Зарубежная литература |
| |
Данте Алигьери
(1265—1321) |
БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ [ 1]
(Перевод М. Лозинского) |
Ад
Чистилище
Рай
РАЙ[2]
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Восьмое, звездное небо (продолжение)
1 Пока я был смущен угасшим взором,
Осиливший его костер лучей[3]
Повеял дуновением, в котором
4 Послышалось: «Доколе свет очей,
Затменный мной, к тебе не возвратится,
Да возместит утрату звук речей.
7 Итак, начни; скажи, куда стремится
Твоя душа,[4] и отстрани испуг:
Взор у тебя не умер, а мутится.
10 В очах у той, что ввысь из круга в круг
Тебя стезею дивной возносила,
Таится мощь Ананииных рук».[5]
13 «С терпеньем жду, — моим ответом было, —
Целенья глаз, куда, как в недра врат,
Она с огнем сжигающим вступила.
16 Святое Благо неземных палат
Есть альфа и омега книг, чьи строки
Уста любви мне шепчут и гласят».[6]
19 И голос тот, которым я, безокий,
Утешился в нежданной слепоте,
Вновь налагая на меня уроки,
22 Сказал: «Тебя на частом решете
Проверю я. Какие побужденья
Твой лук направили к такой мете?»[7]
25 И я: «Чрез философские ученья
И через то, что свыше внушено,
Я той любви приял напечатленья;
28 Затем что благо, чуть оценено,
Дает вспылать любви, тем боле властной,
Чем больше в нем добра заключено.
31 Поэтому к Прасути, столь прекрасной,
Что все блага, которые не в ней, —
Ее луча всего лишь свет неясный,
34 Должна с любовью льнуть всего сильней
Душа того, кто правду постигает,
Проникшую мой довод до корней.
37 Ту правду предо мною расстилает
Мне показавший первую Любовь[8]
Всего, что вековечно пребывает;
40 Правдивый голос расстилает вновь,
Сам о себе сказавший Моисею:
«Узреть всю славу дух твой приготовь»;[9]
43 И расстилаешь ты, когда твоею
Высокой речью миру оглашен
Смысл вышних тайн так громко, как ничьею».
46 «Земным рассудком, — вновь повеял он, —
И подтверждающими голосами[10]
Жарчайший пыл твой к богу обращен.
49 Но и другими, может быть, ремнями
К нему влеком ты. Сколькими, открой,
Твоя любовь язвит тебя зубами?»
52 Не утаился умысел святой
Орла Христова,[11] так что я заметил,
Куда ответ он направляет мой.
55 «Все те укусы, — я ему ответил, —
Что нас стремят к владыке бытия,
Крепят любовь, которой дух мой светел.
58 Жизнь мирозданья, как и жизнь моя,
Смерть, что он принял, жить мне завещая,
Все, в чем надежда верящих, как я,
61 И сказанная истина живая[12] —
Меня из волн дурной любви спасли,
На берегу неложной утверждая.
64 И все те листья,[13] что в саду взросли
У вечного садовника, люблю я,
Поскольку к ним его дары сошли».
67 Едва я смолк, раздался, торжествуя,
Напев сладчайший в небе: «Свят, свят, свят!»
И Беатриче вторила, ликуя.
70 Как при колючем свете сон разъят
Тем, что стремится зрительная сила
На луч, пронзающий за платом плат,[14]
73 И зренье пробужденному немило,
Настолько смутен он, вернувшись в быль,
Пока сознанье ум не укрепило, —
76 Так Беатриче с глаз моих всю пыль
Прочь согнала очей своих лучами,
Сиявшими на много тысяч миль;
79 Я даже стал еще острей глазами;
И вопросил, смущенный, про того,
Кто как четвертый свет возник пред нами.
82 И Беатриче мне: «В лучах его
Душа, всех прежде созданная,[15] славит
Создателя и бога своего».
85 Как сень ветвей, когда ее придавит
Идущий ветер, никнет, тяжела,
Потом, вознесшись, вновь листву расправит, —
88 Таков был я, пока та речь текла,
Дивясь; потом, отвагу вновь обретши
В той жажде молвить, что мне душу жгла,
91 Я начал: «Плод, единый, что, не цветши,
Был создан зрелым, праотец людей,
Дочь и сноху в любой жене нашедший,[16]
94 Внемли мольбе усерднейшей моей,
Ответь! Вопрос ты ведаешь заране,
И я молчу, чтоб внять тебе скорей».
