Зарубежная литература |
| |
Данте Алигьери
(1265—1321) |
БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ [ 1]
(Перевод М. Лозинского) |
Ад
Чистилище
Рай
ЧИСТИЛИЩЕ[2]
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Земной Рай — Эвноя
1 «Deus, venerunt gentes»,[3] — то четыре,
То три жены, та череда и та,
Сквозь слезы стали петь стихи Псалтири.
4 И Беатриче, скорбью повита,
Внимала им, подобная в печали,
Быть может, лишь Марии у креста.
7 Когда же те простор для речи дали,
Сказала, вспыхнув, как огонь во тьме,
И встав, и так слова ее звучали:
10 «Modicum, et non videbitis me;
Et iterum, любимые сестрицы,
Modicum, et vos videbitis me».[4]
13 И, двинувшись в предшествии седмицы,[5]
Мне, женщине и мудрецу[6] — за ней
Идти велела манием десницы.
16 И ранее, чем на стезе своей
Она десятый шаг свой опустила,
Мне хлынул в очи свет ее очей.
19 «Иди быстрей, — она проговорила,
Спокойное обличие храня, —
Чтобы тебе удобней слушать было».
22 Я подошел, по ней мой шаг равня;
Она сказала: «Брат мой, почему бы
Тебе сейчас не расспросить меня?»
25 Как те, кому мешает страх сугубый
Со старшими свободно речь вести,
И голос их едва идет сквозь зубы,
28 Так, полный звук не в силах обрести:
«О госпожа, — ответил я, смущенный, —
То, что мне нужно, легче вам найти».
31 Она на это: «Пусть твой дух стесненный
Боязнь и стыд освободят от пут,
Так, чтобы ты не говорил, как сонный.
34 Знай, что порушенный змеей сосуд[7]
Был и не стал;[8] но от судьи вселенной
Вино и хлеб злодея не спасут.[9]
37 Еще придет преемник предреченный
Орла, чьи перья, в колесницу пав,
Ее уродом сделали и пленной.
40 Я говорю, провиденьем познав,
Что вот уже и звезды у порога,
Не знающие никаких застав,
43 Когда Пятьсот Пятнадцать,[10] вестник бога,
Воровку и гиганта истребит
За то, что оба согрешали много.
46 И если эта речь моя гласит,
Как Сфинга и Фемида, темным складом,
И смысл ее от разума сокрыт, —
49 Событья уподобятся Наядам
И трудную загадку разрешат,
Но будет мир над нивой и над стадом.[11]
52 Следи; и точно, как они звучат,
Мои слова запомни для наказа
Живым, чья жизнь — лишь путь до смертных врат
55 И при писанье своего рассказа
Не скрой, каким растенье ты нашел,
Ограбленное здесь уже два раза.[12]
58 Кто грабит ветви иль терзает ствол,
Повинен в богохульственной крамоле:
Бог для себя святыню их возвел.
61 Грызнув его, пять тысяч лет и доле
Ждала в мученьях первая душа,[13]
Чтоб грех избыл другой, по доброй воле.
64 Спит разум твой, размыслить не спеша,
Что неспроста оно взнеслось так круто,
Таким наметом стебель заверша.
67 Не будь твое сознание замкнуто,
Как в струи Эльсы,[14] в помыслы сует,
Не будь их прелесть — как Пирам для тута,[15]
70 Ты, по наличью этих лишь примет,
Постиг бы нравственно, сколь правосудно
Господь на древо наложил запрет.
73 Но так как ты, — мне угадать нетрудно, —
Окаменел и потускнел умом
И свет моих речей приемлешь скудно,
76 Хочу, чтоб ты в себе их нес потом,
Подобно хоть не книге, а картине,
Как жезл приносят с пальмовым листом».[16]
79 И я: «Как оттиск в воске или глине,
Который принял неизменный вид,
Мой разум вашу речь хранит отныне.
82 Но для чего в такой дали парит
Ваш долгожданный голос, и чем боле
К нему я рвусь, тем дальше он звучит?»
85 «Чтоб ты постиг, — сказала, — что за школе[17]
Ты следовал, и видел, можно ль ей
Познать сокрытое в моем глаголе;
88 И видел, что до божеских путей
Вам так далеко, как земному краю
До неба, мчащегося всех быстрей».[18]
91 На что я молвил: «Я не вспоминаю,
Чтоб я когда-либо чуждался вас,
И в этом я себя не упрекаю».
94 Она же: «Если ты на этот раз
Забыл, — и улыбнулась еле зримо, —
То вспомни, как ты Лету пил сейчас;
97 Как судят об огне по клубам дыма,
Само твое забвенье — приговор
Виновной воле, устремленной мимо.[19]
100 Но говорить с тобою с этих пор
Я буду обнаженными словами,
Чтобы их видеть мог твой грубый взор».
