ 1]
(Перевод М. Лозинского) |
Ад
Чистилище
Рай
ЧИСТИЛИЩЕ[2]
ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Круг четвёртый (окончание).— Сон Данте.— Круг пятый.— Скупцы и расточители.— Папа Адриан V
1 Когда разлитый в воздухе безбурном
Зной дня слабей, чем хладная луна,
Осиленный землёй или Сатурном,[3]
4 А геомантам, пред зарей, видна
Fortuna major там, где торопливо
Восточная светлеет сторона,[4]
7 В мой сон вступила женщина: гугнива,[5]
С культями вместо рук, лицом желта,
Она хромала и глядела криво.
10 Я на неё смотрел; как теплота
Живит издрогнувшее за ночь тело,
Так и мой взгляд ей развязал уста,[6]
13 Помог ей тотчас выпрямиться смело
И гиблое лицо своё облечь
В такие краски, как любовь велела.
16 Как только у неё явилась речь,
Она запела так, что я от плена
С трудом бы мог вниманье уберечь.
19 «Я,— призрак пел,— я нежная сирена,
Мутящая рассудок моряков,
И голос мой для них всему замена.
22 Улисса совратил мой сладкий зов[7]
С его пути; и тот, кто мной пленится,
Уходит редко из моих оков».
25 Скорей, чем рот её успел закрыться,
Святая и усердная жена[8]
Возникла возле, чтобы той смутиться.
28 «Вергилий, о Вергилий, кто она?» —
Её был возглас; он же, стоя рядом,
Взирал, как эта чистая гневна.
31 Она её схватила с грозным взглядом
И, ткань порвав, открыла ей живот;
Меня он разбудил несносным смрадом.
34 «Я трижды звал, потом оставил счёт,—
Сказал мой вождь, чуть я повёл очами.—
Вставай, пора идти! Отыщем вход».
37 Я встал; уже наполнились лучами
По всей горе священные круги;
Мы шли с недавним солнцем за плечами.
40 Я следом направлял мои шаги,
Изогнутый под грузом размышлений,
Как половина мостовой дуги.
43 Вдруг раздалось: «Придите, здесь ступени»,—
И ласка в этом голосе была,
Какой не слышно в нашей смертной сени.
46 Раскрыв, подобно лебедю, крыла,
Так говоривший нас наверх направил,
Туда, где в камне лестница вела.
49 Он, обмахнув нас перьями, прибавил,
Что те, «qui lugent», счастье обрели,[9]
И утешенье, ждущее их, славил.
52 «Ты что́ склонился чуть не до земли?» —
Так начал говорить мне мой вожатый,
Когда мы выше ангела взошли.
55 И я: «Иду, сомненьями объятый;
Я видел сон и жаждал бы ясней
Понять язык его замысловатый».
58 И он: «Ты видел ведьму древних дней,[10]
Ту самую, о ком скорбят над нами;
Ты видел, как разделываться с ней.
61 С тебя довольно; землю бей стопами!
Взор обрати к вабилу, что кружит[11]
Предвечный царь огромными кругами!»
64 Как сокол долго под ноги глядит,
Потом, услышав оклик, встрепенётся
И тянется туда, где будет сыт,
67 Так сделал я; и так, пока сечётся
Ведущей вверх тропой громада скал,
Всходил к уступу, где дорога вьётся.
70 Вступая в пятый круг, я увидал
Народ, который, двинуться не смея,
Лицом к земле поверженный, рыдал.
73 «Adhaesit pavimento anima mea!» —[12]
Услышал я повсюду скорбный звук,
Едва слова сквозь вздохи разумея.
76 «Избранники, чьё облегченье мук —
И в правде, и в надежде, укажите,
Как нам подняться в следующий круг!»
79 «Когда вы здесь меж нами не лежите,
То, чтобы путь туда найти верней,
Кнаруже правое плечо держите».
82 Так молвил вождь, и так среди теней
Ему ответили; а кто ответил,
Мой слух мне указал всего точней.