97 Когда зверек накрыт обрывком ткани,
То, оболочку эту полоша,
Он выдает всю явь своих желаний;
100 И точно так же первая душа
Свою мне радость сквозь лучи покрова
Изобличала, благостью дыша.
103 Потом дохнула: «В нем[17] я и без слова
Уверенней, чем ты уверен в том,
Что несомненнее всего иного.
106 Его я вижу в Зеркале святом,
Которое, все отражая строго,
Само не отражается ни в чем.
109 Ты хочешь знать, давно ль я, волей бога,
Вступил в высокий сад, где в должный миг
Тебе открылась горняя дорога,[18]
112 Надолго ль он в глазах моих возник,
И настоящую причину гнева,
И мною изобретенный язык.
115 Знай, сын мой: не вкушение от древа,
А нарушенье воли божества
Я искупал, и искупала Ева.
118 Четыре тысячи и триста два
Возврата солнца твердь меня манила
Там, где Вергилий свыше внял слова;[19]
121 Оно же все попутные светила
Повторно девятьсот и тридцать раз,
Пока я жил на свете, посетило.[20]
124 Язык, который создал я, угас
Задолго до немыслимого дела
Тех, кто Немвродов исполнял приказ;[21]
127 Плоды ума зависимы всецело
От склоннностей, а эти — от светил,
И потому не длятся без предела.
130 Естественно, чтоб смертный говорил;
Но — так иль по-другому, это надо,
Чтоб не природа, а он сам решил.
133 Пока я не сошел к томленью Ада,
«И» в дольном мире звался Всеблагой,
В котором вечная моя отрада;
136 Потом он звался «Эль»; и так любой
Обычай смертных сам себя сменяет,
Как и листва сменяется листвой.
139 На той горе, что выше всех всплывает,
Я пробыл и святым, и несвятым
От утра и до часа, что вступает,
142 Чуть солнце сменит четверть, за шестым».[22]
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Восьмое, звездное небо (окончание) — Вознесение в девятое небо
1 «Отцу, и сыну, и святому духу» —
Повсюду — «слава!» — раздалось в Раю,
И тот напев был упоеньем слуху.
4 Взирая, я, казалось, взором пью
Улыбку мирозданья, так что зримый
И звучный хмель вливался в грудь мою.
7 О, радость! О, восторг невыразимый!
О, жизнь, где всё — любовь и всё — покой!
О, верный клад, без алчности хранимый!
10 Четыре светоча[23] передо мной
Пылали, и, мгновенье за мгновеньем,
Представший первым[24] силил пламень свой;
13 И стал таким, каким пред нашим зреньем
Юпитер был бы, если б Марс и он,
Став птицами, сменились опереньем.[25]
16 Та власть, которой там распределен
Черед и чин, благословенным светам
Велела смолкнуть, и угас их звон,
19 Когда я внял: «Что я меняюсь цветом,
Не удивляйся; внемля мой глагол,
Все переменят цвет в соборе этом.
22 Тот, кто, как вор, воссел на мой престол,[26]
На мой престол, на мой престол, который
Пуст перед сыном божиим, возвел
25 На кладбище моем[27] сплошные горы
Кровавой грязи; сверженный с высот,[28]
Любуясь этим, утешает взоры».
28 Тот цвет, которым солнечный восход
Иль час заката облака объемлет,
Внезапно охватил весь небосвод.
31 И словно женщина, чья честь не дремлет
И сердце стойко, чувствует испуг,
Когда о чьем-либо проступке внемлет,
34 Так Беатриче изменилась вдруг;
Я думаю, что небо так затмилось,
Когда Всесильный[29] поникал средь мук.
37 Меж тем все дальше речь его стремилась,
И перемена в голосе была
Не меньшая, чем в облике явилась.
40 «Невеста божья не затем взросла
Моею кровью, кровью Лина, Клета,
Чтоб золото стяжалось без числа;
43 И только чтоб стяжать блаженство это,
Сикст, Пий, Каликст и праведный Урбан,[30]
Стеня, пролили кровь в былые лета.