103 Все ярче, замедленными шагами,
Вступало солнце в полуденный круг,
Который создан нашими глазами,
106 Когда в пути остановились вдруг, —
Как проводник, который полн сомнений,
Увидев незнакомое вокруг, —
109 Семь жен у выхода из бледной тени,
Какую в Альпах стелет вдоль ручья
Вязь черных веток и зеленой сени.
112 Там растекались, — мог бы думать я, —
Тигр и Евфрат из одного истока,
Лениво разлучаясь, как друзья.[20]
115 «О светоч смертных, блещущий высоко,
Что это за раздвоенный поток,
Сам от себя стремящийся далеко?»
118 На что сказали так[21]: «Тебе урок
Подаст Мательда».[22] И, путем ответа
Как бы желая отвести упрек,
121 Прекрасная сказала: «И про это,[23]
И про иное с ним я речь вела,
И не могла ее похитить Лета».
124 И Беатриче: «Больших мыслей мгла,
Ложащихся на память пеленою,
Ему, быть может, ум заволокла.
127 Но видишь льющуюся там Эвною:
Сведи его и сделай, как всегда,
Угаснувшую силу[24] вновь живою».
130 Как избранные души без труда
Желанное другим желают сами,
Лишь только есть малейшая нужда,
133 Так, до меня дотронувшись перстами,
Она пошла и на учтивый лад
Сказала Стацию: «Ты следуй с нами».
136 Не будь, читатель, у меня преград
Писать еще, я бы воспел хоть мало
Питье, чью сладость вечно пить бы рад;
139 Но так как счет положен изначала[25]
Страницам этой кантики второй,
Узда искусства здесь меня сдержала.
142 Я шел назад,[26] священною волной
Воссоздан так, как жизненная сила
Живит растенья зеленью живой,
145 Чист и достоин посетить светила.[27]
Рай. Песнь первая >>>
Источник: Данте Алигьери. Божественная комедия. Перевод М.Лозинского. — М.: "Правда", 1982.
|
|
1. Да́нте Алигье́ри (1265—1321) — итальянский поэт, мыслитель,
богослов, один из основоположников литературного итальянского языка, политический деятель. Создатель «Комедии» (позднее получившей эпитет «Божественной»).
По собственному признанию Данте, толчком к пробуждению в нем поэта явилась трепетная и благородная любовь к дочери друга его отца Фолько
Портинари - юной и прекрасной Беатриче. Поэтическим документом этой любви осталась автобиографическая исповедь "Новая Жизнь" ("Vita nuova"),
написанная у свежей могилы возлюбленной, скончавшейся в 1290 году.
«Боже́ственная коме́дия» (итал. La Commedia, позже La Divina Commedia) — поэма, написанная Данте Алигьери в период приблизительно с 1308 по 1321 год и дающая
наиболее широкий синтез средневековой культуры и онтологию мира. Это настоящая средневековая энциклопедия научных, политических, философских, моральных,
богословских знаний.
Поэма делится на три части, или кантики, — «Ад», «Чистилище» и «Рай» — каждая из которых состоит из 33 песен (34 песни в первой части «Ад», как
символ дисгармонии). Вся она написана трёхстрочными строфами с особой схемой рифмовки, так называемыми терцинами. ( вернуться)
2. Чистилище (лат.) — Пройдя по узкому коридору из центра земли во второе её полушарие,
Данте и Вергилий оказываются на поверхности земли. Там, в середине острова, окружённого океаном, возвышается гора в форме усечённого конуса — Чистилище,
состоящее, как и Ад, из ряда кругов, сужающихся к вершине горы.
Ангел, охраняющий вход в чистилище, впускает Данте в первый круг чистилища, перед этим начертав мечом на его лбу семь P (Peccatum — грех), символизирующие
семь смертных грехов. С прохождением каждого круга исчезает по одной букве; когда, достигнув вершины Чистилища, Данте вступает в расположенный там «земной рай»,
он уже свободен от начертанных стражем чистилища знаков. Круги последнего населены душами грешников, искупающих свои прегрешения. Здесь очищаются гордецы,
принуждённые сгибаться под бременем давящих их спину тяжестей, завистники, гневливые, нерадивые, алчные и пр.
Вергилию, не узнавшему крещения, нет доступа в рай, поэтому он исчезает, доведя Данте до райских врат. ( вернуться)
3. «Deus, venerunt gentes» — (лат.) — «Боже, пришли язычники». ( вернуться)
4. «Modicum, et non videbitis me; et iterum modicum, et vos videbitis me» (лат.) —
«Вскоре вы не увидите меня, и опять вскоре увидите меня».
Этими словами (цитата из Евангелия) Беатриче высказывает уверенность в том, что похищенная гигантом колесница будет возвращена и примет свой прежний вид.