85 Я взор наставника глазами встретил;
И он позволил, сделав бодрый знак,
То, что в просящем облике заметил.
88 Тогда, во всём свободный, я мой шаг
Направил ближе к месту, где скорбело
Созданье это, и промолвил так:
91 «Дух, льющий слёзы, чтобы в них созрело
То, без чего возврата к богу нет,
Скажи, прервав твоё святое дело:
94 Кем был ты; почему у вас хребет[13]
Вверх обращен; и чем могу хоть мало
Тебе помочь, живым покинув свет?»
97 «Зачем нас небо так ничком прижало,
Ты будешь знать; но раньше scias quod
Fui successor Petri,— тень сказала.—[14]
100 Меж Кьявери и Сьестри воды льёт[15]
Большой поток, и с ним одноименный
Высокий титул отличил мой род.
103 Я свыше месяца влачил, согбенный,
Блюдя от грязи, мантию Петра;
Пред ней — как пух все тяжести вселенной.
106 Увы, я поздно стал на путь добра!
Но я познал, уже как пастырь Рима,
Что жизнь земная — лживая мара.
109 Душа, я видел, как и встарь томима,
А выше стать в той жизни я не мог,—
И этой восхотел неудержимо.
112 До той поры я жалок и далёк
От бога был, неизмеримо жадный,
И казнь, как видишь, на себя навлёк.
115 Здесь явлен образ жадности наглядный
Вот в этих душах, что окрест лежат;
На всей горе нет муки столь нещадной.
118 Как там подняться не хотел наш взгляд
К высотам, устремляемый к земному,
Так здесь возмездьем он к земле прижат.
121 Как жадность там порыв любви к благому
Гасила в нас и не влекла к делам,[16]
Так здесь возмездье, хоть и по-иному,
124 Стопы и руки связывает нам,
И мы простёрты будем без движенья,
Пока угодно правым небесам».
127 Став на колени из благоговенья,
Я начал речь, но и по слуху он
Заметил этот признак уваженья
130 И молвил: «Почему ты так склонён?»
И я в ответ: «Таков ваш сан великий,
Что совестью я, стоя, уязвлён».
133 «Брат, встань!— ответил этот дух безликий.—
Ошибся ты: со всеми и с тобой
Я сослужитель одного владыки.
136 Тому, кто звук Евангелья святой,
Гласящий «Neque nubent», разумеет,[17]
Понятно будет сказанное мной.
139 Теперь иди; мне скорбь моя довлеет;
Ты мне мешаешь слёзы лить, стеня,
В которых то, что говорил ты, зреет.[18]
142 Есть добрая Аладжа у меня,[19]
Племянница,— и только бы дурного
В ней не посеяла моя родня!
145 Там у меня нет никого другого».
ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ
Круг пятый (продолжение)
1 Пред лучшей волей силы воли хрупки;[20]
Ему в угоду, в неугоду мне,
Я погружённой не насытил губки.[21]
4 Я двинулся; и вождь мой, в тишине,
Свободными местами шёл под кручей,
Как вдоль бойниц проходят по стене;
7 Те, у кого из глаз слезой горючей
Сочится зло, заполнившее свет,[22]
Лежат кнаруже слишком плотной кучей.
10 Будь проклята, волчица древних лет,[23]
В чьём ненасытном голоде всё тонет
И яростней которой зверя нет!
13 О небеса, чей ход иными понят,
Как полновластный над судьбой земли,
Идёт ли тот, кто эту тварь изгонит?
16 Мы скудным шагом медленно брели,
Внимая теням, скорбно и устало
Рыдавшим и томившимся в пыли;
19 Как вдруг вблизи «Мария!» прозвучало,
И так тоска казалась тяжела,
Как если бы то женщина рожала;
22 И далее: «Как ты бедна была,
Являет тот приют, где пеленицей
Ты свой священный отпрыск повила».
25 Потом я слышал: «Праведный Фабриций,[24]
Ты бедностью безгрешной посрамил
Порок, обогащаемый сторицей».