46 Не мы хотели, чтобы христиан
Преемник наш пристрастною рукою
Делил на правый и на левый стан;[31]
49 Ни чтоб ключи, полученные мною,
Могли гербом на ратном стяге стать,
Который на крещеных поднят к бою;
52 Ни чтобы образ мой скреплял печать
Для льготных грамот, покупных и лживых,
Меня краснеть неволя и пылать!
55 В одежде пастырей-волков грызливых
На всех лугах мы видим средь ягнят.
О божий суд, восстань на нечестивых!
58 Гасконцы с каорсинцами[32] хотят
Пить нашу кровь; о доброе начало,[33]
В какой конечный впало ты разврат!
61 Но промысел, чья помощь Рим спасала
В великой Сципионовой борьбе,[34]
Спасет, я знаю, — и пора настала.
64 И ты, мой сын, сойдя к земной судьбе
Под смертным грузом, смелыми устами
Скажи о том, что я сказал тебе!»
67 Как дельный воздух мерзлыми парами
Снежит к земле, едва лишь Козерог
К светилу дня притронется рогами,[35]
70 Так здесь эфир себя в красу облек,
Победные взвевая испаренья,
Помедлившие с нами долгий срок.
73 Мой взгляд следил все выше их движенья,
Пока среда чрезмерной высоты
Ему не преградила восхожденья.
76 И госпожа, когда от той меты
Я взор отвел, сказала: «Опуская
Глаза, взгляни, куда пронесся ты!»
79 И я увидел, что с тех пор, когда я
Вниз посмотрел, над первой полосой
Я от средины сдвинулся до края.[36]
82 Я видел там, за Гадесом[37], шальной
Улиссов путь;[38] здесь — берег, на котором
Европа стала ношей дорогой.[39]
85 Я тот клочок[40] обвел бы шире взором,
Но солнце в бездне упреждало нас
На целый знак и больше,[41] в беге скором.
88 Влюбленный дух, который всякий час
Стремился пламенно к своей богине,
Как никогда ждал взора милых глаз;
91 Все, чем природа или кисть доныне
Пленяли взор, чтоб уловлять сердца,
Иль в смертном теле, или на картине,
94 Казалось бы ничтожным до конца
Пред дивной радостью, что мне блеснула,
Чуть я увидел свет ее лица;
97 И мощь, которой мне в глаза пахнуло,
Меня, рванув из Ледина гнезда,[42]
В быстрейшее из всех небес[43] метнула.
100 Так однородна вся его среда,
Что я не ведал, где я оказался,
Моей вожатой вознесен туда.
103 И мне, чтоб я в догадках не терялся,
Так радостно сказала госпожа,
Как будто бог в ее лице смеялся:
106 «Природа мира, все, что есть, кружа
Вокруг ядра, которое почило,[44]
Идет отсюда, как от рубежа.
109 И небо это божья мысль вместила,
Где и любовь, чья власть его влечет,
Берет свой пыл, и скрытая в нем сила.[45]
112 Свет и любовь объемлют этот свод,
Как всякий низший кружит, им объятый;
И те высоты их творец блюдет.[46]
115 Движенье здесь[47] не мерят мерой взятой,
Но все движенья меру в нем берут,
Как десять — в половине или в пятой.[48]
118 Как время, в этот погрузясь сосуд
Корнями, в остальных живет вершиной,
Теперь понять тебе уже не в труд.[49]
121 О жадность! Не способен ни единый
Из тех, кого ты держишь, поглотив,
Поднять зеницы над твоей пучиной!
124 Цвет доброй воли в смертном сердце жив;
Но ливней беспрестанные потоки
Родят уродцев из хороших слив.
127 Одни младенцы слушают уроки
Добра и веры, чтоб забыть вполне
Их смысл скорей, чем опушатся щеки.
130 Кто, лепеча, о постном помнил дне,
Вкушает языком, возросшим в силе,
Любую пищу при любой луне.[50]
133 Иной из тех, что, лепеча, любили
И чтили мать, — владея речью, рад
Ее увидеть поскорей в могиле.
136 И так вот кожу белую чернят,
Вняв обольщеньям дочери прекрасной
Дарующего утро и закат.[51]
139 Размысли, и причина станет ясной:
Ведь над землею власть упразднена,[52]
И род людской идет стезей опасной.