( вернуться)
5. В предшествии седмицы — то есть семи добродетелей, несущих светильники. ( вернуться)
6. Мне, женщине и мудрецу — Данте, Мательде и Стацию. ( вернуться)
7. Порушенный змеей сосуд — то есть колесница церкви, у которой дракон оторвал
часть днища (Ч., XXXII, 130-135). ( вернуться)
8. Был и не стал — чудовищно искаженная церковь перестала быть собою (ср. Р., XXVII, 22…27).
( вернуться)
9. Вино и хлеб злодея не спасут. — В Италии существовал обычай, по которому родственники
убитого теряли право кровной мести, если убийца или его родич девять дней кряду приходил на могилу жертвы и съедал там хлеб, смоченный в вине.
Беатриче хочет сказать: «Ничто не оградит злодея от божьего суда». ( вернуться)
10. Пятьсот Пятнадцать — загадочное обозначение грядущего избавителя церкви
и восстановителя империи, который истребит воровку (блудницу песни XXXII, занявшую чужое место) и гиганта (французского короля).
Цифра DXV образует, при перестановке знаков — слово DVX (вождь), и старейшие комментаторы так ее и толкуют. ( вернуться)
11. Сфинга (Сфинкс) — в античном мифе — крылатое чудовище с женским лицом,
обитавшее возле Фив и убивавшее всех, кто не мог разгадать его загадку.
Когда Эдип (Лаяд) ее разгадал, Сфинга бросилась со скалы и разбилась насмерть. Отмщая за ее гибель, прорицательница Фемида наслала на фивян хищного
зверя, который губил нивы и стада (Метам., VII, 759-765).
В старинных списках «Метаморфоз» вместо Laiades читалось Naiades, и разрешение загадки Данте приписывал Наядам.
Смысл ст. 49-51: «События покажут, кто такой „Пятьсот Пятнадцать“, но разрешение этой трудной загадки приведет не к бедствиям, а к миру». ( вернуться)
12. Два раза — Адамом, вкусившим от его плодов, и гигантом, отвязавшим от него колесницу.
( вернуться)
13. Первая душа — то есть Адам. ( вернуться)
14. Как в струи Эльсы. — Предметы, опущенные в известковую воду Эльсы (приток Арно),
покрываются твердой оболочкой. ( вернуться)
15. Не будь их прелесть — как Пирам для тута. — То есть если бы прелесть суетных
помыслов не омрачала сознание Данте, подобно тому как Пирам своею кровью окрасил белые ягоды тутового дерева в темный цвет (см. прим. Ч., XXVII, 37-39).
( вернуться)
16. Как жезл… — Беатриче хочет, чтобы Данте, вернувшись к людям, передал им ее
слова, даже не вникая в их смысл, а просто сохранив их в памяти; так паломник возвращается из Палестины с пальмовой ветвью, привязанной к посоху. ( вернуться)
17. Что за школе — школе поэтов и философов. ( вернуться)
18. До неба, мчащегося всех быстрей — то есть до Перводвигателя (см. Р., XXVIII). ( вернуться)
19. Смысл: «Само твое забвенье доказывает, что ты был виновен, когда следовал
ложной школе и свою волю устремлял не ко мне, а мимо. Если бы это был не грех, Лета не смыла бы этого воспоминания». ( вернуться)
20. Там растекались… — Растекающиеся из одного истока Лета и Эвноя напоминают
поэту Тигр и Евфрат, которые средневековая география считала текущими из общего источника. ( вернуться)
21. На что сказали так. — То есть сказала Беатриче. ( вернуться)
22. Мательда. — Здесь впервые названа по имени прекрасная женщина, встретившая
поэта в Земном Раю. ( вернуться)
23. И про это. — Река Лета истребляет память о совершенных грехах.
См. Ч., XXVIII, 121…133. ( вернуться)
24. Угаснувшую силу — то есть силу памяти о совершенных им добрых делах
(см. прим. Ч., XXVIII, 121-133). ( вернуться)
25. Счет положен изначала. — В построении «Божественной Комедии» Данте соблюдает
строгую симметрию.
В каждой из трех ее частей (кантик) — по 33 песни; «Ад» содержит, кроме того, еще одну песнь, служащую вступлением ко всей поэме.
Объем каждой из ста песен приблизительно одинаков. ( вернуться)
26. Я шел назад — к Беатриче. ( вернуться)
27. Светила — Словом «светила» (stelle — звезды) заканчивается каждая из
трех кантик «Божественной Комедии». ( вернуться)
|
| |
|
Данте преклоняет колени перед Небесным кормчим.
Иллюстрации Гюстава Доре ко 2-й части «Божественной комедии». Purgatory (Чистилище), 1868 год.
В 1855 году Гюстав Доре (1832-1883) начинает работу над серией иллюстраций к «Божественной комедии» Данте Алигьери, открыв тем самым грандиозный творческий проект
«Шедевры литературы».
|
|
|
| |
|