28 Смысл этой речи так был сердцу мил,
Что я пошел вперёд, узнать желая,
Кто из лежавших это говорил.
31 Ещё он славил щедрость Николая,
Который спас невест от нищеты,
Младые годы к чести направляя.[25]
34 «Дух, вспомянувший столько доброты!—
Сказал я.— Кем ты был? И неужели
Хваленья здесь возносишь только ты?
37 Я буду помнить о твоём уделе,
Когда вернусь короткий путь кончать,
Которым жизнь летит к последней цели».
40 И он: «Скажу про всё, хотя мне ждать
Оттуда нечего; но без сравненья
В тебе, живом, сияет благодать.
43 Я корнем был зловредного растенья,[26]
Наведшего на божью землю мрак,
Такой, что в ней неплодье запустенья.
46 Когда бы Гвант, Лиль, Бруджа и Дуак[27]
Могли, то месть была б уже свершённой;
И я молюсь, чтобы случилось так.
49 Я был Гугон, Капетом наречённый,[28]
И не один Филипп и Людовик
Над Францией владычил, мной рождённый.
52 Родитель мой в Париже был мясник;[29]
Когда старинных королей не стало,
Последний же из племени владык
55 Облёкся в серое, уже сжимала[30]
Моя рука бразды державных сил,
И мне земель, да и друзей достало,
58 Чтоб диадемой вдо́вой осенил[31]
Мой сын свою главу и длинной смене
Помазанных начало положил.
61 Пока мой род в прованском пышном вене[32]
Не схоронил стыда, он мог сойти
Ничтожным, но безвредным тем не мене.
64 А тут он начал хитрости плести
И грабить; и забрал, во искупленье,
Нормандию, Гасконью и Понти.[33]
67 Карл сел в Италии; во искупленье,[34]
Зарезал Куррадина; а Фому
Вернул на небеса, во искупленье.[35]
70 Я вижу время, близок срок ему,—
И новый Карл его поход повторит,[36]
Для вящей славы роду своему.
73 Один, без войска, многих он поборет
Копьём Иуды; им он так разит,
Что брюхо у Флоренции распорет.
76 Не землю он, а только грех и стыд
Приобретёт, тем горший в час расплаты,
Что этот груз его не тяготит.
79 Другой, я вижу, пленник, в море взятый,
Дочь продаёт, гонясь за барышом,[37]
Как делают с рабынями пираты.
82 О жадность, до чего же мы дойдём,
Раз кровь мою так привлекло стяжанье,[38]
Что собственная плоть ей нипочём?
85 Но я страшнее вижу злодеянье:
Христос в своём наместнике пленён,
И торжествуют лилии в Аланье.
88 Я вижу — вновь людьми поруган он,
И желчь и уксус пьёт, как древле было,
И средь живых разбойников казнён.[39]
91 Я вижу — это всё не утолило
Новейшего Пилата; осмелев,[40]
Он в храм вторгает хищные ветрила.[41]
94 Когда ж, господь, возвеселюсь, узрев
Твой суд, которым, в глубине безвестной,
Ты умягчаешь твой сокрытый гнев?
97 А возглас мой к невесте неневестной[42]
Святого духа, вызвавший в тебе
Твои вопросы, это наш совместный
100 Припев к любой творимой здесь мольбе,
Покамест длится день; поздней заката
Мы об обратной говорим судьбе.[43]
103 Тогда мы повторяем, как когда-то
Братоубийцей стал Пигмалион,
Предателем и вором, в жажде злата;[44]
106 И как Мидас в беду был вовлечён,
В своем желанье жадном утоляем,
Которым сделался для всех смешон.[45]
109 Безумного Ахана вспоминаем,
Добычу скрывшего, и словно зрим,
Как гневом Иисуса он терзаем.[46]
112 Потом Сапфиру с мужем мы виним,[47]
Мы рады синякам Гелиодора,[48]
И вся гора позором круговым
115 Напутствует убийцу Полидора;[49]
Последний клич: «Как ты находишь, Красс,
Вкус золота? Что ты знаток, нет спора!»[50]
118 Кто громко говорит, а кто, подчас,
Чуть внятно, по тому, насколь сурово
Потребность речи уязвляет нас.