142 Но раньше, чем январь возьмет весна
Посредством сотой,[53] вами небреженной,
Так хлынет светом горняя страна,
145 Что вихрь[54], уже давно предвозвещенный,
Носы туда, где кормы, повернет,
Помчав суда дорогой неуклонной;
148 И за цветком поспеет добрый плод».
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Девятое, кристальное небо, или Перводвигатель — Ангелы
1 Когда, скорбя о жизни современной
Несчастных смертных, правду вскрыла мне
Та, что мой дух возносит в рай блаженный, —
4 То как, узрев в зеркальной глубине
Огонь свечи, зажженной где-то рядом,
Для глаз и дум негаданный вполне,
7 И обратясь, чтобы проверить взглядом
Согласованье правды и стекла,
Мы видим слитность их, как песни с ладом, —
10 Так и моя мне память сберегла,
Что я так сделал, взоры погружая
В глаза, где путы мне любовь сплела.
13 И я, — невольно зренье обращая
К тому, что можно видеть в сфере той,
Ее от края оглянув до края, —
16 Увидел Точку[55], лившую такой
Острейший свет, что вынести нет мочи
Глазам, ожженным этой остротой.
19 Звезда, чью малость еле видят очи,
Казалась бы луной, соседя с ней,
Как со звездой звезда в просторах ночи.
22 Как невдали обвит кольцом лучей
Небесный свет, его изобразивший,
Когда несущий пар всего плотней,
25 Так Точку обнял круг огня[56], круживший
Столь быстро, что одолевался им
Быстрейший бег,[57] вселенную обвивший.
28 А этот опоясан был другим,
Тот — третьим, третий в свой черед — четвертым,
Четвертый — пятым, пятый, вновь, — шестым.
31 Седьмой был вширь уже настоль простертым,
Что никогда б его не охватил
Гонец Юноны[58] круговым развертом.
34 Восьмой кружил в девятом; каждый плыл
Тем более замедленно, чем дале
По счету он от единицы был.
37 Чем ближе к чистой Искре, тем пылали
Они ясней, должно быть оттого,
Что истину ее полней вбирали.
40 При виде колебанья моего:
«От этой Точки, — молвил мой вожатый, —
Зависят небеса и естество.
43 Всмотрись в тот круг, всех ближе к ней прижатый:
Он потому так быстро устремлен,
Что кружит, страстью пламенной объятый».
46 И я в ответ: «Будь мир расположен,
Как эти круговратные обводы,
Предложенным я был бы утолен.
49 Но в мире ощущаемой природы
Чем выше над срединой[59] взор воздет,
Тем все божественнее небосводы.
52 Поэтому мне надобен ответ
Об этом дивном ангельском чертоге,
Которому предел — любовь и свет:[60]
55 Зачем идут не по одной дороге
Подобье и прообраз?[61] Мысль вокруг
Витает и нуждается в подмоге».
58 «Что этот узел напряженью рук
Не поддается, — ты не удивляйся:
Он стал, никем не тронут, слишком туг».
61 Так госпожа; и дальше: «Насыщайся
Тем, что воспримешь из моих речей,
И мыслию над этим изощряйся.
64 Плотские своды[62] — шире иль тесней,
Смотря по большей или меньшей силе,
Разлитой на пространстве их частей.
67 По мере силы — мера изобилий;
Обилье больше, где большой объем
И нет частей, что б целому вредили.
70 Наш свод, влекущий в вихре круговом
Все мирозданье, согласован дружно
С превысшим в знанье и в любви кольцом.[63]
73 И ты увидишь, — ибо мерить нужно
Лишь силу, а не видимость того,
Что здесь перед тобой стремится кружно, —
76 Как в каждом небе дивное сродство
Большого — с многим, с малым — небольшого
Его связует с Разумом его».[64]
79 Как полушарье воздуха земного
Яснеет вдруг, когда Борей дохнет
Щекой, которая не так сурова,[65]
82 И, тая, растворяется налет
Окрестной мглы, чтоб небо озарилось
Неисчислимостью своих красот, —
85 Таков был я, когда со мной делилась
Своим ответом ясным госпожа
И правда, как звезда в ночи, открылась.
88 Чуть речь ее дошла до рубежа,
То так железо, плавясь в мощном зное,
Искрит, как кольца брызнули, кружа.
91 И все те искры мчались в общем рое,
И множились несметней их огни,
Чем шахматное поле, множась вдвое.[66]
94 Я слышал, как хвалу поют они
Недвижной Точке, вкруг нее стремимы
Из века в век, как было искони.
97 И видевшая разум мой томимый
Сказала: «В первых двух кругах кружат,
Объемля Серафимов, Херувимы.
100 Покорны узам,[67] бег они стремят,
Уподобляясь Точке, сколько властны;
А властны — сколько вознесен их взгляд.
103 Ближайший к ним любви венец прекрасный
Сплели Престолы[68] божьего лица;
На них закончен первый сонм трехчастный.
106 Знай, что отрада каждого кольца —
В том, сколько зренье в Истину вникает,
Где разум утоляем до конца.
109 Мы видим, что блаженство возникает
От зрения, не от любви; она
Лишь спутницей его сопровождает;
112 А зренью мощь заслугами дана,
Чьи корни — в милости и в доброй воле;
Так лестница помалу пройдена.[69]
115 Три смежных сонма, зеленея в доле
Вовеки нескончаемой весны,
Где и ночной Овен[70] не властен боле,
118 «Осанною» всегда оглашены
На три напева, что в тройной святыне
Поют троеобразные чины.
121 В иерархии этой — три богини:[71]
Сперва — Господства, дальше — Сил венец,
А вслед за ними — Власти, в третьем чине.
124 В восторгах предпоследних двух колец
Начала и Архангелы витают;
И Ангельская радость наконец.
127 Все эти сонмы к высоте[72] взирают
И, книзу[73] власть победную лия,
Влекомы к богу, сами увлекают.
130 И Дионисий[74] в тайну бытия
Их степеней так страстно погружался,
Что назвал их и различил, как я.
133 Григорий[75] с ним потом не соглашался;
Зато, чуть в небе он глаза раскрыл,
Он сам же над собою посмеялся.
136 И если столько тайных правд явил
Пред миром смертный, чуда в том не много:
Здесь их узревший[76] — их ему внушил
139 Средь прочих истин этого чертога».
Песнь двадцать девятая >>>
Источник: Данте Алигьери. Божественная комедия. Перевод М.Лозинского. – М.: Правда, 1982.
|
|
1. Да́нте Алигье́ри (1265–1321) – итальянский поэт, мыслитель,
богослов, один из основоположников литературного итальянского языка, политический деятель. Создатель «Комедии» (позднее получившей эпитет «Божественной»).
По собственному признанию Данте, толчком к пробуждению в нем поэта явилась трепетная и благородная любовь к дочери друга его отца Фолько
Портинари — юной и прекрасной Беатриче. Поэтическим документом этой любви осталась автобиографическая исповедь "Новая Жизнь" ("Vita nuova"),
написанная у свежей могилы возлюбленной, скончавшейся в 1290 году.
«Боже́ственная коме́дия» (итал. La Commedia, позже La Divina Commedia) – поэма, написанная Данте Алигьери в период приблизительно с 1308 по 1321 год и
дающая наиболее широкий синтез средневековой культуры и онтологию мира. Это настоящая средневековая энциклопедия научных, политических, философских, моральных,
богословских знаний.
Поэма делится на три части, или кантики, – «Ад», «Чистилище» и «Рай» – каждая из которых состоит из 33 песен (34 песни в первой части «Ад», как
символ дисгармонии). Вся она написана трёхстрочными строфами с особой схемой рифмовки, так называемыми терцинами. ( вернуться)
2. «Рай», около 1315–1321, эта часть вышла в свет уже после смерти поэта.
В земном раю Данте встречает Беатриче, восседающую на колеснице, запряжённой грифом (аллегория торжествующей церкви); она убеждает Данте покаяться и
возносит его, уже просветлённого, на небеса.