121 Не я один о добрых молвил слово,
Как здесь бывает днём; но невдали
Не слышно было никого другого».
124 Мы от него немало отошли
И, напрягая силы до предела,
Спешили по дороге, как могли.
127 И вдруг гора, как будто пасть хотела,
Затрепетала; стужа обдала
Мне, словно перед казнию, всё тело,
130 Не так тряслась Делосская скала,
Пока гнезда там не свила Латона
И небу двух очей не родила.[51]
133 Раздался крик по всем уступам склона,
Такой, что, обратясь, мой проводник
Сказал: «Тебе твой спутник оборона».
136 «Gloria in excelsis» — был тот крик,[52]
Один у всех, как я его значенье
По возгласам ближайших к нам постиг.
139 Мы замерли, внимая восхваленье,
Как слушали те пастухи в былом;
Но прекратился трус, и смолкло пенье.
142 Мы вновь пошли своим святым путём,
Среди теней, по-прежнему безгласно
Поверженных в рыдании своём.
145 Ещё вовек неведенье так страстно[53]
Рассудок мой к познанью не влекло,
Насколько я способен вспомнить ясно,
148 Как здесь я им терзался тяжело;
Я, торопясь, не смел задать вопроса,
Раздумье же помочь мне не могло;
151 Так, в робких мыслях, шёл я вдоль утёса.
Песнь двадцать первая >>>
Источник: Данте Алигьери. Божественная комедия. Перевод М.Лозинского. — М.: "Правда", 1982.
|
|
1. Да́нте Алигье́ри (1265—1321) — итальянский поэт, мыслитель,
богослов, один из основоположников литературного итальянского языка, политический деятель. Создатель «Комедии» (позднее получившей эпитет «Божественной»).
По собственному признанию Данте, толчком к пробуждению в нем поэта явилась трепетная и благородная любовь к дочери друга его отца Фолько
Портинари - юной и прекрасной Беатриче. Поэтическим документом этой любви осталась автобиографическая исповедь "Новая Жизнь" ("Vita nuova"),
написанная у свежей могилы возлюбленной, скончавшейся в 1290 году.
«Боже́ственная коме́дия» (итал. La Commedia, позже La Divina Commedia) — поэма, написанная Данте Алигьери в период приблизительно с 1308 по 1321 год и дающая
наиболее широкий синтез средневековой культуры и онтологию мира. Это настоящая средневековая энциклопедия научных, политических, философских, моральных,
богословских знаний.
Поэма делится на три части, или кантики, — «Ад», «Чистилище» и «Рай» — каждая из которых состоит из 33 песен (34 песни в первой части «Ад», как
символ дисгармонии). Вся она написана трёхстрочными строфами с особой схемой рифмовки, так называемыми терцинами. ( вернуться)
2. Чистилище (лат.) — Пройдя по узкому коридору из центра земли во второе её полушарие,
Данте и Вергилий оказываются на поверхности земли. Там, в середине острова, окружённого океаном, возвышается гора в форме усечённого конуса — Чистилище,
состоящее, как и Ад, из ряда кругов, сужающихся к вершине горы.
Ангел, охраняющий вход в чистилище, впускает Данте в первый круг чистилища, перед этим начертав мечом на его лбу семь P (Peccatum — грех), символизирующие
семь смертных грехов. С прохождением каждого круга исчезает по одной букве; когда, достигнув вершины Чистилища, Данте вступает в расположенный там «земной рай»,
он уже свободен от начертанных стражем чистилища знаков. Круги последнего населены душами грешников, искупающих свои прегрешения. Здесь очищаются гордецы,
принуждённые сгибаться под бременем давящих их спину тяжестей, завистники, гневливые, нерадивые, алчные и пр.
Вергилию, не узнавшему крещения, нет доступа в рай, поэтому он исчезает, доведя Данте до райских врат. ( вернуться)
3. Смысл: «В предрассветный час, когда нагревшийся за день
воздух уже не может бороться с холодными лучами луны, потому что «зной дня» успел ослабеть под влиянием холода, исходящего от земли или от Сатурна…»
( вернуться)
4. Геоманты гадали по фигурам на основе случайно набросанных точек.
Фигура «Fortuna major» походила на крайние звёзды Водолея вместе с ближайшими звёздами Рыб. Данте хочет сказать, что на востоке уже взошли
Водолей и частично Рыбы, то есть до восхода солнца оставалось около трёх часов. ( вернуться)
5. Женщина, приснившаяся Данте, олицетворяет те три греха, которые
искупаются в трёх верхних кругах: корыстолюбие, чревоугодие и сладострастие (ср. ст. 58–59). ( вернуться)
6. Так и мой взгляд… — Смысл: «Только наши глаза придают очарование низменным благам,
которые сами по себе мерзки». ( вернуться)
7. Улисс (Одиссей) был совращён с пути не сиренами, а волшебницей Цирцеей. ( вернуться)
8. Святая и усердная жена. — Старейшие комментаторы обычно видят в ней символ разума,
разоблачающего лживость низменных благ. ( вернуться)
9. «Qui lugent» (лат.) — «плачущие». ( вернуться)
10. Ты видел ведьму… — прим. 7–9:
Женщина, приснившаяся Данте, олицетворяет те три греха, которые искупаются в трёх верхних кругах: корыстолюбие, чревоугодие и сладострастие. ( вернуться)
11. Вабило — прим. А., XVII, 128:
(от глагола вабить — манить) — два скрепленных вместе птичьих крыла, которые сокольничий кружит на веревке у себя над головой, приманивая сокола назад. ( вернуться)
12. «Adhaesit pavimento anima mea» (лат.) — «Прилипла к праху душа моя». ( вернуться)
13. Кем был ты. — Это кардинал Оттобуоно Фьески, граф Лаванья, вступивший в 1276 г.
на папский престол под именем Адриана V. Он умер через тридцать восемь дней после избрания. ( вернуться)
14. «Scias quod fui successor Petri» (лат.) — «Знай, что я был преемником Петра»,
то есть римским папой. ( вернуться)
15. Меж Кьявери и Сьестри, двумя городками на берегу Генуэзского залива,
впадает в море «большой поток» Лаванья и расположен город того же имени. Отсюда и титул говорящего. ( вернуться)
16. Не влекла к делам — то есть к добрым делам. ( вернуться)
17. «Neque nubent» (лат.) — «не женятся».
Адриан хочет сказать, что он больше не «супруг церкви», не римский папа. ( вернуться)
18. В которых то, что говорил ты, зреет. — См. ст. 91–92. ( вернуться)
19. Аладжа деи Фьески была замужем за Мороелло Маласпина. Прим. А., XXIV, 145–150:
Мороелло Маласпина, владения которого находились в долине Магры, предводительствовал силами Черных, выступивших в 1302 г. против Пистойи, последнего
оплота Белых, которая и была взята в 1306 г. ( вернуться)
20. Пред лучшей волей — то есть перед волей Адриана V, желавшего отдаться слезам
покаяния (Ч., XIX, 139–141). ( вернуться)
21. Я погружённой не насытил губки — то есть прекратил беседу, не успев спросить
о многом. ( вернуться)
22. Зло, заполнившее свет — корыстолюбие. ( вернуться)
23. Волчица древних лет… — См. прим. А., I, 31–60:
Восхождению поэта на холм спасения препятствуют три зверя: рысь (ср. А., XVI, 106…108) — сладострастие, лев — гордость и волчица (ср. Ч., XX, 10…15) — корыстолюбие.