В третьей кантике поэмы Данте странствует по семи сферам рая, опоясывающим землю и соотносимым с семью планетами (согласно принятой тогда Птолемеевой системе):
сферы Луны, Меркурия, Венеры и т. п., за ними расположены сферы неподвижных звёзд, хрустальная сфера и Эмпирей, – бесконечная область, предназначенная для
блаженных, созерцающих Бога, – последняя сфера, дающая жизнь всему сущему. Пролетая по сферам, ведомый Бернардом, Данте видит императора Юстиниана,
знакомящего его с историей Римской империи, учителей веры, мучеников за веру (их сияющие души образуют сверкающий крест); возносясь всё выше и выше,
Данте видит Христа и деву Марию, ангелов и, наконец, перед ним раскрывается «небесная Роза» – местопребывание блаженных. Здесь Данте приобщается
высшей благодати, достигая общения с Творцом. ( вернуться)
3. Костер лучей – облик апостола Иоанна. ( вернуться)
4. Когда стремится твоя душа – то есть: "К чему направлена твоя любовь". Иоанн вопрошает
поэта о любви, подобно тому как Петр и Яков – о вере и надежде. ( вернуться)
5. Таится мощь Ананииных рук – смысл: "Беатриче своим взглядом возвратит поэту зрение,
подобно тому как, по церковной легенде, Анания возложением рук исцелил апостола Павла от слепоты". ( вернуться)
6. Святое Благо неземных палат... – смысл: "Вся моя любовь направлена к богу".
( вернуться)
7. К такой мете – то есть к богу. ( вернуться)
8. Мне показавший первую Любовь... – древнейшие комментаторы относят это определение к
Аристотелю. ( вернуться)
9. Правдивый голос – то есть голос бога. ( вернуться)
10. Подтверждающими голосами – то есть откровением. Священным писанием. ( вернуться)
11. Орла Христова – орел – символ евангелиста Иоанна. ( вернуться)
12. И сказанная истина живая – см. ст. 16–18, 31–36. ( вернуться)
13. И все те листья – то есть все создания. ( вернуться)
14. Пронзающий за платом плат – то есть одну оболочку глазного яблока
за другой. ( вернуться)
15. Душа, всех прежде созданная – то есть Адам. ( вернуться)
16. Дочь и сноху – ибо если Адам – отец всех людей, то всякая замужняя
женщина – одновременно и его дочь, и жена его сына. ( вернуться)
17. В нем – то есть "В твоем вопросе". ( вернуться)
18. Вступил в высокий сад – то есть в Земной Рай. ( вернуться)
19. Смысл: "Я пробыл в Лимбе 4302 года". ( вернуться)
20. Смысл: "Я жил на свете 930 лет". ( вернуться)
21. Задолго до немыслимого дела – то есть до попытки построить
Вавилонскую башню (см. прим. А., XXXI, 46–81). ( вернуться)
22. На той горе... – смысл: "В Земном Раю я пробыл всего лишь семь часов – от утра до того
(седьмого солнечного) часа, который вступает... за шестым", что бывает, чуть солнце сменит четверть, то есть как только оно, в полдень, перейдет из первой четверти
своего суточного пути во вторую. ( вернуться)
23. Четыре светоча – то есть Петр, Яков, Иоанн и Адам. ( вернуться)
24. Представший первым – то есть Петр. ( вернуться)
25. И стал таким – то есть стал багровым из серебристо-белого. ( вернуться)
26. Того, кто, как вор, воссел на мой престол – недостойный папа Бонифаций VIII
(1294–1303) (см. прим. А., XIX, 52). ( вернуться)
27. На кладбище моем – то есть в Риме, где, по преданию, погребен
апостол Петр. ( вернуться)
28. Сверженный с высот – то есть Люцифер. ( вернуться)
29. Всесильный – то есть распятый Христос. ( вернуться)
30. Петр приводит имена римских епископов первых веков христианства. ( вернуться)
31. Делил на правый и на левый стан – то есть на угодных папскому
престолу гвельфов и неугодных гибеллинов. ( вернуться)
32. Гасконцы и каорсинцы – двое из ближайших преемников Бонифация VIII: Климент V, гасконец
(см. прим. А., XIX, 79–84), и Иоанн XXII, из Каорсы (Кагор) (Р., XVIII, 130–136 и прим.), а также их ставленники. ( вернуться)
33. Пить нашу кровь – то есть разорять церковь, созданную кровью
мучеников.