( вернуться)
24. Фабриций — римский полководец (III в. до н. э.), прославившийся своим бескорыстием. ( вернуться)
25. Щедрость Николая — церковная легенда о святом Николае. ( вернуться)
26. Я корнем был зловредного растенья — то есть родоначальником французской
королевской династии, пагубной для христианского мира. ( вернуться)
27. Гвант (Гент), Лиль (Лилль), Бруджа (Брюгге) и Дуак (Дуэ, лат — Duacum) — главные города
Фландрии.
Говорящий хотел бы, чтобы Фландрия отомстила его потомку, Филиппу IV за понесённые обиды, что и случилось в 1302 г., когда фламандское
народное ополчение разгромило французов. ( вернуться)
28. Я был Гугон, Капетом наречённый. — Данте сливает воедино два исторических лица:
Гуго Великого, Графа Парижского, «герцога Франции», умершего в 956 г., и его сына — Гуго Капета, который после смерти в 987 г.
последнего короля Каролингской династии, Людовика V, был избран на престол и умер в 996 г., положив начало династии Капетингов. ( вернуться)
29. Родитель мой в Париже был мясник — легенда о Гуго Капете. ( вернуться)
30. Последний же из племени владык облёкся в серое. По-видимому, Данте смешал последнего
Каролинга с последним Меровингом, Хильдериком III, который в 751 г. был низложен и пострижен в монахи. ( вернуться)
31. Диадемой вдо́вой — то есть вакантной после смерти последнего Каролинга — Людовика V.
( вернуться)
32. Прованское пышное вено (приданое). — В 1246 г. Карл Анжуйский
(см. прим. Ч., VII, 112–114) путём брака получил в обладание богатый Прованс. ( вернуться)
33. Понти — графство Понтье (Ponthieu). ( вернуться)
34. Карл сел в Италии. — См. прим. Ч., VII, 112–114. ( вернуться)
35. Зарезал Куррадина; а Фому Вернул на небеса... — в 1268 г. шестнадцатилетний Конрадин,
последний Гогенштауфен, заявил свои права на сицилийский престол, был побеждён Карлом при Тальякоццо (А., XXVIII, 18 и прим.) и обезглавлен в Неаполе
на глазах у короля.
Фому вернул на небеса — Фому Аквинского (см. прим. Р., X, 82). Считали, что его велел отравить Карл Анжуйский. ( вернуться)
36. Новый Карл — Карл Валуа, прозванный Безземельным (ср. ст. 76–78),
брат Филиппа IV. Бонифаций VIII (см. прим. А., XIX, 52), замышляя подчинить себе Флоренцию, где партия Белых была ему враждебна, и отвоевать
Сицилию у Федериго II (см. прим. Ч., VII, 119–120), пригласил Карла в Италию, чтобы тот помог ему в этих предприятиях. В награду он сулил
ему императорскую корону. 1 ноября 1301 г. Карл, облечённый званием «умиротворителя Тосканы», вступил во Флоренцию и здесь вероломно стал
на сторону Чёрных, что повело к разгрому и изгнанию Белых, в том числе и самого Данте (см. прим. Р., XVII, 48). Затем он предпринял неудачный
поход на Сицилию, после чего вернулся во Францию (1302 г.). Умер в 1325 г. ( вернуться)
37. Пленник, в море взятый, дочь продаёт. — Карл II Анжуйский, король неаполитанский
(с 1285 по 1309 г.), сын Карла I (см. прим. Ч., VII, 112–114), ещё при
жизни отца был взят в плен в морском бою с арагонским флотом (1284 г.). В 1305 г. он выдал свою дочь за старого Адзо VIII д’Эсте,
маркиза Феррарского, получив за неё щедрый денежный дар. ( вернуться)
38. Кровь мою — то есть моё потомство. ( вернуться)
39. Христос в своём наместнике пленён… — Когда конфликт между папой Бонифацием VIII
и Филиппом IV, отражавший борьбу церковной и светской власти, достиг наибольшего напряжения, посланец короля Гильом Ногаре и враждебный папе Шарра Колонна
вступили (7 сентября 1303 г.) с королевским знаменем («лилии») в Аланью (ныне Ананьи), где находился Бонифаций, и подвергли его жестоким оскорблениям.