Доброе начало – то есть папская власть. ( вернуться)
34. В великой Сципионовой борьбе – то есть в победоносной войне
Сципиона Африканского против Ганнибала. ( вернуться)
35. Едва лишь Козерог – то есть в декабре. ( вернуться)
36. Я и увидел... – смысл: "Данте увидел, что, с тех пор как он впервые взглянул на Землю
с созвездия Близнецов (Р., XXII, 151–153), он успел обогнуть четверть земной окружности: проносясь над первой полосой, то есть над первым, ближайшим к
экватору, климатическим поясом (которых, согласно древней географии, было семь), он от средины обитаемой суши, то есть от меридиана Иерусалима, сдвинулся до
края, то есть до меридиана Гадеса".
Сопоставление хронографических данных "Рая" (Р., 1,43–47; XXII, 151–153; XXVII, 79-87) позволяет предположить, что, по мысли Данте, его круговой полет от горы
Чистилища до Эмпирея занял 24 часа. ( вернуться)
37. Гадес – испанский город Кадис (лат. – Cades), как Марокко и Севилья, синоним крайнего
запада у Данте. ( вернуться)
38. Улиссов путь – Улисс (Одиссей), миновав Геркулесовы столбы, выплыл в Океан и погиб в виду
горы Чистилища (А., XXVI, 90–142). ( вернуться)
39. Берег, на котором – то есть Финикийское побережье, где Юпитер, в образе быка, похитил
царевну Европу и, посадив ее себе на спину, отплыл с нею на Крит (Метам., II, 833–875). ( вернуться)
40. Тот клочок – то есть земную сушу (ср. Р., XXII, 152). ( вернуться)
41. Упреждало нас на целый знак и больше – проносясь над меридианом Гадеса, Данте находился в
созвездии Близнецов, а Солнце – в созвездии Овна (градусов на 45 западнее), отделенное от наблюдателя еще одним знаком зодиака – созвездием Тельца, так что
значительная доля восточной части суши была погружена во мрак. ( вернуться)
42. Из Ледина гнезда – то есть из созвездия Близнецов (Кастора и
Поллукса), родившихся из яйца Леды, обольщенной лебедем – Юпитером. ( вернуться)
43. В быстрейшее из всех небес – то есть девятое, кристальное небо, или
Перводвигатель. ( вернуться)
44. Вокруг ядра, которое почило – то есть вокруг неподвижного земного шара. ( вернуться)
45. И небо это... – смысл: "Девятое небо (Перводвигатель) окружено Эмпиреем, обиталищем
божества, божьей мысли, в которой почерпают свою энергию (пыл) вращающая Перводвигатель любовь (см. прим. Р., 1, 76–77) и скрытая в нем сила влияний,
источаемых им на ниже лежащие небеса" (Р., II, 112–123). ( вернуться)
46. Свет и любовь – то есть Эмпирей, которым управляет его творец, то есть бог. ( вернуться)
47. Здесь – то есть в девятом небе. ( вернуться)
48. Как десять – в половине или в пятой – то есть как число "10" измеряется числом "5" или
числом "2". ( вернуться)
49. Как время... – смысл: "Незримые корни времени погружены в Перводвигатель, а его зримая
листва, или вершина, расположена в остальных небесах и воплощена в движении светил". ( вернуться)
50. При любой луне – то есть не считаясь с постами. ( вернуться)
51. И так вот кожу белую чернят... – смысл: "Так люди превращаются в животных (кожу белую
чернят), вняв обольщеньям волшебницы Цирцеи (А., XXVI, 91; Ч., XIV, 42), прекрасной дочери Гелиоса-Солнца (дарующего утро и закат), то есть прельстясь
земными благами".
В оригинале эта терцина прочитывалась и понималась различно. Предлагаемый перевод также допускает другое прочтение и другое понимание, если слова "вняв
обольщеньям" выделить в запятых как вводные. В таком случае смысл ее будет: "Так люди, вняв обольщеньям, чернят белую кожу прекрасное дочери солнца, то
есть портят человеческую породу, дочь солнца – отца всего, в чем смертна жизнь" (Р., XXII, 116). ( вернуться)
52. Ведь над землею власть упразднена – ни светская, ни духовная
власть не выполняют своего назначения. ( вернуться)
53. Но раньше, чем январь возьмет весна... – год Юлианского календаря был длиннее
солнечного года примерно на одну сотую долю дня и отставал от него за каждые сто двадцать восемь лет на один день, так что январь постепенно передвигался к
весне. Беатриче хочет сказать, что перемена наступит скоро. ( вернуться)
54. Вихрь – то есть грядущий избавитель человечества. ( вернуться)
55. Точка – невещественная, неизмеримая и неделимая, своеобразный символ божества.
( вернуться)
56. Ослепительную Точку – обнял круг огня подобно тому, как луна или солнце (названные здесь
"небесным светом", то есть светилом) бывают окружены кольцом лучей, которые они "изображают" (то есть рисуют, создают) в густом тумане, как бы несущем, это
кольцо.
Круг огня – по мысли Данте, этот круг, как и остальные восемь, концентрически его объемлющие, состоит из ангелов,
разделяемых на три "трехчастных сонма" (ст. 105). ( вернуться)
57. Быстрейший бег – то есть скорость Перводвигателя. ( вернуться)
58. Гонец Юноны – Ирида, радуга (Р., XII, 12). ( вернуться)
59. Чем выше мод срединой – то есть чем дальше от Земли, расположенной в центре мира, по мысли
Данте. ( вернуться)
60. Любовь и свет – ср. Р., XXVII, 112. ( вернуться)
61. Подобье и прообраз – Данте недоумевает, почему в мире ощущаемой природы (ст. 49),
которая есть подобье своего прообраза, мира сверхчувственного, небесные сферы тем "божественнее" (ст. 51) и тем быстрее, чем они отдаленнее от центра, а здесь,
наоборот, круг, ближайший к Точке, – самый яркий и самый быстрый. ( вернуться)
62. Плотские своды – то есть небесные сферы. ( вернуться)
63. Смысл: "Наш свод, то есть Перводвигатель, наиболее совершенная
из небесных сфер, соответствует наименьшему из ангельских колец, превысшему в знанье и в любви". ( вернуться)
64. Смысл: "Если принимать во внимание только силу, присущую небесным сферам и
ангельским кругам, а не их величину (видимость), то легко установить, что существует прямое соотношение между совершенством каждой небесной сферы и совершенством
управляющего ею Разума, воплощенного в ее "движителях" (см. прим. Р., II, 129), и что большому объему небесной сферы соответствует многое содержание благотворной
силы, а небольшому – малое". ( вернуться)
65. Борей – северный ветер.
Щекой, которая не так сурова – то есть, дуя правым углом рта, он навевает северо-западный ветер, проясняющий небо и
более мягкий, чем северо-восточный. ( вернуться)
66. И множились несметней – то есть их было больше, чем: 2 в 64 – 1 (= 18446744073709551615),
– количество хлебных зерен, которое, по легенде, некий изобретатель шахмат попросил себе в награду у персидского царя. ( вернуться)
67. Покорны узам – то есть узам любви, привязывающей ангелов к богу.( вернуться)
68. Престолы – см. Р., IX, 61–62. ( вернуться)
69. Так лестница помалу пройдена – смысл: "Милость и добрая воля определяют степень заслуг;
степень заслуг определяет полноту созерцания; полнота созерцания определяет полноту любви и блаженства" (ср. Р., XIV, 37-42). ( вернуться)
70. Ночной Овен – то есть осень, когда по ночам видно созвездие Овна. ( вернуться)
71. Три богини – то есть три ангельских чина. ( вернуться)
72. К высоте – то есть к срединной Точке. ( вернуться)
73. Книзу – то есть по направлению к периферии. ( вернуться)
74. Дионисий Ареопагит – см. прим. Р., X, 115–117. ( вернуться)
75. Григорий – то есть папа Григорий Великий (590–604), несколько иначе строивший иерархию
ангелов. ( вернуться)
76. Здесь не узревший – то есть наставник Дионисия, апостол Павел (см. прим. А., II, 28).
( вернуться)
|
| |
|
Мириады светящихся душ.
Так видел я — несчетность блесков мчится
Навстречу нам...
Иллюстрации Гюстава Доре к 3-й части «Божественной комедии». Paradise (Рай), 1868 год.
В 1855 году Гюстав Доре (1832-1883) начинает работу над серией иллюстраций к «Божественной комедии» Данте Алигьери, открыв тем самым грандиозный творческий проект
«Шедевры литературы».
|
|
|
| |
|