От пережитого потрясения он вскоре умер. ( вернуться)
40. Новейшего Пилата — Филиппа IV. ( вернуться)
41. Он в храм вторгает хищные ветрила. — Филипп IV разгромил орден рыцарей-храмовников
(тамплиеров), чтобы завладеть его богатствами. Суд над ними сопровождался пытками и казнями на костре и плахе (1307–1314 гг.). ( вернуться)
42. Возглас мой — «Мария!» (ст. 19). ( вернуться)
43. Покамест длится день — мы вспоминаем Марию и других бедных и щедрых. Поздней
заката мы об обратной говорим судьбе — то есть провозглашаем примеры наказанного корыстолюбия. ( вернуться)
44. Пигмалион — тирский царь, брат Дидоны (А., V, 61–62), предательски убивший
её мужа Сихея, чтобы овладеть его сокровищами (Эн., I, 340–368). ( вернуться)
45. Мидас — фригийский царь, испросивший себе у Вакха дар превращать в золото всё,
к чему он ни прикоснётся. Так как в золото обращались также и пища и питьё царя, Вакх сжалился над ним и велел ему омыться в струях Пактола.
Река после этого стала золотоносной, а Мидас впал в скудоумие, и когда, во время музыкального состязания Пана с Аполлоном, он отдал предпочтение
Пану, Аполлон наделил его ослиными ушами (Метам., XI, 85–193). ( вернуться)
46. Ахан — по библейской легенде, воин Иисуса Навина, похитивший часть военной добычи и за это побитый камнями и сожжённый вместе с сыновьями и дочерьми. ( вернуться)
47. Сапфира с мужем — по церковной легенде, одни из первых христиан, были поражены
смертью за своё корыстолюбие. ( вернуться)
48. Когда Гелиодор, посланец сирийского царя Селевка, вошёл в сокровищницу
Иерусалимского храма, чтобы взять для царской казны хранившиеся там богатства, таинственный всадник потоптал его конём, а двое чудесных
юношей избили его бичами (Библия). ( вернуться)
49. Убийца Полидора — прим. А., XXX, 13–21:
Когда погибли Троя и Приам, Гекубе, в плену у греков, довелось найти на морском берегу труп своего последнего сына Полидора. Приам доверил его фракийскому
царю Полиместору, но тот убил его, чтобы завладеть привезёнными им сокровищами. ( вернуться)
50. Красс — римский полководец, скопивший огромные богатства
и павший в войне против парфян (53 г. до н. э.). Когда его голову принесли парфянскому царю Ороду, тот велел налить ей в рот расплавленного
золота и сказал: «Ты жаждал золота, так пей же». ( вернуться)
51. Остров Делос носился по волнам, пока не дал приюта Латоне, родившей на
нём Аполлона и Диану (очи неба — Солнце и Луну). ( вернуться)
52. «Gloria in excelsis» (лат.) — «Слава в вышних [богу]» — по евангельскому рассказу,
песнь ангелов, которую слышали пастухи (ст. 140) в ночь рождения Христа. ( вернуться)
53. Неведение. — Данте не понимает, что означает это землетрясение и эта песнь,
огласившая все уступы горы. ( вернуться)
|
| |
|
Пия де Толомеи – дама родом из Сиены, предположительно жившая в XIII веке и убитая своим мужем.
...То вспомни также обо мне, о Пии!
Я в Сьене жизнь, в Маремме смерть нашла...
Иллюстрации Гюстава Доре ко 2-й части «Божественной комедии». Purgatory (Чистилище), 1868 год.
В 1855 году Гюстав Доре (1832-1883) начинает работу над серией иллюстраций к «Божественной комедии» Данте Алигьери, открыв тем самым грандиозный творческий проект
«Шедевры литературы».
|
|
|
| |
|
